От Умбы до Тювы на шлюпке 6 глава

Северное солнышко лениво. До зимы ещё далеко, а оно уже греет без усердия, к зениту не стремится. Вообще не любит подниматься высоко. И за горизонт если ныряет, то не глубоко. Потому сумерки на севере продолжительные, наступают рано и длятся долго. Летом могут длиться даже всю ночь. Белыми ночами называется такое явление.
Дождевая туча поливала мореходцев, да и вылилась вся — испарилась. Пасмурные краски неба волшебным образом приобрели розовый оттенок. Словно грязно-серую простыню небес сменили на нарядный ситец в редкую ягодку малинку. Казалось, свет наступивших сумерек даже ярче хмурого и дождливого дня. Высокие перистые облака, как сказочные софиты изливали отражённое сияние от закатившегося светила. Их свет струился ровным потоком на одинокую лодочку — центр мироздания наших листригонов. Он не давал теней, очертания предметов смягчились. Перламутровые оттенки сделались присущи и небу, и морю, и всему, что окружало наших героев. Будто мир примерил розовые очки! Установившуюся благостную картину природы портил всего один незначительный изъян. В сумеречном морском пейзаже всё ещё отсутствовала суша.
Указанное эстетическое несовершенство мира несло мореходцам весьма ощутимые страдания, которые можно рассматривать, как косвенные следствия отсутствия суши. Во-первых, все промокли насквозь, а небесные северные софиты сияли холодным светом, и у костерка не согреться, покуда берега нет. Во-вторых, ветер иссяк. Покойная идилия, созданная творцом, требовала штиля. Мокрый парус обвис, и ял монотонно качался на взявшейся не пойми откуда ряби. Неблагоприятные данности судьбы листригоны устраняли испытанным способом — греблей, которая и согреет, и придаст лодке ход. Здесь некстати проявилась третья неприятность. Та килька в томате, которую они запеликанили без аппетита на полдник, вдруг стала настойчиво проситься наружу. Морская болезнь неожиданно проявила себя. Сначала один, за ним другие гребцы траванули за борт. Морская болезнь — это, как известно, синдром укачивания. Можно было бы объяснить её только коварной рябью, но и психологический дискомфорт, связанный с потерей суши из виду также ослаблял жизнестойкость. В четвёртых, долгое отсутствие туалета… И это прозаическое обстоятельство быта уже изрядно досаждало мореходцам.
Обворожительная, если глядеть на неё со стороны, картина северных сумерек в румяных тонах, для наших героев, которые проживали внутри неё, была скверной. Особенно несладко приходилось судоводу. Это на его голову в спустившихся обворожительных сумерках вдруг обрушился вал вопросов. Вспомнили пресловутый треугольник:
— Три часа правым галсом туда и три часа левым обратно?
— Уж вечер близится, а берега всё нет!
— Ну оказался треугольник неравнобедренным! Что поделаешь?
— А теперь какой курс держим?
— На запад…
— А точнее?
— Чтобы сказать точнее, нужно знать поправки компаса: склонение и девиацию. На одной карте указано магнитное склонение 14 градусов, на другой — аж 16 восточного. Целая магнитная аномалия! А девиацию этого прибора, — судовод махнул в сторону потёртого, местами промятого нактоуза, — никто и никогда не мерил. Течение, думаю, небольшое сносит нас в сторону Баренцухи. В сумме истинный курс 290–300 градусов. Скоро увидим землю! Куда она денется?
— А где мы находимся, знаешь?
— У Терского берега…
— Так мы с начала похода у него!
— Не, там был Кандалакшский.
— А показать на карте можешь?
— Сегодня вряд ли, — признался судовод.
— Вас же учат определяться! Практически и не учат больше ничему! Все шесть лет… — наседал один из странников, разочарованный ответами судовода.
— Вон, секстан под скамьёй! Ты даже ящик с ним ни разу не открыл.
— Нечего им измерять, и таблиц высот и азимутов светил нету.
— А без таблиц нельзя, что ли, высчитать координаты?
— Приблизительно если. Широта места равна высоте Полярной, единственной неподвижной звезды. Но даже, если б появилась Полярная на небе, то не измерить её высоты. Кольский полуостров с севера, а звезду надо сажать на горизонт. На водную гладь, а не на сушу. Обогнём когда Кольский, тогда попробуем.
— А другие способы?
— Без таблиц нет других. Впрочем, можно долготу места определить по разнице времени между 12:00 и астрономическим полднем. Это надо непрерывно измерять высоты полуденного солнца и засекать время замеров до тех пор, пока солнце не пойдёт вниз. Руководствуясь полученной таблицей узнаем момент времени истинного полдня. Часовой пояс да разница в минутах и дадут долготу. Но весь день облачность! К тому же хронометра нет. Поэтому пусть секстан покоится в ящике, может ещё пригодится.
— Как так? Он не знает, где мы находимся! Тоже мне штурман… В лодке… В открытом море… Неизвестно где… А я-то думал! — сетовал Разочарованный странник.
— Брось ныть! Причалим, там, на берегу, может какой ориентир поможет определиться.
Другие гребцы слушали эту беседу, грозящую перейти в распрю. И некоторые были не прочь поддержать Разочарованного, фактическая правота которого была на лицо. Счисление утеряно, берега не видать, вечереет. В душе кто-то из них попрекал судовода, а кто-то даже ругал его на чём свет стоит. Напряжение в лодке нарастало. Тогда выступил тот, кто умеет радоваться не только благоприятным обстоятельствам, но возникающим трудностям. Миша, веселящийся над случаем проявить стойкость и выдержку, посмеиваясь объявил:
— Забыл, парни… В том лыжном походе, про который я рассказывал… В тот день, когда мы и пяти километров не прошли… Когда застряли в ложбине, окружённые склонами, уходящими круто вверх, Яша из нашей компании тоже так выяснял, где мы находимся. Требовал показать точку на карте. А на той схеме местности, которую мы называли картой, никаких скал вообще не было. Ничего там не было указано, на той левой схеме местности. Ведь мы шли в приграничье, где карты секретные. Мы потом показали ту схему мужику, который нас вывел к лесной избе, так тот совсем не узнал местности. Сказал, что это неправильная карта. Нарисовал нам, как идти. У него самого карты тоже не было. Нарисовал из головы, как знал. Что поделаешь, секретная зона… А Яше тогда пришлось по уху треснуть, чтоб отвял, вместо разъяснений. Раз нет понятия, где кончается юмор, нет способности иронично взглянуть на обстоятельства со стороны, то и нечего мешать другим пребывать в оптимизме.
Спор перешёл в стадию обсуждения “здоровости” оптимизма. Коллективное мнение твёрдо склонилось в сторону “здоровый”. Шесть вёсел снова и снова в такт заносились вперёд и делали дружные гребки.

Наконец показалась полоска суши, и ещё через час ребята причалили к берегу. Это был пологий берег без растительности. Тут и там торчали валуны, много вынесенной на берег мёртвой древисины. Дерево можно было жечь в костре.
Сгущающаяся тьма скрывала дальние виды. Вблизи никаких ориентиров не было, если только не считать за ориентир сам низменный характер побережья. Ещё утром они стартовали от скалистого высокого уступа, видного даже при значительном удалении от берега. Собственно высота берега была частичным объяснением, почему из лодки не было видно сушу. Ведь дальность видимости нынешнего низкого берега была значительно меньше.
Розовые и необычно светлые гражданские сумерки уже сменились навигационными, когда багровое зарево освещало только запад. Навигационные сумерки сменились астрономическими. Звёзды загорелись уже, а горизонт, подсвеченный едва заметной зарёй, был виден ещё.
Кашеварили и ставили палатку в потьмах. Потом весело поглощали ужин. Казалось, никто и не помнит об испытаниях, выпавших на минувший день, о возникшей к вечеру в лодке напряжённой ситуации. Однако отметили ясность небес и отчётливую видимость небесных светил. Вернулись к спору об определении места.
— Ну вот она Полярная! Давай, Женька, измерь её высоту.
Конец астрономических сумерек — лучшее время для замеров звёзд. Судовод, однако, не двинулся.
— На севере под отвес Полярной земля, — сказал он, — а секстану нужен горизонт.
Забурились в палатку в спальных мешках. Засыпая, судовод всё перебирал в мыслях способы определится. “Не пропустил ли чего?” — думал он. Ответа пока не находил.

15.12.2025 года.