Санки

В те времена санки были не просто игрушкой. Это была вещь. Настоящая, ценная. Их брали с собой в магазин за продуктами, на них возили тяжелые мешки с картошкой, мукой или сахаром. Купить новые санки было не так легко: то не было в продаже, то деньги надо было копить. И когда в семье появлялись крепкие, желанные санки, к ним относились серьезно, как к помощнику.

Мои были как раз такие. Новенькие, с крепкими стальными полозьями. Перед выходом на горку отец осмотрел их и вдруг сказал: «Хорошо, можешь пойти покататься, только смотри, санки не потеряй».
Я кивнул, понимая всю меру ответственности. Отец доверял мне и я был счастлив!

Городская горка высилась ледяной громадой. Чтобы забраться наверх, нужно было отстоять длинную очередь и забраться по обледенелой лестнице в шумной толпе. Я толкался, меня толкали, и снег забивался за шиворот. Но я терпел, потому что впереди ждал тот самый миг — стремительный полет вниз на наших семейных санках.

И вот вершина. Я уже готовился сесть, сердце колотилось от предвкушения. Вдруг чья-то большая рука в грубой варежке впилась в мои санки.
— Дай сюда! — над моей головой прозвучал хриплый, чужой голос.
Я обмер. Просто не понял. Санки резко рванули из моих рук. Инстинкт сжал мои пальцы мертвой хваткой.
— Мои! — закричал я, и мой голос прозвучал тонко и жалко в общем гуле. — Это мои!
Я видел только черный рукав чужой зимней куртки и сизое от мороза лицо незнакомца. Он даже не смотрел на меня. Он дернул так, что меня оторвало от земли. Я повис на собственных санках, как щенок на палке. А он стал трясти.
Боль была острой и точной. Холодный металл врезался в мокрые от снега ладони, выворачивая суставы. Мир сузился до этой боли, до хрипа над головой и до белого пара, вырывающегося у меня изо рта вместе с рыданиями. Я держался. Держался из последних сил. Но пальцы онемели и предательски разжались сами.

Я шлепнулся на жесткий ледяной пол. Воздух выбило из груди. Сквозь слезы я увидел, как мужчина одной рукой, будто пустую коробку, швырнул мои санки через борт горки в сторону.
— Чтобы под ногами не путался! Детей покалечишь!
Он кричал это в пространство, уже поворачиваясь к очереди. Я встал на колени, весь в снегу, и крикнул ему вслед, задыхаясь:
— Я бы слез! Сказал бы просто… Я бы все понял!
Но было поздно. Я как можно быстрее стал протискиваться к бортику. Внизу, у крутого, покрытого обветренной коркой склона, уже копошились двое пацанов. Они осматривали мои санки.
У меня подкашивались ноги от страха. Съехать по этому отвесному ледяному скату было все равно что спрыгнуть с крыши.

Я пошёл обратно в очередь, как во сне. Скатился вниз на чьих-то картонках. Добежал до того места где упали мои санки. Там, у подножия того склона, была только вмятина. Моих санок не было. Их украли. Просто взяли и забрали.

Дома я плакал, не в силах вымолвить слово. Отец, снимая рабочие сапоги, бросил не глядя:
— Вот и доверяй после этого ценные вещи.
Мама подошла, обняла. Ее свитер пах домом и теплом.
— Ну как же так? — ее голос был тихим и бесконечно усталым.
Я, всхлипывая, выпалил всю историю про мужчину, про боль в руках, про пацанов внизу.
Она вытерла мне лицо рукавом и просто сказала:
— Значит, нечего туда больше ходить.

И вот тогда, в самой глубине горя, родилась новая, едкая мысль. Я представил, как отчаянно толкаюсь от края и лечу вниз по тому страшному склону, бьюсь, ломаю руку. Но зато успеваю. Кричу на тех мальчишек и отбираю свое. Эта картина была такой ясной, такой возможной, что стало еще больнее. Я предал сам себя. Испугался и предал. И слова отца «только санки не потеряй» жгли теперь изнутри, как упрек.

И сейчас, спустя годы, когда я это вспоминаю, в горле снова встает холодный ком и накатывают слёзы.