Черноморский транзит

На протяжении десятилетий изучения Гражданской войны в России и процессов окончания Великой войны 1914-1918 гг., которые хронологические в некоторой степени совпали, исследователи неоднократно обращали внимание на проблему интервенции. Советский миф, что именно это явление было настолько большим, что оно и порождало, и давало сил (военных, экономических и т.д.) сопротивлению антибольшевистских сил не выдержал критики, особенно в военном смысле [1].

Оценивая экономические возможности белого движения на Юге России, исследователи приходили к замечанию, что без торговли с другими странами регионы, подконтрольные антисоветским силами, не смогли бы долго сохраняться как экономически автономные единицы.

Такое положение антисоветских формирований на обширном Юге, который включал разнообразные регионы от Одессы на северо-западе Черноморского побережья до Новороссийска и Сочи на востоке, стало возможным только после того, как закончилась Первая мировая война в октябре-ноябре 1918 года. До этого момента, антисоветское движение, выбравшее внешнеполитическим ориентиром сторону стран Антанты, контролировало сравнительно небольшие территории, что мешало активным торговым контактам с зарубежными «союзниками». Внешняя конъюнктура вносила существенные коррективы в повседневную жизнь не только тех, кто присоединился к Белому движению «с оружием в руках», но и местных жителей, которые проживали на территориях, подконтрольных этому движению.

События на фронтах мировой войны, особенно 1918 года, демонстрируют, что лидеры Белого движения, которые объединяли вокруг себя добровольческие формирования, созданные в конце 1917 года генералом М.В. Алексеевым, части войск, которые пытались прорваться на территорию Кубани и Дона через охваченную анархией Украину с развалившегося Юго-Западного фронта под руководством генерала М.К. Дроздовского, а также некоторых союзников среди местного населения оказались в тяжелом положении. Стараясь сохранять союзнические отношения со странами Антанты, белые фактически не имели постоянной прямой связи с их представителями. С подписанием Мудросского перемирия 31 октября 1918 года, в результате которого из войны вышла Османская империя, по меткому замечанию Юджина Рогана, удивившая всех, продержавшись на фронтах войны столько долго , такие возможности открылись [2]. Немцы из региона уходили, а на их место пришли, пусть и ненадолго – страны Антанты. И в центре этих и многих других процессов оставалось Черное море, которое представляло собой пространство для транзита товаров, людей и идей. Наша задача и состоит в том, чтобы зафиксировать, как изменялась сущность и структура «Черноморского транзита» во время Гражданской войны в России. 

Пространство Черного моря в годы Первой мировой войны оказалось ареной противостояния между военно-морскими силами России, Османской империи и ее союзников по «Четверному союзу». Военно-морские провокации немецких кораблей в октябре 1914 года, привели не только к взаимному обвинению между Петроградом и Константинополем, но и к началу официальной войны против Османского государства. Объявленная султаном фетва о начале войны, как рассказывает исследователь Давид Мотадель, была необычной, поскольку она объявила противника не по религиозным, а по территориальным мотивам [3] . Активных и постоянных военных действий на Черном море практически не велось, поэтому вдоль побережья шла медленная торговля между разными портами во внутренних водах. Лишь активные военные кампании на Кавказском фронте вносили свои коррективы в Черноморский вопрос.

Для России «Восточный вопрос» имел важную идейную составляющую. Давняя геополитическая задача овладения Босфором, Дарданеллами и самой турецкой столицей («вернуть крест на Святую Софию») сопровождалась лишь подготовкой ряда операций, так и не реализованных во время войны [4].

В 1914-1917 годах на Черном море отсутствовала традиционная пароходная связь между российскими и турецкими портами, поэтому связи между населением по разные берега моря были прерваны. Газеты передавали невероятные слухи о событиях с другой стороны моря, очень редко совпадавшие с действительностью, если они были получены собственными силами, а не через ведущие телеграфные агентства страны. Война наложила «жгут» на информационное и экономическое общение держав в Черном море.

Однако начиная с 1917 года все начинает меняться. О событиях в России быстро узнают не только в Константинополе, но и во всем мире, но прямое общение между двумя берегами не восстанавливается.

Лишь выход России из войны на основании Брест-Литовского договора 1918 года позволил восстановить общение между портами Юга России и Турции. Оккупированные немецкими и австрийскими силами по результатам переговоров территории Украины и Крыма, где были созданы местные политические режимы, открыли свои порты для взаимодействия с турецкими портами. По сути можно сказать, что большая часть Черного моря стала «внутренним морем» Четверного Союза. По данным карты судоходства при начальнике полевых железных дорог, сохранившейся в Государственной библиотеке Берлина, в Одессе, Севастополе, Керчи, Бердянске, Мариуполе, Таганроге и Ростове-на-Дону находились разные морские управления немецких войск – от портовых комендатур до отдельных управлений Черноморской акваторией. В Константинополе немцы официально дислоцировали уполномоченного офицера отдела судоходства, а также командование средиземноморской дивизии. Севастополь стал местом пребывания «Натеко» (Навигационно-технической комиссии Черного моря), которая контролировала судоходство во всем море [5]. О том насколько немцы использовали возможности для торговли между портами на побережьях, сказать трудно, но точно известно, что именно эти порты использовались для эвакуации немецких войск из Константинополя и других мест после подписания Компьенского перемирия 11 ноября 1918 года.

С момента занятия Константинополя союзными войсками, Черное море стало местом постоянного товарообмена, транспортировки военной силы, а также местом постоянной внутренней миграции народов. В этом большом транспортном узле нередко принимали участие иностранные военной корабли британского флота, Франции, Италии и Греции. Однако, военные суда брали на свой борт лишь военные формирования. Для транспортировки гражданского населения нередко использовали старые пароходы, еще до событий войны, осуществлявшие торговые и транспортные операции в Черном и Средиземном морях. Это направление было настолько развитым, что Одесса, Ростов-на-Дону, Николаев и Новороссийск были ключевыми торговыми факториями для товарообмена с западными странами. Поэтому для восстановления взаимосвязи между разными частями моря использовались в том числе не работавшие при немецких оккупантах суда русских компаний – Добровольного флота и Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ).

Неизвестно точно, какое количество людей убыло с территории России после освобождения ее южных территорий от немецких и австрийских войск (впрочем, это освобождение было тоже не одномоментным, а продолжалось несколько месяцев). Поначалу это был небольшой процент населения, так как никто из исследователей не зафиксировал существенный отток населения в период между ноябрем 1918 и апрелем 1919 годов. Как отмечал С.С. Ипполитов, точно определить количество беженцев в турецкой столице в принципе вряд ли возможно, поскольку списки прибывших дублировались для разных общественных организаций и отличались неточностями [6].
Предполагалось, что именно через черноморские порты смогут эвакуироваться в Армению те представители диаспоры, которые проживали в Крыму, и обсуждали вопросы отъезда всех на то желающих на своем съезде в Симферополе в январе 1919 года [7].

Крымская и Одесская эвакуации весны 1919 года стали первым крупным миграционным потоком на Черном море. По разным данным, было эвакуировано около 10 тысяч человек, а также члены двух правительств – Крымского Краевого и Одесского городского. Среди мигрировавших были и члены Дома Романовых, проживавших на южном побережье Крыма [8] . Мигранты разместились на разных территориях – от Константинополя и Греции до Мальты, Италии и Франции. Те, кто остался в турецкой столице, попал в попечение нидерландского посольства, которое еще с 1914 года взяло на себя ответственность за всех русских подданных в Османском государстве [9] . Русское посольство негласно в силу крайне неопределенного его правового статуса возглавил еще до революции служивший здесь дипломат Н.В. Чарыков, который старался оказывать посильную помощь беженцам [10].

Константинопольский рынок стал главным транзитным рынком и поставщиком продуктов для Юга России, когда огромные территории от Ростова-на-Дону до Одессы и Севастополя были заняты формированиями ВСЮР в течение весны-осени 1919 года. Денежная масса, находившаяся на Юге России и представлявшая собой большой сплав непохожих на себя денежных знаков, попадала на константинопольский рынок, однако, местные менялы с охотой меняли только деньги, которые им были известны. К обмену принимались только царские деньги и «керенки», а знаки Добрармии и других формирований зачастую просто не имели здесь курса [11]. Это отражало проблему отсутствия единой финансовой системы на Юге России. 

Освобожденные от большевиков черноморские порты стали не только главными транспортерами товаров на освобожденные территории, но и главными спекулятивными центрами Юга России. Судя по данным о динамике цен на местных биржах, товары в Константинополе стоили дешевле товаров в Одессе и Новороссийске (это оказались главные порты Черного моря). Местные дельцы скупали товары и продавали населению по более высокой цене с целью получить большую прибыль. Публицисты фиксировали наличие в Новороссийском порту «диктатуры спекуляции» [12]. Одесса в этом отношении уступала незначительно, но сфера ее торговых возможностей в годы войны несколько уступала аналогичным возможностям Новороссийска. На местных рынках появлялись американские, турецкие, английские и греческие товары.

В конце 1919 – начале 1920 гг. усилившееся военное давление большевиков привело ко второй миграционной волне. Трагическая, неорганизованная и хаотичная новороссийская эвакуация не только привела к эвакуации руководства Кубанского, Донского и добровольческого правительств, но к огромной людской миграции. В Константинополе и славянских станах на Балканах и в Египте появилось большое количество русских – от политиков до крестьян [13].

Важно, что в Константинополе, который являлся и информационным узлом для Юга России, и экономическим, и военно-политическим местом для транзита, находилось немного места для самих русских. Под давлением союзников, в турецкой столице редко разрешали высаживаться большим партиям русских беженцев.

В 1920 году Черноморский транзит постепенно стал приходить к своему дореволюционному виду. Лишь Крымский полуостров, остававшийся оплотом белых до ноября того же года, был местом, куда заходили иностранные военные суда. С полуостровом осуществлялась только продовольственная торговля, но дипломатического статуса правительство Крыма в глазах мирового сообщества так и не получило. В ноябре 1920 года отсюда произошла третья крупная миграционная волна (которая вобрала в себя более мелкие миграционные потоки с Кубани и Северного Приазовья), которая принесла на территорию Турции и других государств Европы и мира около 145 тысяч человек.

Таким образом, Черноморский транзит за годы Гражданской войны представлял собой сплав миграционным потоков, остававшихся лишь в пределах государств, для которых Черное море оставалось единственной торговой акваторией, а также для перемещения товаров, идей, политических институций, но, главное, информации. Последняя, однако, не получила должного распространения, не смотря на все усилия ее участников. Таким образом политические игроки использовали географические и экономические возможности Черного моря для решения своих политических задач, большая часть которых так и остались недостигнутыми.


[1] Цветков В.Ж. Белое дело в России. 1917-1919гг. – М.: Яуза-Каталог, 2019. С. 622.
[2] Роган Ю. Падение Османской империи: Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914-1920. / пер. с англ. – М.: Альпина-нон-фикшн, 2018. С. 465.
[3] Мотадель Д. Ислам в политике нацистской Германии (1939-1945). / пер. с англ. А. Космарского. – М.: Издательство Института Гайдара, 2020. С. 37-38.
[4] Шорников П.М. Почему не состоялась десантная операция на Босфоре? // Русин. - 2016. - №2 (44). – С. 93-110. 
[5] Ланник Л.В. После Российской империи: германская оккупация 1918г. – СПб.: Евразия, 2020. С. 368, 371.
[6] Ипполитов С.С. Российская эмиграция и Европа: несостоявшийся альянс. – М., 2004. С. 20.
[7] Краевой армянский съезд. // Таврический Голос (Симферополь). 1919. 14 января. №9 (52). С. 4.
[8] Черемухин В.В. Так началось изгнание. // Третьи Епархиальные рождественские образовательные чтения в Сарапуле. «1917-2017гг.: уроки столетия». / Иднакар: методы историко-культурной реконструкции: научно-практический журнал. 2017. №1(34). С. 286-298.
[9] Кононова М.М. Русские дипломатические представительства в эмиграции (1917-1925гг.). – М.: ИВИ РАН, 2004. С. 31.
[10] Чарыков Н.В. Беглый взгляд на высокую политику. / сост. Л.А. Пуховой. – М.: Русский путь, 2016. С. 219-222. 
[11] Торговля и промышленность. О константинопольской базе. // Черноморский маяк (Новороссийск). 1919. 29 сентября. №328. С. 2.
[12] В очищении тыла - спасение фронта. // Черноморский маяк (Новороссийск). 1919. 26 ноября. №376. С. 1.
[13] Беженцы. // Юг России (Севастополь). 1920. 21 мая. №42. С. 2. Будницкий О.В. Другая Россия: Исследования по истории русской эмиграции. – М: Новое литературное обозрение, 2021. С. 548-562.