Смутно ощущаемые отличия...

     Много спокойствия в тех сочинителях литературно-художественных текстов, которые не думают о том, как именно они сочиняют и пишут, а просто сочиняют и записывают собой сочинённое.

     Он же чувствует, как в него впозло сильно заметное беспокойство именно за то, как он что-то сочиняет и каким является оно, - им сочинённое и им же записанное.

     Он, конечно, знает, что кроме художественной есть ещё деловая и научная литература. Может быть, он и не прав, но он так думает: и деловая, и научная литература осуществляют борьбу с непониманием, а сочинители  литературно-художественных текстов создают нечто новое.

      Конечно, художественная литература, как и наука, никогда не отказывалась от борьбы с непониманием. Поэтому в любом литературно-художественном тексте есть и то, что должно преодолеть непонимание, и новое.

     Непонятные тексты, конечно, должны отличаться от новых литературно-художественных текстов. Для того, чтобы непонятный текст стал понятным уже существует "аппарат понимания", "понятийный аппарат", а тот сочинитель, который создаёт новый литературно-художественный текст  должен ещё и разработать понятийный аппарат, аппарат понимания своего нового текста.

      В качестве примера можно взять  такой новый текст:

      "Материально, телесно, физически из страны можно и не выбежать, а остаться в ней. Так называемые "внутренние выбеганцы", оставшись в стране, если не говорят, не пишут, то думают о её народе то же самое, что и думают, и говорят, и пишут те, которые точно из неё материально, телесно, физически выбежали".

       Данный пример показывает, что для того, чтобы читатели и читательницы поняли данный новый текст, автору нужно разработать аппарат для понимания читательницами и читателями таких слов, как "выбежать", "выбеганцы", "внутренние выбеганцы".

       И здесь он ещё раз подумал о том, что непонятное от нового отличается тем, что для понимания читателем непонятного аппарат понимания уже существует, и читателю для того, чтобы понять непонятный текст, нужно лишь освоить данный аппарат понимания.

     А для понимания нового текста автор ещё должен обязательно выработать аппарат понимания. Понятийный аппарат, то есть значения таких слов, как, например, "выбежать", "выбеганцы", "внутренние  выбеганцы".

     Многие сочинители, не столько литературно-художественных, сколько деловых и научных  текстов разделяют мнение о том, что для того, чтобы побудить кого-то к освоению аппарата понимания чего-то непонятного, можно использовать новое.

     Но есть люди, которых новое пугает. Среди многих авторов текстов деловой и научной литературы распространено мнение, что тех читателей и читательниц, которых новое пугает, к освоению аппарата понимания непонятного в текстах можно привлечь с помощью того, что является наболевшим или острым.

     Таким образом, если не  деловые и научные, то литературно-художественные тексты, кроме непонятного и нового, должны включать в себя ещё и третье основное составляющее, - наболевшее или острое.

       Скорее всего, читатели и читательницы, особенно литературно-художественных текстов, делятся на тех, которых к чтению непонятного и нового можно привлечь наболевшим, острым и на тех, которые с помощью чтения литературно-художественного текста хотели бы отвлечься от наболевшего или острого.

     Те читатели и читательницы, которые хотели бы отвлечься от наболевшего, часто очень уважают сенсационность.

     Сенсационность - это то новое и непонятное, одновременно, которое отвлекает зрителей, читателей, слушателей от наболевшего или острого в их действительной жизни.

      Он не знает, нужно ли авторам деловой и научной литературы овладевать мастерством создания в тексте всех трёх его основных составляющих (непонятного, нового и острого, то есть наболевшего), а вот сочинителю литературно-художественных  текстов мастерством создания всех этих трёх составляющих обладать необходимо.

     Есть сочинители и сочинительницы, которые обижаются на то, что их тексты не читают те, у которых что-то наболело, для которых что-то в их жизни является острым.

     Если читатель, у которого что-то наболело, не читает текст, в котором есть наболевшее, то для него острым, наболевшим является совсем не то, что является острым для автора и лиц, действующих в литературно-художественном тексте.

     Наверное, среди сочинителей литературно-художественных текстов есть авторы, способные тех читателей, которые чтением хотели бы отвлечься от наболевшего, острого в их жизни, привлечь к чтению своих текстов сенсационно новым, потом побудить таких читателей заниматься пониманием непонятного. Побудив читателей заниматься пониманием непонятного, можно их вернуть к спокойному, вдумчивому рассмотрению и того своего для них, и того чужого, что наболело, что является острым в жизни.

       Он пока не владеет мастерством привлечения внимания читателей и читательниц к наболевшему, острому в человеческой жизни, сначала предоставляя им сенсационно новое, а потом увлекая их в понимание непонятного.

      Но одно он установил, для одного себя, конечно, довольно точно или однозначно: настоящим, подлинным сочинителем литературно-художественных текстов может стать тот человек, который научился чётко отличать новое в своих текстах от непонятного в них и новое же в них от наболевшего или острого.

     Авторы текстов деловой и научной литературы часто убеждают читателей и читательниц в том, что признать необходимость освоения и применения нового можно лишь тогда, когда человек ослабит чрезмерное влияние на своё внутреннее состояние наболевшего или острого в своей жизни.

     А сочинители литературно-художественных текстов не обязаны бороться с чрезмерностью влияния на внутреннее состояние читателей и читательниц их текстов чего-то наболевшего или острого, но много среди сочинителей и тех, которые увлекаются представлением читателям сенсационного нового или описанием картин природы или животного и растительного миров.

      Столкновение в литературно-художественных текстах наболевшего, острого с описаниями природы и того же наболевшего, острого с сенсационным новым порождают споры и литературных критиков, и литературоведов о таких, например, явлениях, как нравственность, острая социальность, партийность и полная аполитичность художественной литературы.

       P.S. Автор данной записи итогов размышлений непрофессионального литературоведа и неквалифицированного мыслителя считает своим долгом сообщить читательницам и читателям о том, что как были для данного персонажа смутными отличия непонятного от нового в текстах, так они смутными и остались. По мнению персонажа в  каждом удовлетворительно качественном  литературно-художественном тексте должны быть не только новое и непонятное, но и наболевшее, то есть острое. Кроме того, по мнению автора персонаж плохо разбирается и в том, что такое: 1) нравственность (предоставление оснований для осуждения или оправдания персонажей за какие-то их мысли и поведение), 2) острая социальность (рассмотрение в текстах того, на что авторов "наталкивают" социологи и социальная статистика), 3) партийность (сторона какого-то столкновения в мире или в отдельном обществе, на которой  находится автор текста) и 4) аполитичность (описание того, что не имеет отношения к каким-то острым столкновениям в мире или в отдельном обществе, то есть или животного, растительного миров, или мерехлюндии во внутренних мирах нервных персонажей) художественной литературы. За то, что не вместив итоги размышлений персонажа в миниатюру, автор нагло размещает данный текст в разделе именно литературоведения, автор просит прощения у читателей и читательниц.