Роман. Огненная Валькирия. Глава 3. -

   
                «Глава 3»

                «Ворошиловский прорыв»

                (Фото из интернета)      

    - И так! - Товарищи офицеры, начнём! Поднялся со своего места Ворошилов и,
  поскрипывая половицей, стал прохаживаться взад-вперёд по комнате. - Как вы все
  знаете, положение у нас крайне критическое! - За нами идут австрийцы и немцы!
    - А впереди белоказаки и Добровольческая армия! - И тем не менее…  Сегодня
  утром, на железнодорожном вокзале в городе Миллерово, под председательством
  товарища Артёма, прошло заседание Совета Народных Комиссаров Донецко-
  Криворожской республики. На нём было принято решение оставить на время
  республику и отходить по железной дороге через донские степи на восток,
  в город Царицын.
    - Как в Царицын?! - Возмутились и загомонили все офицеры.
    - Ведь это верная гибель! - Кричал один из них.
    - Нас казаки всех в степи порубают! - Не лучше ли здесь оборону
  организовать?! Возмущался второй.
    - Не бойся! - Успокоил его комдив Степан Климов. - Это мои степи! - Не
  порубают!
    - А как же беженцы?! - Их тысячи! – Мы что, их бросим?! - Воскликнул третий.
    - Тихо!! - Громогласно воскликнул Ворошилов и ударил ладонью по столу. 
  Офицеры замолчали и внимательно посмотрели на командарма.  Климент Ефремович
  провёл по всем  ним тяжёлым взглядом, помолчал минуту и воскликнул.
    - Какая к черту здесь может быть оборона?! - О чём вы говорите?! - Бросил он 
  подавляющий взгляд на того офицера, который выкрикнул эту идею. - Здесь нет ни 
  одного оборонительного укрепления! - А новые не построишь! - У нас нет на это
  времени! - Да и кто нам позволит это сделать?! - Немцы в 40–45 верстах от
  города!  Три перехода, и они будут здесь! - У нас максимум двое суток, чтобы
  подготовиться и без потерь уйти отсюда!
    - Но мы в пути неминуемо столкнёмся с казаками!
    - Да! - Согласился Ворошилов. - И я думаю, что они будут нас преследовать до
  самого Царицына. - И не дадут нам и минуты покоя!
    - Понятно! Воскликнул комдив Климов. - Значит, будем прорываться с боями?
    - Да! - Подтвердил Ворошилов. - Несомненно! - Нам будет нелегко! - Но
  другого выхода у нас, к сожалению, нет!
    - А как же быть с беженцами и рабочими? - Спросил один офицер. - Их три
  тысячи, не меньше!
    - Всех будем вывозить. Сел на стул Ворошилов. - Для этого подготовлены сотни 
  паровозов и более 3-х тысяч вагонов. Уже третьи сутки непрерывно идет
  погрузка.  Сегодня всю ночь будут грузиться и под охраной отправляться на
  Царицын и Воронеж вагоны с зерном, оружием, банковскими, типографскими и
  другими ценностями. - Завтра грузим людей и войска. - Двигаться будем так!
  Склонился над картой Ворошилов, и вслед за ним все офицеры. - В головной части
  и в хвосте колонны будут идти бронепоезда. Красноармейские части должны
  охранять каждый из вагонов по всему пути следования! - Из крепких бойцов и
  беженцев сформируем отряд железнодорожников, которые будут восстанавливать
  возможные поврежденные пути! - Так и будем прорываться до самого Царицына. 
  Провел рукой по карте Ворошилов. - Задача всем понятна?
    - Да! - Хором ответили офицеры.
    - Вопросы есть?
    - Никак нет!
    - Тогда сверим часы. Закатив рукав кителя, посмотрел на свои часы Ворошилов.
  23 часа 45 минут. - Отдыхать некогда, товарищи, - завернул рукав на место
  Ворошилов. - Даю вам час на сборы, и  жду всех на вокзале, а пока вы свободны.
      Офицеры поднялись из-за стола и, о чем-то перешёптываясь между собой, 
  стали выходить на улицу.
    - Да дела! - Ну и что ты обо всем этом думаешь? - Спросил уже на улице
  своего приятеля Крауса. Степан Иванович Климов закатал самокрутку, прикурил,
  выпустил облако дыма и посмотрел в темноту на Арнольда.
    - Думаю, что этот прорыв до Царицына будет не простым. - И нам всем очень
  плохо придется. – Поверь мне, Арнольд. - Очень плохо!
      Слова Климова оказались пророческими: едва последние эшелоны  с беженцами
  и войсками покинули Миллерово, как к городу подошли немецкие войска, взяли
  город и даже обстреляли последний эшелон. День за днем,  с утра до вечера, все
  эшелоны Ворошиловского прорыва подвергались постоянным обстрелам и нападкам
  белоказаков. Даже с воздуха их бомбили аэропланы.  Подрыв мостов и путей
  сообщения был обыденным делом. Вскоре начались крупные бои, сначала с немцами,
  спасая беженцев в Лихой, затем с белоказаками под Каменкой и Белой Калитвой. В
  станице Морозовской, занятой большевиками, пришла, наконец, первая помощь.
  Красноармейцы Морозовского полка присоединились к походу и сделали все,
  чтобы эшелоны как можно быстрее покинули станицу, и ушли на восток.
      Непрерывные бои участников легендарного похода оставляли после себя сотни
  раненых и больных. Вскоре их набрался целый эшелон, более шестисот человек,
  все они нуждались в срочной врачебной помощи. Перед командованием встал
  неотложный злободневный вопрос: что делать с ранеными? Идти дальше как шли
  общим порядком, что было для многих раненых неминуемой смертью? Или отправить
  их вперед под флагом красного креста и защитой бронепоезда? Было принято
  второе решение, и раненых отправили вперед отдельным эшелоном.
      Вечером 21 мая эшелон с ранеными прибыл на станцию Суровикино. Ночью, 
  пока бронепоезд был на разведке, один из  предателей охраны предупредил врага.
  На рассвете белые подтянули три 76-мм дивизионные пушки и приступили  к
  массированному артиллерийскому обстрелу станции. На станции начался кромешный
  ад! Снаряды рвались на путях, разрывали в клочья вагоны! Многие раненые,
  пытаясь спастись, выпрыгивая из окон вагонов, ломали себе ноги и погибали от
  разрывов снарядов и града картечи, зрелище было ужасное.  После обстрела
  артиллерией на станцию ворвались белоказаки и пехотинские добровольческие
  части. Путь им попытались преградить стрелки красногвардейцы из охраны
  эшелона, те из них, которые уцелели. Но силы были неравными,  и к 9-ти часам
  утра белые захватили эшелон. Началась бессмысленная и беспощадная кровавая
  бойня! Раненых беспомощных солдат кололи штыками, рубили шашками, стреляли в
  упор! Перебили всех, даже медсестер, которые пытались остановить
  кровопролитие! Самой молоденькой из них, Клавдии Ершовой, которая увязалась
  добровольцем в помощницы к своей сестре Елене, едва исполнилось 15 лет. Совсем
  еще ребенок!
      Эта ужасная трагедия потрясла всю Армию! В день похорон 24 мая К. Е.
  Ворошилов и товарищ Артем лично спустили в могилу порубленные тела 15-летней
  Клаудии, и ее 22-летней старшей сестры Елены. Обе они в минуту прощания лежали
  в гробах, с головой накрытые окровавленными простынями,  зрелище жуткое.
    - Не могу! - Не могу я смотреть на это! Опираясь на плечо друга Арнольда,
  отвернулся в сторону комдив Степан Климов. Его худое загорелое лицо было
  искажено гримасой искренней и глубокой скорби, а в глазах застыла слезная
  пелена. - Как посмотрю на эту девочку, так сразу свою дочь, кроху Анну, 
  вспоминаю. - Я здесь, на войне, а они ведь там! - А ей всего 4 года! - Кто
  защитит ее от этих детоубийц?! - Ох!! - Мерзавцы проклятые! - Не ждите у меня
  пощады! - Вы заплатите у меня за это дитя! Долгие похороны всех погибших
  раненых закончились траурным митингом, на котором пламенно выступили все
  партийное  начальство этого похода, К. Е. Ворошилов, товарищ Артем 
  (Сергеев Ф. А.), Товарищ А. Я. Пархоменко и многие другие командиры, и бойцы
  Красной армии.  Пообещав жестоко отомстить за своих товарищей и девочек,
  сестер милосердия, Молчал среди всех только Климов. Он, ничего не обещая,
  мрачно скорбел, опустив поседевшую голову и стиснув зубы, играл жилами на
  опавших щеках. Угрозы же, озвученные при своем друге, Степан Иванович не
  оставил без исполнения,  его вообще после этого тяжелого дня словно подменили.
  Охраняя эшелоны на пути  следования, 10-я кавалерийская дивизия Климова, меняя
  очередность полков, занималась разведкой и небольшими вылазками в сторону от
  маршрута. После трагических событий, описанных выше, все вылазки охранных
  полков неожиданно  начал возглавлять самолично комдив. Степан Иванович Климов
  в эти дни, казалось, совсем не слезал с коня и все выискивал и выискивал
  отряды врагов.

      Однажды, когда эшелоны на неделю застряли на очередной станции Чир из-за
  взорванного белыми войсками моста через Дон, а рабочие, разбирая все постройки
  вокруг, стали его восстанавливать. Климов, оставив полки охранения, взял с
  собой один из полков и ушел с ним в неизвестном направлении,  пропав на целые
  сутки. Позже стало известно, что в ближайшей станице Нижне-Чирской находится
  штаб белого генерала К. К. Мамонтова, а в окрестных деревнях размещались его
  войска. Получив эти сведения от разведки, Климов со своим полком двинулся
  в бой. Где он сражался и с какими силами противника – неизвестно. Но когда
  через сутки полк Климова вернулся назад  в изрядно потрепанном виде и с
  потерями более сотни казаков, было понятно, что они побывали в очень сильном
  сражении. Вид самого Степана Ивановича Климова на фоне остальных казаков был
  просто ужасным. Его взмыленный белый  конь, переминаясь на месте с ноги на
  ногу и до боли, закусывая вспененным ртом удила, жадно  хватал воздух
  расширенными ноздрями. Фыркая и потрясывая головой  и гривой, он никак
  не мог угомониться, пока один из казаков не взял его под узды и поглаживать по
  шеи не начал успокаивать. Сам Степан Иванович все  это время словно не живой
  неподвижно сидел в своем седле, направив помутненный пустой взгляд вдаль
  горизонта. Его лицо было мертвецки бледным, зрачки глаз расширены до предела,
  а изрытый морщинами лоб покрыт легкой испариной. В правой руке Климова была
  оголенная, окровавленная шашка, затянутая до посинения темляком на его
  запястье. Вся правая сторона коня комдива, от шеи до седла, правой ноги и
  галифе  Климова, была багровой и мокрой от чужой крови.
    -  Боже мой! – воскликнул один из солдат, когда увидел это жуткое зрелище. -
  Это же скольких беляков ваш комдив сам, своей рукой зарубил? - Спросил этот
  солдат одного из казаков Климова.
    - Много! - ответил казак. - Ты даже не представляешь, как много!
      Такой была  месть Степана Ивановича Климова белым за порубленных сестер
  милосердия Ершовых и уничтоженных раненых товарищей. Надо сказать, что и сам
  Степан Иванович, видимо, душевно и очень сильно пострадал в том бою, так как в
  тот же день с головой погрузился в пьянку, пытаясь водкой смыть из памяти
  образы тех кровавых мальчиков, которых он зарубил в той страшной кровавой
  битве.
      А тем временем, через трое суток после похода Климова, генерал Мамонтов, 
  желая отомстить за свои потери, бросил все силы на уничтожение 5-й и 3-й армий
  Ворошилова и всех эшелонов. Узнав от разведки об этом походе Мамонтова,
  Климент Ефремович приказал армии занять круговую оборону, и пока рабочие 
  продолжали под обстрелами восстанавливать взорванный мост, армия приняла бой.
  Это сражение продолжалось полмесяца – с 16 июня по 2 июля. Во все дни этих
  боев работы по ремонту моста не прекращались ни на минуту. Наконец, в ночь с 1
  на 2 июля, бронепоезд «Черепаха», а вслед за ним и все остальные эшелоны,
  прошли по восстановленному мосту и продолжили движение в сторону Царицына.  До
  конечной цели оставалось несколько верст, когда произошел новый, ожесточенный,
  но уже последний бой за станцию Ляпичев. За ней, на станции Кривая Музга, уже
  стояли красные части.
      Бой на станции Ляпичев для белых был очень тяжелым. Зажатые с обеих сторон
  красными войсками, словно в тисках, они начали отчаянно отбиваться в обе
  стороны. Штурмуя их полки 21-й стрелковой дивизии Арнольда Крауса, пошли в
  наступление, завязался сильный бой. Белая артиллерия нещадно била по стрелкам.
  Один из снарядов разорвался в двух шагах от комдива Крауса, порвав его тело
  мелкими осколками, и отбросив взрывной волной в пыль и мрак без сознания.
  Солдаты заметили ранение своего командира и быстро вынесли его с поля боя.
  Через два часа закончился и сам бой, белых разбили, и красные части
  соединились. А 4-го июля первые эшелоны прибыли в город Царицын.
      Легендарный "Ворошиловский прорыв", поход на город Царицын закончился.
  Расстояние от города Миллерово до Царицына чуть более 400 километров. В мирное
  время  паровоз той поры прошел бы его со всеми задержками максимум за двое
  суток. Эшелоны Ворошилова это же расстояние прошли с боями за два с половиной
  месяца. И едва 6 июля последние эшелоны вошли в город, как тут же началась его
  долгая осада.
      Ранним утром 8 июля 1918 года Донская армия под командованием Атамана
  Всевеликого Войска Донского П. Н. Краснова, численностью до 45 тысяч шашек и
  штыков, при 610 пулемётах и поддержке более 150 орудий, двинулась на город 
  Царицын. Началась первая оборона Царицына. Поставив себе цель очистить город и
  окружные станицы от большевиков, атаман Краснов и его соратники генералы К. К.
  Мамонтов и А. П. Фицхелауров начали осаду города с трех сторон.
  Кровопролитные, упорные бои шли три месяца с июля по сентябрь 1918 года. Но,
  несмотря на численный перевес, упорный натиск белых и внутренние склоки
  в руководстве большевиков между чрезвычайным уполномоченным ВЦИК И. В.
  Сталиным, начальником Генштаба А. Е. Снесаревым и Нарком-воин-мором Л. Д.
  Троцким, красные тогда победили, отстояв город. Но не прошел и месяц,  с
  момента поражения белых, как атаман П. Н. Краснов, объявив полную мобилизацию
  на Дону, пополнил казаками свои полки и вновь направил  армию на город
  Царицын. Началась вторая оборона этого губернского города! Эта оборона 
  продлилась два месяца с сентября по октябрь 1918 года и также закончилась
  разгромом белой армии. И только во время третьей обороны города, после того
  как А. И. Деникин освободил П. Н. Краснова от командования Донской армией и
  направил в подкрепление на Царицын Кавказскую армию барона П. Н. Врангеля,
  ситуацию удалось переломить, и 20 июня 1919 года после многомесячных упорных
  боев белые, наконец, взяли город.
      Все три обороны Царицына Арнольд Краус провел в Московском госпитале, в
  который его отправили с одним из эшелонов Красного Креста по личному
  распоряжению командарма Ворошилова. Такое долгое его лечение было связано не
  только с лечением многих осколочных ранений, которые он получил во время
  взрыва снаряда, но и с обострением боли в спине. Старая травма позвоночника
  уже давно напоминала о себе Арнольду. И если раньше она все больше ныла,
  реагируя лишь на перемену в погоде, то после последнего ранения и нового
  падения на спину боль в позвоночнике стала появляться уже чаще. Обследовав
  его,  Московские специалисты озвучили неожиданный  и очень неприятный диагноз.
  По всем признакам это была начальная стадия Анкилозирующего спондилоартрита,
  или как позже назовут эту болезнь, болезнь Бехтерева. Хроническое системное
  заболевание суставов позвоночника и поражение его мягких хрящевых тканей.
      Происхождение этой болезни до сих пор не изучено. Считается, что она может
  быть вызвана как последствиями травмы позвоночника и любых суставов рук и ног,
  так и другими неизвестными причинами. Бытует мнение, что эта болезнь неплохо
  лечится и даже излечивается при теплом климате и покое больного. Но какой
  может быть покой, когда идет гражданская война?! Поэтому едва Краус  залечил
  свои осколочные раны, он сразу стал искать повод, чтобы сбежать с госпиталя,
  и вскоре такой повод представился. Этим поводом были письма жены Берты, о ее
  тяжелой жизни с детьми в Риге и о смерти родителей Арнольда! Первым в марте
  1919 года умер отец, а следом за ним, через два месяца умерла и мать Крауса.
  Это было последней каплей! Теперь Арнольда  в госпитале не смог удержать ни
  один врач.
      В конце июня 1919 года, через десять дней после падения Царицына и почти
  через год после своего тяжелого ранения и обострения болезни, Арнольд  покинул
  госпиталь. Получив двухнедельный отпуск, он сразу отправился в Ригу. Посетив
  могилы родителей, Краус забрал Берту с детьми и перевез их в Петроград, на
  выделенную его семье реввоенсоветом квартиру. После этого он покинул город и
  вернулся на южный фронт. Здесь его ждал приказ о награждении орденом «Боевого
  красного знамени» за умелое командование дивизией во время «Ворошиловского
  прорыва» и проявленную храбрость в боях на подступах к городу Царицын.
  Орден Арнольду вручал лично член Реввоенсовета товарищ И. В. Сталин.
    - Поздравляю тебя, друг! - Пожал руку Арнольду и обнял в охапку своего
  приятеля Степан Климов.
    - Ум…! - Поморщился от боли в спине Краус и отстранился от друга рукой.
    - Что такое?! - Нахмурил густые брови Климов.
    - Это моя травма в спине, полученная еще в империалистическую войну,
  обострилась. Вздохнул Краус. - Из-за нее меня в госпитали и держали целый год.
    - Извини, друг, я этих подробностей не знал! - Опустил руки Климов.
    - Да ничего. - Ничего. Улыбаясь, успокоил своего друга Арнольд. - Жить, в
  общем-то, пока можно, терпимо. Если чрезмерно спину не перегружать и сильно не
  опираться на нее!
    - Извини еще раз! - Жалостливо посмотрел на своего приятеля немца Климов.
    - Все забудь! – Решительно отрезал Краус. - Ты лучше расскажи, как воевал
  без меня все это время? - Я вот смотрю. Опустил взгляд на гимнастерку Степана
  Ивановича Арнольд. – У тебя тоже на груди орден красного знамени весит.
    - Да! Глянул на свою грудь Климов. - К. Е. Ворошилов вручил за оборону
  Царицына и разгром отступающих от города казаков Атамана Краснова.
    - Ох и дали мы им в феврале под зад! Надрали шерсти! Бежали, только пятки
  мелькали!
    - Ха! - Ха! - Засмеялся Арнольд. Но через минуту посмотрел на Климова и
  сказал серьезно: - Да, надрали! А нынче Царицын опять у белых.
    - Это ненадолго, поверь мне! - Уверил друга Климов. - Сейчас к нам на Юг
  России стягиваются все новые и новые силы!  - Везде по местам идет
  перегруппировка войск! Одни полки и бригады расформировывают, и их личным 
  составом укрупняются другие части! Готовится что-то масштабное, и мы стоим на
  пороге грандиозных событий, поверь мне! - Грядут большие перемены.
      Степан Иванович Климов, как всегда, был прав. На южном фронте шла
  масштабная перегруппировка войск. Так 17 ноября 1919 года, на основе 1-й
  конной бригады, была создана 1-я Конная армия. И Степан Климов, и Арнольд
  Краус получили в этой армии свои назначения и новые дивизии. Так комдив Степан
  Иванович Климов получил 11-ю кавалерийскую дивизию, а Арнольд Карлович Краус –
  9-ю стрелковую оперативную дивизию. С этими дивизиями, в составе  1-й конной
  армии, они и прошли все последние годы гражданской войны до самого конца. От
  Царицына до Украины и от Польши до Крыма, где за умелое руководство дивизией и
  личную храбрость в Перекопско-Чонгарской операции Арнольд Карлович Краус был
  награжден вторым орденом «Боевого Красного Знамени», а Степан Иванович Климов
  наградным золотым оружием(шашкой) «За храбрость». Но прежде всего этого
  произошло одно неожиданное событие, которое потрясло и озадачило Степана
  Ивановича Климова, лишив его покоя своей загадочностью и неясностью.

       Это событие произошло за два месяца до создания 1-й конной армии, тогда
  еще в составе 1-го конного корпуса Степан Климов со своей дивизией вел бои с
  белоказаками атамана Краснова в родных местах. Здесь 3 сентября его  части
  освободили железнодорожную станцию Качалино и другие окрестные хутора. После
  чего Климов отправился в родную станицу Трехостровскую. Мысль о судьбе жены и
  детей не давала ему покоя. Прошли слухи, что белоказаки красновцы зверствовали
  в то время по окружным хуторам и станицам, выявляя семьи красных казаков,
  коммунистов и поголовно истребляли их, всех от мало до велика, а курени и все
  хозяйственные базы сжигали. Климов с передовым отрядом одного своего полка
  ворвался в родную станицу рано утром 5 сентября. Разбив белоказаков,
  кавалеристы Климова уже к полудню захватили всю Трехостровскую. По местам
  станицы то там, то здесь среди гор черных головешек и пепла виднелись
  почерневшие обугленные столбы печей спаленных куреней. Не останавливаясь ни на
  минуту, Климов пришпорил коня и, проскакав станицу, направил его к своему
  дому. Но едва он прибыл на место, как понял, что его дома тоже нет! Та же
  почерневшая печь и гора головешек. А во дворе у пепелища сгоревшего куреня
  лежит зарубленная шашкой его собака. Степан  Иванович спрыгнул с коня и со
  слезами на глазах стал ходить по пепелищу рассматривать головешки родного
  дома.
    - Да натворили дел изверги! - Покуражились! - Послышался чей-то сухой,
  хрипловатый голос за спиной у Степана. Климов обернулся и увидел за плетнем
  своего двора, метрах в пяти от себя, на дороге старика казака лет 70-75,
  среднего роста. Одет он был в старый заношенный, заштопанный китель синего
  цвета с двумя георгиевскими крестами на правой груди и такие же синие, мятые
  брюки с облезлыми красными лампасами по бокам. На ногах у него были
  поношенные яловые сапоги, смятые в гармошку, а  на голове красовалась заметно
  новая, синяя фуражка с ярко-красным околышем и овальной общевойсковой кокардой
  для нижних чинов в Бозе почившей императорской  армии.
    - Ты кто таков? - Нахмурив брови, бросил свой тяжелый взгляд на старика 
  Климов.
    - Ты что ж, Степушка, совсем своего соседа не признал! - Это же я! – Архип
  Захарович Фролов! – Воскликнул своим хрипловатым голосом, с небольшой улыбкой
  на устах старик.
    - А! Дед Архип! - Равнодушно признал старика Климов. -  Ну, здравствуй.
  Поздоровался он с ним и вновь повернулся к пепелищу своего дома.
    - Здравствуй, Степан. - Поздоровался старик и, помолчав секунду, тут же
  воскликнул. - Вижу,  ты очень расстроен. - Однако, ты, Степан, не сокрушайся
  почем зря! Прокряхтел старик. – Живы все твои близкие! – Когда эти изверги
  пришли и ваш курень пожгли, твоей семьи в доме уже не было.
    - Что?!! - Резко повернулся Климов и на секунду застыл. Затем мгновенно
  перескочил через плетень и, схватив худенького старика под мышки, оторвал от
  земли и так встряхнул, что с несчастного Архипа едва душа не выскочила.
    - Что ты сказал, старик?! - Повтори!
    - Так, так, так, то и сказал! - Заикаясь, испуганно воскликнул дед и, бегая
  глазами, затряс своей седой бородкой. - Живы все твои! - И жена, и детки живы!
    - Все живы!
    - Почем ты знаешь, что они живы?! - Где они?! - Говори!
    - Где, где, они я не знаю! - Продолжил заикаться старик. - Одно знаю точно,
  сам тому свидетель! Когда белоказаки пришли, твоей семьи дома уже не было! - А
  на двери замок висел. Они вошли во двор, а тут кабель ваш, откуда-то из-за
  базов прибежал и накинулся на них, вот они шашкой и зарубили его, а затем ваш
  курень сожгли! Это я сам из окна своего куреня видал.
      Рассказ старика произвел на Климова сильное впечатление и вызвал у него
  двоякое чувство. С одной стороны, он успокаивал знанием того, что его близкие
  живы, и давал надежду встречи с ними. А с другой – он просто убивал своей
  неизвестностью.
    - Ну и что ты обо всем этом думаешь? Спросил Климова Краус, когда тот
  вернулся в штаб армии после своих рейдов по родному краю и рассказал Арнольду
  эту историю.
    - Где ты теперь будешь искать свою семью?
    - Не знаю. Вздохнул Климов, помолчал минуту и посмотрел на друга. Есть у
  меня одна догадка, которая теплит мою душу надеждой. - Если и правда, моя
  семья с ним! То тогда я могу быть спокоен! Улыбнулся впервые как-то загадочно
  Степан.
    - С кем с ним? Удивился этой недосказанности и такой резкой перемене в
  настроении своего друга Краус.
    - С Кириллом Артемьевым. - С братом моей жены. Ответил Климов. - Правда, он
  уже давно не Кирилл. После пострига ему дали имя Михаил. - Но для нас он по-
  прежнему Кирилл.
    - Так он что, монах? Спросил Краус.
    - Да, ответил Степан, и через минуту поморщился. - Только прошу тебя,
  Арнольд, не рассказывай об этом никому! - Это, конечно, не секрет, вверху
  давно знают,  что я женат на дочери купца первой гильдии, а ее брат -
  иеромонах! - Но лишний раз напоминать об этом все же тоже не стоит.
    - О чем ты говоришь, Степан? Воскликнул Краус. - Зачем мне все это? - Я что,
  не знаю, как наша власть относится к церкви? - Знаю, хотя не понимаю,  какие
  церковники для нас враги!
    - Вот я, в толк, никак не возьму! - К чему все это богоборчество! Вздохнул
  Климов. Какой вред нам от попов? - Взять хотя бы брата моей сестры этого
  Кирилла, отца Михаила. - Но какой от него может быть вред советской власти? -
  Это удивительной души человек, с невероятно добрым сердцем и очень печальной
  судьбой. С грустью в глазах посмотрел на друга Климов. - А еще он прозорливый
  человек.
    - Прозорливый. С удивлением посмотрел на своего друга Краус.
    - Да. – Невероятно прозорливый. Улыбнулся Климов. - Он мне уже однажды своим
  пророчеством жизнь спас! - И  этот случай я никогда не забуду!
    - Расскажешь мне об этом монахе Михаиле и о том случае твоего спасения?
  Спросил Краус.
    - Эта История будет очень долгой. Посмотрел на друга Климов.
    - Ничего, я запасусь терпением и послушаю.
    - Ну, тогда сейчас закурю и расскажу. - И не только про Кирилла, - но и про
  его отца, - моего мерзкого тестя, купца первой гильдии Федора Артемьева!
  Брезгливо поморщился Климов. Затем  он достал кисет, закрутил из махорки
  пяточку, закурил и рассказал историю долгую, удивительную и очень печальную.