Гранатовые косточки. Глава 6. Рубикон

На следующее утро его разбудил не тихий щелчок включения света и не ровный голос, объявляющий время измерять давление. Его вырвал из тяжелого, лекарственного сна резкий стук в дверь и голос, который он терпеть не мог.

— Входите! — прохрипел Ким, с трудом приподнимаясь на локте. В голове гудело, тело ломило.

В комнату вошёл Рио. В неизменной чёрной форме, которая на нём бесила ещё больше, чем на Зое, движения резкие и шумные, как всегда.

— Утро, босс. Как самочувствие? — бросил он, без церемоний направляясь к шторам и дёргая их.

Ким поморщился от яркого света.

— Где Зоя? — его голос прозвучал хрипло.

Утренний осмотр всегда проводила она, Рио заступал на смену в восемь.

Рио повернулся, ухмыльнувшись.

— Дела у неё срочные. Попросила подменить. Так что сегодня ваше счастье — это я.

Ким уставился на него, медленно переваривая информацию. Его пальцы сжались в кулак.

— Она… попросила тебя подменить? — он произнёс это с недоверием. — И вы решили это между собой, не поставив меня в известность?

Рио пожал плечами, наливая воду в стакан.

— Ну, вы вчера вернулись поздно, она, вроде как не успела предупредить. Протокол ведь не меняется, я всё знаю. Чего беспокоиться по мелочам?

— Мелочам? — его набрал громкости. — Смена моего личного медицинского персонала — это мелочь? Ты вообще понимаешь, где находишься? Или тебе кажется, что это армейская казарма, где можно меняться дежурствами без спроса?

Рио на мгновение смутился, но тут же восстановил браваду.

— Успокойтесь, босс. Всё под контролем. Давайте давление померим.

Но Ким уже откинул одеяло. Ярость, знакомая и липкая, снова поднималась в нём. Его отвлёк только звонок от Ли Джона. Проблемы, оставленные Бэйлом, посыпались как из рога изобилия. Пришлось погрузиться в работу, отложив выяснение отношений с Рио на потом. Но прежде чем сесть за мониторы, он отправил короткое сообщение одному из своих людей: «Найти Зою. Узнать, где была и что делала. Незаметно».

День прошёл в лихорадочной активности. Он тушил пожары, устраивал разносы по телефону, его голос, холодный и властный, не выдавал ни усталости, ни боли. Но на заднем фоне постоянно маячил один вопрос: где она?

К восьми часам вечера, когда Рио, уже заполнивший дневной отчёт и явно соскучившийся по свободе, собирался уходить, в медицинскую комнату вошла Зоя. Она выглядела уставшей. Под глазами легли тени, волосы кое-как собраны в небрежный пучок.

— Ну, вот и славненько, — весело бросил Рио, хватая свою куртку. — Всё спокойно. Отчёт на столе. Удачи. Он сегодня не в духе.

Рио выскочил из комнаты. Зоя молча подошла к сейфу с медикаментами, начала сверять остатки. Она даже не посмотрела в сторону Кима, когда тот появился на пороге. Он ждал, что она что-то скажет. Объяснится. Извинится. Она ничего не сказала.

— Где ты была? — его голос прозвучал грубо, разбивая тишину комнаты.

Зоя вздрогнула, но не обернулась, продолжая пересчитывать ампулы.

— У меня были личные дела.

— Какие личные дела? — он сделал шаг навстречу.

Казалось, воздух стал гуще.

— Личные. Это не касается вашего лечения, мистер Ким.

Он знал. Его люди прислали отчёт несколько часов назад. Она объехала три обшарпанных района, заходила в подозрительные квартиры, разговаривала с какими-то людьми. Искала свою подругу-наркоманку, которая снова слетела с катушек. Она рисковала собой, лазая по этим трущобам, вместо того чтобы делать свою работу.

— Поделишься?

— Не думаю, что вам интересно слушать про бюрократическую волокиту с документами.

И она лгала ему в лицо.

— Врать тебя научили плохо, — сказал он тихо, и в его тихом голосе было куда больше угрозы, чем в крике.

— Вообще не учили, — хмуро ответила она.

— Какие документы? Какие личные дела в трущобах? Ты искала свою подружку. По всем злачным местам города.

Зоя замерла с ампулой в руке. Наконец она повернулась к нему.

— За мной следили?

— Я должен знать, где находится мой персонал! Особенно когда он самовольно покидает пост!

— У меня был выходной! — вспылила она. — Фернандес отлично справился и без меня. Я имею право на личную жизнь! Или в контракте есть пункт, что я должна согласовывать с вами каждый свой шаг?

— Да! — рявкнул он. — Есть! Ты должна быть здесь, когда ты мне нужна!

Он видел, как она сжимает кулаки, как гнев заставляет её грудь быстрее вздыматься. И это свело его с ума. До того, как он успел обдумать свои действия, он уже пересёк комнату и схватил её за плечи. Не толкнул, не ударил. Он притянул её к себе, прижав свой лоб к её виску. Его дыхание было горячим и прерывающимся. Его губы почти касались её уха.

— Я ненавижу ложь, — прошипел он. — Ненавижу, когда мне врут в лицо. Так что давай ещё раз. Кого ты искала и зачем?

— Это не ваше дело! — она попыталась вырваться, но его хватка была стальной.

— Если с тобой что-то случится в этих трущобах, мне придется тратить время и ресурсы на поиски новой медсестры. Вводить нового человека в курс дела. Это отвлекает от действительно важных вещей. Так что это моё дело.

Теперь он лгал, и они оба это знали. Его сводила с ума не потеря времени, а мысль, что она где-то там, одна, в опасности, вне зоны его контроля и досягаемости.

Зоя замолчала, чувствуя бессмысленность спора. Её плечи под его руками слегка обмякли.

— Хорошо. Я согласую с вами в следующий раз. Теперь отпустите меня.

Он не сразу ослабил хватку, ещё секунду вглядываясь в её профиль, словно проверяя искренность. Затем резко отпустил, как обжегшись о её кожу. Он отошёл на шаг, восстанавливая дистанцию, и скрестил руки на груди, принимая позу ожидания.

— Твоя подруга, — напомнил он, и в его тоне теперь было любопытство следователя. — Давно торчит? Там уже всё печально?

Зоя отвернулась, снова делая вид, что проверяет лекарства. Но её движения были резкими и менее точными, чем обычно.

— Она… запуталась… потерялась. Связалась не с теми людьми. Подсела на наркотики. Вчера её мать сообщила, что она сбежала из дома, прихватив с собой… — голос Зои дрогнул, она тяжело вздохнула, — пенсионные накопления отца. Я должна была найти её. Пока она не совершила чего-то непоправимого.

Ким слушал молча, с каменным лицом. Внутри него всё клокотало. Глупость и слабость. Эмоциональная зависимость для него виделась проблемой. В этой истории была лишь цепь фатальных ошибок и непрофессионализм.

— И что? Нашла? — спросил он без тени сопереживания, как будто спрашивал о доставке груза.

— Нет. Её нигде не было, — а вот в голосе Зои прозвучала беспомощность, которую она тут же попыталась скрыть. — Я знаю все её обычные места. На этот раз она не появилась ни в одном.

Ким фыркнул, коротко и презрительно.

— Кто бы сомневался. Видать, не совсем тупая твоя подружка, раз решила с деньгами свалить. Зато ты проявила отменный идиотизм. Бегать по притонам в одиночку, как героиня дешевого сериала. Ты могла нарваться на таких ребят, по сравнения с которыми твоя подружка — невинный агнец. И чем ты ей поможешь, если тебя самой прирежут в какой-нибудь подворотне? Своим медицинским образованием?

— Я должна была попытаться! — она резко обернулась к нему, и в ее глазах снова вспыхнул огонь. — Она мне как сестра! Вы бы ничего не поняли, вам чужды такие чувства!

На короткое мгновение Ким готов был снова сорваться: Зоя, сама того не понимая, сковырнула то, что он тщательно скрывал даже от самого себя. Его лицо осталось непроницаемым, но в глазах мелькнула тень презрения к слабости.

— Чувства — это роскошь, и не каждый может их себе позволить, — отрезал он. — И уж точно не глупая девчонка, променявшая жизнь на дозу. Твоя сентиментальность бесполезна. Она только мешает принимать верные решения.

Он повернулся, чтобы уйти, его фигура в дверном проёме казалась огромной и безжалостной.

— В следующий раз, когда тебе взбредёт в голову поиграть в социального работника, — бросил он через плечо, — ты сначала ставишь в известность меня. Ищешь её через моих людей. Поняла? Бегать сломя голову — удел баранов на заклание.

Ким закрылся в кабинете. И эта дурацкая, абсурдная история о подруге-наркоманке.

Слабость. Сплошная слабость. Эмоциональная привязанность, ведущая к саморазрушению. Он видел это тысячу раз в работе и жизни. Именно так ломались и предавали самые, казалось бы, верные люди. Их тянуло на дно их же собственное гуманистическое дерьмо.

Он резко тряхнул головой. Он не собирался в этом участвовать. Но проблема существовала, и её нужно было решать. Как любую другую операционную угрозу.

Он набрал номер Ли Джона.

— Ли, мне нужна информация об одной… личности. Девушка, русская, наркоманка. Подружка Зои. Она эту идиотку по всему городу сегодня бегала искала. — Он кратко изложил то, что узнал от Зои. — Найди её. И найди тех, у кого она берет дурь. Мне нужно знать, представляет ли она какой-либо риск. Любой.

— Риск для кого, босс? — уточнил Ли Джон.

Ким помедлил секунду.

— Для стабильности. Мне не нужны лишние проблемы. Особенно те, что могут привести к вниманию полиции. Разберись с этим. Тихо.

Он положил трубку. Под слоями цинизма и расчёта, в нём шевелилось неприятное чувство. Мысль о том, что Зоя, его непоколебимая медсестра, может быть втянута в неподконтрольный ему кризис была крайне неприятной. Он не мог позволить чьей-то глупости разрушить хрупкий баланс, который у него оставался.

Его пальцы привычным движением вызвали на экране интерфейс банковского приложения. Он снова зашёл в транзакции по счетам Зои, которые его люди проверяли при приёме на работу. Тогда его интересовала только её благонадежность. Сейчас его интересовало нечто другое.

Да, долг за лечение матери был погашен его людьми едва она начала работать. Единовременным переводом. Но его взгляд зацепился за регулярные, более мелкие транзакции. Каждую неделю. Скромные суммы, но стабильные. Все шли на один и тот же счет в России.

Он нахмурился. На что? Почему она продолжала отсылать деньги, если долг был погашен?

Он снова набрал номер.

— Ли Джон.

— Я уже работаю над тем заданием, босс, — тот прозвучал слегка озадаченно.

— Другое дело. Счета Зои. Выясни, кому принадлежит это, — Ким сообщением скинул номер и вернулся к разговору: — получающий её переводы. И на что именно идут эти деньги. Сегодня же.

Через час пришёл ответ. Краткий, как всегда.

— Босс, счет принадлежит её матери. Пенсионный, накопительный. Деньги не снимаются, а копятся. Похоже, мисс Зоя продолжает их откладывать. На чёрный день. Или, возможно, считает себя все ещё обязанной. Русский менталитет, тяжело принять помощь.

Ким откинулся в кресле. Это… не укладывалось в его картину мира. Он заплатил. Долг был исчерпан. Сделка закрыта. Почему она продолжала платить? Из чувства вины? Долга? Из упрямства? Чтобы сохранить лицо?

В его мире так не поступали. Его мир был построен на чётких обязательствах и их выполнении. А это виделось им как нечто иррациональное.

Он с силой захлопнул крышку ноутбука. Зоя оказалось непредсказуемой. Слишком человечной. Слишком настоящей.

***

Сон не шёл. Давно уже не шёл по-настоящему. Дрёма, прерываемая кошмарами, болью, гулом в ушах и навязчивыми мыслями. Вот и всё, что ему было отпущено. Тело, изможденное тренировкой, химией и адреналином расправы, наконец начало сдавать. Кости ломило, каждая клетка кричала от усталости, но мозг отказывался отключаться, прокручивая один и тот же кадр: её глаза, полные гнева и презрения. «Вы бы ничего не поняли, вам чужды такие чувства!»

Он ворочался, пытаясь найти хоть какое-то положение, в котором боль отступала бы хоть на миллиметр. И тогда это началось.

Сначала — просто странное ощущение в кончиках пальцев левой руки. Покалывание, будто отлежал. Потом оно перешло в легкую, но неконтролируемую дрожь. Ким попытался сжать кулак, чтобы остановить её, но пальцы не слушались.

Тревога, острая и холодная, окатила с головы до ног. Он знал, что это может быть. Читал в побочных эффектах. Но знать — одно дело, а чувствовать это на себе…

Дрожь поползла выше, по предплечью, к плечу. Одновременно с этим из горла вырвался странный, сдавленный звук. Не то стон, не то хрип. Он попытался позвать на помощь, но язык стал тяжёлым и одеревеневшим.

Сознание не отключалось. Оно, наоборот, стало неестественно ясным, гиперболизированным. Он чувствовал, как каждое мышечное волокно в его теле начинает жить своей собственной, судорожной жизнью. Его тело начало биться о матрас. Голова отчаянно дёргалась, зубы смыкались так, что ему казалось, они вот-вот раскрошатся.

Это был ужас. Абсолютный, животный ужас полной потери контроля. Он был пленником в собственном теле, свидетелем собственного уничтожения.

Дверь в спальню распахнулась меньше чем через минуту. Он услышал быстрые, уверенные шаги, но не увидел её. Мир плясал перед его глазами в сюрреалистичном мареве.

— Ким! — её голос прозвучал громко, чётко, без тени паники. — Я здесь. Это приступ. Он скоро пройдет. Постарайтесь не сопротивляться.

Ее руки крепко, но не грубо легли на его плечи, не пытаясь силой остановить конвульсии — это было бесполезно и опасно, — а лишь слегка прижимая его, чтобы он не свалился с кровати. Потом её пальцы аккуратно повернули его голову набок, обеспечивая отток слюны.

Он чувствовал её присутствие как точку стабильности в хаосе. Её голос был якорем.

— Дышите. Процесс уже идет на спад.

Казалось, прошла вечность. На самом деле всё заняло всего две-три минуты. Судороги стали слабеть, отступать, оставляя после себя чудовищную слабость. Он лежал, не в силах пошевелить ни пальцем, залитый холодным потом, с мокрым от слюны подбородком. Пахло лекарствами и страхом.

Он чувствовал, как она вытирает его лицо влажным, прохладным полотенцем. Ни капли брезгливости, только сосредоточенность. Какие-то инъекции.

— Приступ купирован, — констатировала она тихо, больше для себя, проверяя его пульс и реакцию зрачков на свет фонарика. — Сатурация в норме. Дыхание ровное.

Потом она так же эффективно и быстро сменила промокшее постельное белье на сухое, помогла ему переодеться в свежую пижаму, её руки ловко управлялись с его непослушным, ватным телом. Он был слишком слаб, чтобы даже испытывать стыд. Он мог только наблюдать за ней запавшими, горящими глазами, чувствуя себя беспомощным ребёнком.

Когда всё было убрано, а он уложен в чистую постель, Зоя не ушла. Она придвинула к кровати кресло, свернулась в нём и накрылась пледом. Свет она приглушила, оставив лишь мягкую подсветку и монитор, отслеживающий его показатели, датчики она прикрепила сразу после смены белья.

— Спите, — тихо сказала она. — Я здесь. Я буду следить.

Он хотел что-то сказать. Приказать ей уйти. Поблагодарить. Извиниться. Но веки были свинцовыми, а тело — пустым. Слабость была настолько тотальной, что не оставалось места даже для гордости.

Он закрыл глаза. Его последнее осознанное ощущение перед тем, как провалиться в глубокий, истощающий сон, было не запахом лекарств или собственного пота. Это был легкий, едва уловимый запах ромашки и алоэ, доносившийся с кресла, где она сидела, свернувшись калачиком, ведя свой тихий бой за его жизнь.