Александр Дюма, Роман о Виолетте - 2. Часть 54

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЁРТАЯ



– Ну что же, моя дорогая, – сказал я после обеда. – Ты хотела бы побеседовать от имени Миледи с Констанцией Бонасье? Мне трудновато будет говорить от имени молодой женщины, но я постараюсь, ведь автор должен нести ответственность за своих героев.

– Дуду, не прибедняйся, ты вполне можешь говорить от имени любого своего героя, ведь ты сам называешь себя «Драматическим писателем», то есть диалоги героев – это твой профессиональный конёк! – возразила Виви.

Она была права и немного подольстилась ко мне, так что дело пошло.

МИЛЕДИ

Дорогая Констанция, вы не будете ли так любезны поговорить со мной немного?

КОНСТАНЦИЯ

Ах, сударыня, после того зла, которое вы причинили мне, я не желаю общаться с вами. Я не хочу говорить с вами, опасаясь наговорить лишнего. Вы обманули моё доверие! Я полагала, что вы – такая же жертва кардинала, как и я. Поэтому я доверилась вам, но вижу, что напрасно. Такое разочарование!

МИЛЕДИ

Вы, я полагаю, вините меня за то, что я предложила вам вино, которое не слишком укрепило ваше здоровье?

КОНСТАНЦИЯ

Это был яд, как оказалось. О каком укреплении здоровья тут можно говорить?

МИЛЕДИ

Душенька моя, разумеется о самом важном здоровье – о душевном. Разве я не сказала вам, что вам следует укрепить свой дух? Разве не сказано в священных книгах о том, что если твоя рука соблазняет тебя, то отсеки её и отбрось прочь, ибо лучше для тебя потерять руку, чем бессмертную душу?

КОНСТАНЦИЯ

К чему спорить о священном писании с убийцей?

МИЛЕДИ

А почему бы и нет? Вас убили, но и меня тоже. Мы с вами обе – жертвы. Но ведь вы знаете, что всё в мире делается по замыслу Господню и без его согласия или воли и травинка не упадёт, и перо не потеряет птичка? Неужели же вы думаете, что кто-то мог бы лишить вас жизни без соизволения Спасителя? И разве не лучше для вас было бы оставить суетный мир в стенах монастыря, то есть на первых ступенях к Небесам, у самого подножья лестницы, ведущей к Господу нашему, нежели стать павшей женщиной, изменившей своему супругу, то есть нарушившей клятву, данную на алтаре перед ликом Господним? Если бы вы успели совершить адюльтер, вы бы оскорбили Господа несоблюдением данной при лике его клятвы. Также вы нанесли бы непоправимый ущерб мужу, который никак не виновен в ваших похождениях, но вследствие вашей неуместной предприимчивости этот законопослушный гражданин был брошен в тюрьму!

КОНСТАНЦИЯ

Не продолжайте. Я прощаю вам то, что вы прервали мою жизнь, но я всё равно не желаю с вами беседовать.

МИЛЕДИ

Напрасно! Мы могли бы многое обсудить! Известно ли вам, например, что ваш красавчик д’Артаньян предпринял весьма недюжинную изворотливость для того лишь, чтобы стать моим любовником вопреки моему желанию, и осуществил это оскорбление действием по отношению ко мне несколько раз.

КОНСТАНЦИЯ

Ах, мужчинам прощается много больше, чем женщинам.

МИЛЕДИ

Это потому лишь, что женщины склонны прощать своих мужчин за то, за что мужчины порой прощать совершенно не склонны. Но грех прелюбодеяния, грех измены остаётся тем же самым грехом, не важно, совершён ли он мужчиной или женщиной!

КОНСТАНЦИЯ

Но ведь и вы, если я вас правильно поняла, совершали этот же самый грех, не так ли?

МИЛЕДИ

Разница между мной и им состояла в том, что я готова была уступить мужчине по любви и я, как вдова, не имела никаких обязательств ни перед каким существом другого пола. Тогда как ваш любимый гасконец, кажется, обещал вам любить вас и даже, если не ошибаюсь, приносил клятвы любви, что не предполагает того, что одновременно он имел намерения срывать цветы плотской любви ещё в нескольких местах?

КОНСТАНЦИЯ

Вы сказали в нескольких местах, сударыня?

МИЛЕДИ

Именно так! Он окучивал не только меня, но также и мою служанку Кэтти, а также, возможно, кого-то ещё, не берусь предполагать. Если уж только в одном моём доме он отыскал двух женщин, которых уложил в постель с помощью обмана, было бы странным предполагать, что двери других домов и других спален для него были святы и оставались всегда закрытыми. Впрочем, мне это безразлично. Ведь я не была влюблена в него. Я спрашиваю вас, сударыня. Входило ли в ваши намерения стать ещё одной победой человека, который осаждает одновременно несколько подобных крепостей? Насколько я могу судить, ваш добрый супруг сохранял к вам искреннюю преданность, глубокую любовь и полнейшую верность. Это не уберегло его от вашего намерения совершить не только духовную измену ему – её вы успели совершить, но ещё и покуситься на измену телесную. Вы пообещали своему ухажёру вознаградить его за риск поездки в Англию и обратно. Подумать только! Риск! Чем он, собственно рисковал? Мушкетёрам кардинала было велено задержать гонца любой ценой. Это очень широкое понятие. Если бы он сдался, он ничем не рисковал бы. Ведь он действовал против интересов своего Короля, на службе которого он состоял! А если бы он не выполнил вашего поручения, его поступок соответствовал бы интересам и Короля, и первого министра! Так что его героизм состоял в том, что ради обладания вами он съездил в Лондон и обратно. Обычная сделка. Вы продали себя ему за эту цену, он вас за эту цену купил, но судьба моими руками всего лишь не позволила совершиться до конца этой постыдной сделке. Я спасла вашу душу, погубив ваше тело. Что ж, вам повезло! Со мной судьба обошлась хуже! Когда я была намного моложе вас, меня сначала заклеймили силой за проступки другого человека, за то лишь, что я не отдалась влюблённому в меня монашку. А ведь монашку не следовало помышлять обо мне! Я спасла его душу, и за это поплатилась! Да-да, не спорьте. Он не должен был нарушать обет целибата. За кражу святых даров он мог понести покаяние на земле и получить отпущение. Он отсидел бы положенный ему срок и мог бы снова поступить в монастырь. Он мог бы выбрать судьбу схимника, мог бы даже стать святым! Всякое покаяние начинается с небольшого греха. Но если бы он нарушил обет целибата, ему было бы сложней примириться с Господом. И что же я получила за мою доброту? Клеймо! Клеймо, которое перевернуло всю мою жизнь! Из-за него менее чем через месяц меня повесил мой супруг-молодожён. Меня спасло лишь чудо, но только для того, чтобы я испытала новые мучения! И в конце концов меня казнили. Без приговора суда! Тайно! Пятеро дворян, нанятый палач и четверо слуг. А разве может палач за деньги заниматься своим ремеслом по поручению частных лиц? Нет, конечно! Он такой же преступник, как и они! А я – жертва величайшего преступления! В сравнении с моей судьбой вам ли, сударыня, пристало роптать на свою судьбу?

КОНСТАНЦИЯ

Сударыня, я скорблю о вас, как и скорблю о тех, кого вы упоминали в своих проклятьях. Я верю, что Господь милостив, что он простит всех.

МИЛЕДИ

Верьте себе, пожалуй, но согласитесь, что вам – жертве, не успевшей согрешить, легче было попасть на небеса, нежели если бы вы успели обогатить вашего супруга ветвистым украшением головы, которое подходит лишь копытным животным, как оленям, баранам, козлам и быкам.

КОНСТАНЦИЯ

Умоляю, ни слова больше, сударыня, ваши слова разъедают мою душу. Прошу меня простить, но я вас покину.

МИЛЕДИ

Ещё не всё. Я хочу вам напомнить, что вы содействовали интригам мерзкой герцогини де Шеврёз. Вы помогали ей устраивать свидания Королевы с Бекингемом. Вы помогали ей обманывать своего супруга и вашего Короля. Скажите, простил ли вам Отец Небесный этот грех?

КОНСТАНЦИЯ

Я не считаю себя виновной, я подчинялась своей Королеве.

МИЛЕДИ

Не лгите! Вы проявляли инициативу. Вы предложили Королеве использовать посланника, который должен был бы привести алмазные подвески, подарок Короля, передаренный Королевой её любовнику Бекингему! Вы осуществили эту идею, так как нашли посланника и убедили его выполнить эту миссию, точнее вы купили его ценой обещания своей доступности.

КОНСТАНЦИЯ

Я предложила помощь моей Королеве, когда она попала в беду, только и всего.

МИЛЕДИ

По вашей милости погибли несколько человек, которые, выполняя приказ первого министра, пытались задержать этого вашего посланника. И не лгите себе хотя бы теперь. Вы не спасали Королеву. Вы попросту нашли способ угодить Королеве и заодно устроить испытание своему любовнику, проверить, насколько он надёжен, достоин ли он вашей любви. Не более того!

КОНСТАНЦИЯ

Я не понимаю, почему вы так говорите, но я повторяю, что я спасала свою Королеву.

МИЛЕДИ

От чего именно вы её спасали? От того, чтобы её супруг узнал о том, что она отдаёт предпочтение этому английскому расфуфыренному павлину?

КОНСТАНЦИЯ

Если бы Король узнал об этом опрометчивом подарке, …

МИЛЕДИ

Ничего не произошло бы страшного! Это ничем ровным счётом не угрожало вашей Королеве! Вы забываете, что герцогиня де Шеврёз была назначена хранительницей драгоценностей Королевы и исполняла в это самое время эти функции. Если что-то из драгоценностей Королевы пропало, за разъяснениями следовало бы обратиться к Марии де Шеврёз. А уж она-то вывернулась бы как-нибудь! Даже если бы она взяла вину на себя, что ей собственно грозило бы? Требование возместить ущерб? Она не разорилась бы от этого! К тому же Королева Анна уж точно нашла бы средство вознаградить её за такую жертву, да ещё и с лихвой!

КОНСТАНЦИЯ

Это слишком сложно для меня.

МИЛЕДИ

Вот именно. Поэтому много лучше было бы, если бы вы, будучи супругой господина Бонасье, выполняли бы лучше свой супружеский долг и не претендовали бы на большее. Ваш крёстный де Ла Порт сослужил плохую услугу вам тем, что устроил вас камеристкой к Королеве. И как ему это удалось? Для этой должности вы недостаточно знатны.  И ещё вопрос, как это вашей матушке удалось заполучить такого крёстного для вас. Впрочем, в этих адюльтерах я не собираюсь разбираться, избавьте меня от этого.

КОНСТАНЦИЯ
Да как вы смеете порочить память моей доброй матери!

МИЛЕДИ

Смею, дорогуша. Смею. А теперь уходи. Я закончила разговор с тобой.

* * *

– Кажется, Виви, ты решила задать перцу всем героям моей трилогии! – сказал я, когда мы вновь стали самими собой, закончив эту необычную игру.

– Нет, достаточно, с основными действующими лицами этой драмы я разобралась, остальные меня не интересуют, – ответила Виолетта.

– Ну и славно, а то эта игра уже начала серьёзно напрягать меня, – ответил я совершенно честно.

– Надеюсь, я тебя убедила, – сказала Виолетта.

– А ты хотела меня в чём-то убедить? – спросил я с удивлением.

– Да, милый! – подтвердила Виолетта. – Я хотела убедить тебя в том, что твоя версия событий не показала Миледи в достаточно зловещих красках. По этой причине твои обожаемые мушкетёры, которые по задумке должны были бы быть положительными героями, таковыми ничуть не выглядят. По крайней мере, по зрелом размышлении. Так что тебе придётся либо дополнить свою трилогию зловещими преступлениями Миледи, которые обелили бы мушкетёров и лорда Винтера за то, что они с ней сделали, или для того, чтобы сохранять объективность честного писателя, добавить нотки нешуточного осуждения своих героев за то, что они сотворили.

– Кое-где на страницах моей трилогии Атос и д’Артаньян высказывают раскаяние в казни Миледи, – ответил я. – К тому же её сын, Мордаунт, также натворил дел.

– Вот как раз Мордаунта тебе ещё в меньшей степени удалось очернить, Дуду, милый, только не обижайся! – выпалила Виолетта скороговоркой. – Подумай сам! Он хотел отомстить за мать. Он узнал, что шестеро мужчин казнили её без суда и следствия. Он узнал совершено случайно, что один их них был палачом, четверо других – французскими дворянами, а шестым был его родной дядя. Между прочим, дядя совсем не позаботился ни о его воспитании, ни о его содержании. А ведь это был его родной племянник, и, если я не ошибаюсь, своих детей у лорда Винтера не было. Может быть, и были. Не важно. Из уважения к памяти брата он должен был бы воспитать из него благородного дворянина и обеспечить его достаточным содержанием. Устранить дядю, убийцу собственной матери, который тебя ограбил – это ли большее преступление, нежели вызвать на дуэль и убить человека, который был с тобой недостаточно вежливым?

– Дорогая, давай-ка лучше выпьем кофе и поговорим о чём-то более приятном, – предложил я, ибо этот разговор стал для меня слишком тягостным.