Д. А. Гранин. Квантовые грани творца 2

     В статье продолжено исследование произведений Д.А. Гранина в квантово-речевом аспекте.
    
    Краткое содержание повести «Однофамилец» [1].
    Главный герой Кузьмин — инженер, 30 лет назад в дипломной работе пришел к электротехническому изобретению, связанному с космическими технологиями, был выдвинут ученым Лазаревым еще студентом на доклад в конференции; стал жертвой конфликта между Лазаревым и ученым Лаптевым, спасавшим коллег от клеветы карьериста Лазарева [карьериста — по мнению конкурентов, но объективно это слишком прямолинейное мнение]: Лаптев раскритиковал доклад Кузьмина; он оставил науку, стал приносить практическую пользу, работая инженером; спустя 30 лет на конференции молодой ученый назвал изобретение Кузьмина хоть и недоработанным, но талантливым; Кузьмин встречается с Лаптевым, имплицитно подталкивая того к раскаянию. Но! И Лаптев уже мудрее, понимает неоднозначность своих прошлых поступков, веря, что Лазарев был человеком с уязвленным самолюбием, все же хочет поддержать Кузьмина; вопрос в том, наделен ли  Кузьмин духом начать все сначала и вернуться в мир науки ради науки; в итоге герой осознает: дело не в том, ученый ты или инженер-монтажник, а в том, для чего ты живешь — для себя, любимого, своего комфорта или для людей, общего блага?

     В статье изображение волн представлено в виде плюсов и минусов.

     Условные обозначения:
+ -высокая волна, В +П (бытийные время и пространство)
- - низкая волна, в + п (бытовые время и пространство)
> - преобладание
>< - столкновение, равновесное противодействие

     Анализ фрагментов.

     Кузьмин глазами девушки, отмечавшей прибывших на конференцию:
«(1) Он ей понравился. Он был похож на Жана Гобена*. Стареющий, спокойный и непонятный. (2) Несмотря на поношенный костюм его… Несмотря на клетчатую желтую ковбойку, (3) что явно не соответствовало всем этим белоснежным рубашкам…, галстукам широким, цветастым... (4) Что-то в нем было» [1, c. 318].
   Жан Габен*, актер. Роль волевого Вальжана в «Отверженных» стала квинтэссенцией его творчества.

     Оригинальный стилистико-синтаксический прием: уступительные распространенные обстоятельства (2), парцеллированные и с повтором предлога несмотря на,  одновременно относятся к предложениям (1, 4). Повтор и парцелляция (деление предложения на части, оформленные знаками препинания как самостоятельные предложения) усиливают непохожесть героя на этикетно выглядящих участников конференции. Содержание придаточного (3) усиливает индивидуальное отличие Кузьмина, вероятность появления личности. Осложнение обстоятельствами уступки сразу двух предложений объединяет их как позитивную точку зрения девушки, передаваемой повествователем. Вследствие этого, здесь функциональна несобственно-авторская речь как энергетическая бытийная волна появления героя, уже внешне противостоящего регламентированному быту бесчисленных конференций и преобладающему над ним ( бытие (Б) > быт (б)).               
   1) - (неявная волна, не выраженная лексически) ; 2) +. (Здесь важна последовательность, переход (1 ; 2), что отражает энергетическое нарастание  бытийности.) // В + П > в + п.

     О типичных, стремящихся к научной карьере  участниках конференции.
     Остраненное восприятие делегатов конференции Кузьминым:
   «Перед ним, как на сцене, шествовала пестрая причудливая процессия: (1) трудолюбивые худосочные очкарики, (2) изможденные ревнивой гонкой за еще каким-нибудь интегралом; (3) аккуратно ухоженные старички, (4) бывшие корифеи…; (5) уверенные в себе оппоненты и рецензенты; (6) молодые бородатые гении, (7) еще мало успевшие, но обуреваемые и исполненные вызова; (8) солидные, преуспевающие доценты, доктора, (9) всесторонне развитые, любители музыки, лодочных походов...» [1, с. 330].

    Отмечаем синтезированную повествовательную перспективу (повествователь + главный герой). Используется остранение (стилистический прием с функцией выведения читателя из «автоматизма восприятия»). Остранение представлено в  описательном типе речи, насыщенной сатирическими коннотативными определениями, одиночными и распространенными, а также приложениями. Это лингвостилистическое порождение волны противостояния бытийной модальности повествователя, героя и общей бытовой модальности меркантильных «служителей» науки.

  1) - (явная волна, выраженная лексически) ; 2) +. ( Отражение энергетического нарастания  бытийности.) // В + П > в + п.

     Молодой делегат: «… На песочном в крупную клетку пиджаке его блеснул эмалированный (1) значок. <...> (2) Значок его казался больше и ярче других значков» [1, с. 331]. 

   Значок  - центр диафоры (распространенного, усиленного повтора (1 - 2) как знак-символ околонаучного карьеризма, лексема, увеличивающая энергетическую амплитуду бытийной волны критического противостояния меркантильному быту. 

   1) - (явная волна, тоже выраженная лексически) ; 2) +. ( Отражение энергетического нарастания  бытийности.) // В + П > в + п.

        Кузьмин в споре с делегатами конференции:
«- <...> (1) Белая кость и черная. (2) Инженер — это еще не человек: (3) человек, по-вашему, начинается с кандидата наук» [1, с. 326].

     Речевая партия главного героя наделяется антитезами (1 - 2), критически характеризующими дихотомическое, ограниченное самомнение околонаучных карьеристов. Отметим прием несобственно-персонажной речи — главного героя и типичного делегата (3).

     Фиксируем волновую дифракцию, расщепление волн, идущих от критической энергетики Кузьмина и бытовой ранжированности делегата, а также бытийно-бытовое противостояние: + < > - // В + П >< в + п. 

     Зубаткин (делегат) о Кузьмине как предполагаемом авторе перспективной статьи:

     «(1) Примеряете как бы на себя корону… Все хотят быть талантливыми. Но… не у всех получается. Тогда начинают говорить о нравственности и тому подобной (2) фигне. Да, да, фигне» [1, с. 334].

     В речевой партии делегата саморазоблачение себя как безнравственного   и завистливого карьериста, что реализуется в метафоре (1) и повторе (2). Бытийная волна автора и героя здесь также находится в состоянии дифракции с бытовой волной делегата и ему подобными: + < > - // В + П >< в + п.

         Реакция Кузьмина на информацию о плодотворности его идеи:

        [1*] «И глаза Кузьмина полузакрылись. (1) Откуда-то издалека (2) горячая, ярко-синяя волна накатила, подняла его, закружила в (3) пенистом шипящем водовороте» [1, с. 339].

     Все предложение в диалогической ремарке повествователя (1) — это метафорическая (психосоматическая и процессуальная) передача внутреннего состояния героя. Метафора синестезийная — кинестетико-визуальная (2) и визуально-аудиальная (3). Исходя из масштаба всего текста можно предположить: в состоянии героя сочетаются и импульсивное желание послужить науке, и невольное притяжение благ комфортного существования кабинетного ученого (в отличие от его суровых условий работы инженером-монтажником на севере). Вследствие этого, вероятна энергетическая интерференция (взаимное наложение) высокой и низкой волн. Этому соответствует В,П + в,п — динамический нелинейный синтез бытийного и бытового хронотопов повествования: + + - // В,П + в,п.   

      Переход повествования на несобственно-авторскую речь:
    [2*] «… Крупному математику позволено многое. Кроме одного: не позволено ему забросить свой талант, в таком случае он лишается всех льгот...» [1, с. 347].

   Во фрагменте соединяются точка зрения автора-повествователя (ирония, близкая к сарказму) и точка зрения типичного карьериста от науки, который вполне естественно объединяет талант и льготы. От этого ирония становится еще эффективнее. Вероятностны волновая дифракция и конфликт «Автор + главный герой vs околонаучные обыватели»: + < > - // В + П >< в + п.

     А теперь предпримем движение к реальности не  такой, какую мы видим через языковые знаки, а такой, какая она есть, пусть даже и названная знаком «квантовая».
     Текст — это последовательность взаимосвязанных языковых знаков. Вопрос: каким образом проникнуть сквозь них в глубь процесса смыслопорождения           Д. Гранина? Возможно, допустимый вариант - это уход от скурпулезного аналитического погружения в лингворечевые приемы и средства в масштабе всего текста. Что сделал я как исследователь? Прочитал повесть до конца. Затем пошел от общего к частному, не спеша вернуться обратно. Понял следующее: вероятно, достаточно ограничиться одним, двумя, пусть тремя фрагментами, чтобы отойти от этого конкретного текста и найти путь в гранинское движение смысла, того, что он хочет выразить для себя и других. Возьмем фрагмент с реакцией Кузьмина на информацию о плодотворности его идеи. Важно, что здесь функциональна именно психосоматическая и процессуальная метафора.  Состояние героя - это процесс диалектического взаимодействия бытия и быта, причем на уровне психосоматики. Вероятно, такое состояние (состояния) характерно и для Гранина (герои, персонажи — это, скорее всего, грани личности автора). Эта волна, эта пена психотелесно значимы для героя (автора). В них тесно сплетены и ощущение удовольствия для себя (комфорт), и стремление посвятить себя науке ради науки. Эта диалектика как процесс не дается просто. Она, скорее, источник импульса энергии внутренней борьбы. Эта борьба во фрагменте распространяется на весь хронотоп повествования. Наступает время актуальности корпореальной семантики (аспект исследования языка, направленный на то, как тело участвует в познавательных и коммуникативных процессах). Полагаем, корпореальная семантика как изоморф выборочному психотелесному подходу индивида к реальности является составляющей глобального антропоцентризма всех людей как в науке, так и обычной жизни. На самом деле речь идет о противостоянии в психотелесности героя (автора) альтруизма и эгоцентризма (причем альтруизм тоже антропоцентричен). Во фрагменте реакции героя на позитивную для него информацию отражен энергетический импульс возбуждения психотелесной волны, возможно, бытийной, возможно, волны противодействия бытийных и бытовых интенций. Вероятно, психотелесная волна и является по сути квантовой (корпускулярно-волновой). Здесь-то и актуален фрагмент   конфликта «Автор + главный герой vs околонаучные обыватели». Для Кузьмина это на самом деле внутренний конфликт? И да, и нет. Герой по крайней мере стремится от него освободиться и перенести его на самолюбивых делегатов конференции. Исходя из иерархии потребностей А. Маслоу можно предположить, что герой (и автор) от стремлений «телесного низа» эволюционирует к альтруистическим интенциям в принципе — жить для блага людей, и не важно — в научной работе или труде инженера-монтажника. Для А. Маслоу эти интенции — высшие потребности. Но для героя (и автора), вероятно, это тоже потребности - да, да - «телесного низа». Нет ни низших, ни высших желаний. Есть психотелесное удовольствие от того, что ты делаешь. На  Кузьмина именно такая волна, нарастая, нарастая, в конце концов (в финале повести) и накатила. Эта волна текстовой метафоры вполне адекватна волновой метафоре устройства вселенной. В предварительном итоге можно полагать, что уже эти два фрагмента увеличивают вероятность альтруистической концовки повести. И такая концовка уже прочитывается. Ее можно назвать и разумно эгоистической. Но важнее всего то, что это психотелесный процесс порождения глубинного  смысла автора. Он — процесс — способен породить нечто подобное в ментальности адресатов текста.

     По мнению В.А. Пищальниковой, любое предметное (в направлении словесного выражения. — М.Г. Старолетов) восприятие не что иное, как результат полимодальной деятельности, так как означаемое языка (и речи) нуждается в теле и эмоциях, чтобы стать семантически функциональными [4].

     О делегате Зубаткине (волна, близкая  («близкая») к кузьминской):
«Ощутил (1) первый, первый после Кузьмина, который в те годы… и не мог осознать всего значения… (2) Зубаткину нравилось так думать. Перед ним появилась идея, которой он (3) мог служить бескорыстно, отказавшись от собственной славы, … его [Кузьмина] (4) уполномоченный представитель, >< (5) опекун его осиротелой, заброшенной идеи» [1, с. 348].

В замечании о том, что  волна близкая, но  «близкая» к кузьминской, акцентируется некое самолюбование Зубаткина, его ограниченность своей персоной. Хотя он поддерживает идею Кузьмина, но повествовательная перспектива высвечивает в речевых приемах имплицитную сосредоточенность персонажа на возможности своего карьерного взлета засчет Кузьмина. В этом смысле функциональны эмоциональный несобственно-речевой повтор (1); безличное предложение (2), выражающее состояние внутренней эгоцентрической саморофлексии; определительное придаточное (3) в виде несобственно-прямой речи с возвеличиванием себя персонажем на основе драматизации своего бескорыстия; ироническая стилевая антитеза (4 — 5) в границах опять же несобственно-прямой речи, противопоставляющая вероятную официально-деловую лексику (4) и лексику, близкую к высокому экспрессивному стилю (5) в возможной внутренней речи Зубаткина.
     Волновая траектория Зубаткина такова: +  +  - // В, П + в, п.
    
     Лаптев (реплика, по смыслу похожая на коан-загадку дзен-буддистов):
[3*] «Живых-то математиков больше, чем умерших… И не математиков. То есть вообще (1) за наукой приписанных живет сейчас на Земле больше, чем (2) всех ученых, что жили до нас. За все эпохи...» [1, с. 350].

     Перед нами ироническая констатация факта. В этом количественном ребусе отгадка заключается в самой принципиальной антитезе (1 — 2). Околонаучных дельцов всегда больше, чем ученых, живущих ради науки. Речь идет здесь о давно открытой дзен-буддистами дихотомии между ограниченным разумом эгоцентриста, погруженном в психотелесность комфорта, и разумом без границ, психотелесность-субстрат которого направлена на постижение безграничной же природы (бытия). В этом фрагменте та же вероятность финала увеличивается. 
     1) - ; 2) + // В + П > в + п.

  Квантовый скачок автора-повествователя и героя почти в легендарное прошлое:
     «Император Диоклетиан покидал свой престол. <...> Диоклетиан отрекался от власти над огромной империей, которую он создал и которую оставлял в зените ее могущества. <...> Он распрощался… со своими ставленниками… Ах да, Галерий, (1) с гладким и нежным лицом похожим на Алю [дочь Лазарева, стремившуюся помочь Кузьмину вернуться к научной работе]… <...> (2) Что намерен искать он там, вдали от великого Рима? Для этих сенаторов… ничего не значили изъяснения старого философа: (3) не ищи себя нигде, кроме как в себе самом. <...> [Сенаторы:] (4) Но власть важнее денег и славы. Диолектиан отказывался от высшей власти. <...> КУЗЬМИН [будучи в турпоездке в Сплит*] ЗАБРАЛСЯ… НА ВЫСТУПЫ АРКАД и (5) громовым голосом бросил вызов богам. < ...> (6) Он [Диоклетиан] … швырнул свою диадему в сонм богов.
     «Получайте. Я достиг, по-вашему, всего, но есть (7) больше, чем власть императора, - это презрение к власти!»
     ВНИЗУ, НА ПЛОЩАДИ, СИДЕЛИ ПАРОЧКИ…, БРЕНЧАЛА ГИТАРА. <...>
     (8) Кесари прибыли… уговаривать Диоклетиана вернуться в Рим. А он в ответ повел их в огород показывать капусту, которую он выращивал!» [1, с. 435 — 436].

     Сплит* — город в Хорватии, где сохранился дворец, построенный императором Диоклетианом.
 
     Уникальный фрагмент, в котором квантовые скачки во времени в почти легендарное прошлое и обратно снимают временность и актуализируют вечность. Почему? Да потому что поступки императора и Кузьмина родственны и принадлежат духовной вечности. Вплетения настоящего в легенду, воссозданную автором-повествователем, выделены увеличенным шрифтом. Они создают фон обычного поведения туристов. На этом фоне контрастно разыгрывается драма противостояния обыденности и бытийности. Несогласованное определение (1) создает взаимное наложение прошлого и настоящего (волновую интерференцию творческой энергии автора). Вопросительное предложение (2), скорее всего, представляет собой несобственно-прямую речь повествователя и сенаторов, а также потенциальный вопрос читателей. Мысль старого философа (3) может быть эпиграфом ко всей повести, ее квинтэссенцией. Связь двух предложений (4) — доминирующее противостояние повести — как между сенаторами и необычным для них императором, так и между приписанными к науке и инженером-монтажником, обретающим свое истинное «я». В предложениях (5 — 6) воплощается вневременный параллелизм действий и душевно-духовных состояний Кузьмина и Диоклетиона. Сопоставление презрения власти и почитания власти (7) обусловливает парадоксальную антитезу предложений (8). Это не что иное, как реализация древней мудрой «логики НЕ». Ее придерживаются герой повести и изначально автор.
     1) -  ; 2) + // В + П > в + п.

     Волновая картина повести такова:
    1) ; 2) + // В + П > в + п | 1) - ; 2) + // В + П > в + п | + < > - // В + П >< в + п | + < > - // В + П >< в + п | + + - // В,П + в,п | + < > - // В + П >< в + п |
+  +  - // В, П + в, п |  1) - ; 2) + // В + П > в + п |  1) - ; 2) + // В + П > в + п.

     Высоких волн — 9 (ДЕВЯТЫЙ ВАЛ!), переходов к высокой волне - 4, к низкой — 0.
     Текстовых элементов В, П — 9  и  в, п — 9, но преобладаний В + П >  - 4, преобладаний в + п >  - 0.
     В тексте при наличии столкновений все-таки доминирует бытийная волновая и хронотопная — смысловая — энергетика. Столкновения — признак драматизма повествования. 

     Фрагменты [1*], [2*], [3*], вероятно, претендуют функционально на роль смысло-энергетических квантов (сгущений) всего повествования. И они — кванты - переходят в волну конфликтной (интерферентно-дифракционной) экстраполяции доминантного смысла противодействия бытийности быту в масштабе всего текста. Волна как раз и задает  ритмы стилистического воплощения личностных смыслов автора.
     Эти кванто-волны имеют сущностную психотелесную природу, точнее — психофизическую, преобразованную в авторское творческое порождение текста. Таким образом превращенной психотелесности в принципе не адекватна ни позитивная, ни негативная оценочность. Вероятно, эта превращенная психотелесность — какая ни есть сущность. О героях можно сказать так: если их психотелесность ориентирована на удовольствия от комфорта, высокого положения, то это и есть их — героев - квантовая сущность; если она ориентирована на духовный поиск себя в мире, то это уже другая сущность. Оценки здесь предвзяты, неактуальны. Актуальны будут только естественным образом совершающиеся квантовые скачки в то или иное измерение действительности, в ту или иную позицию активно творящего наблюдателя.   

     Функцию смысло-энергетических квантов (сгущений) в «Повести об одном ученом и одном императоре» выполняют фрагменты:
[1*] «Автобиографии Алексея Крылова, Чарльза Дарвина, Норберта Винера… отличаются от прочих мемуаров… прежде всего свободой. Такую же свободу я почувствовал у Араго» [2, с. 145];
[2*] «Слава богу, его не причислишь к лику маньяков науки, поглощенных лишь своей идеей. [Сидя в каюте корабля] «приводил в порядок рукописи? Готовил вычисления? … Как бы не так! Он наслаждался захваченной французами  почтой испанских горожан...» [2, с. 160 — 161];
[3*] «Ему давали славу — неслыханную славу помощника Наполеона, деньги, каких не имел ни один ученый, новую жизнь…
     - Ах, ваше величество, если б я не был занят! Видите ли, я сейчас ищу такой поляризованный свет...» [2, с. 171 — 172].

                ЛИТЕРАТУРА

1. Гранин Д.А. Дождь в чужом городе. Повести. — Л.: Художественная литература, 1977. — 448 с.
2. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. — М.: Изд-во «Наука», 1982.
3. Залевская А.А. Телесность / корпореальность и значение слова // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. — М.; Барнаул, 2004. — С. 57 — 64.
4. Пищальникова В.А. Н.И. Жинкин и корпореальная семантика  // Русский язык в школе, 2018. — С. 78 — 83.