Будни Ариадны
Странное письмо.
После возвращения из серого леса, когда Ариадна Петровна сняла валенки и поставила греться чайник, она обнаружила неладное в прихожей. Её походная куртка висела не на своём крючке, а на самом видном месте — на дверце шкафа. Из кармана торчал уголок пожелтевшей, плотной бумаги.
Она вздохнула. Это не было воровством. Это было послание. В её доме так не шалили.
Достав бумагу, она сразу поняла: это не просто записка. Это было письмо, написанное железо-галловыми чернилами, почерком твёрдым и угловатым, как след от зубила по камню. Адресовано было просто: «Приемщице. Той, что на холме у Чёрной речки».
Кошки сидели кругом, умываясь с преувеличенной невинностью. Домовой издал из-под печки довольный скрип. Ломовичок, уже обживший свой отремонтированный сундук, выглянул и стрекнул один раз — «От нас». На пороге в сени лежал мокрый, пахнущий дымом и берёзовым веником веник — знак, что в доставке участвовал и банник.
Она развернула письмо. И прочла.
«Грядущей Хранительнице,
Если читаешь это — значит, три моих стражника — Домовой, Банник и Ломовичок — признали в тебе силу, чтобы держать границы. И значит, я, Игнат, бывший кузнец сего места, окончательно стал тем, кем стал. Лешим — но не того леса, что шумит листвою, а того, что онемел и посерел.
Объясняю, как дело было.
Я был не просто кузнецом. Я был скрепой. Скреплял подкову с копытом, серп с рукоятью, да и мужа с женою, коли поругаются. Видел связи меж вещами и людьми. И увидел, что связь земли с небом тут портится. Магия, что текла живой кровью в жилах мира, стала сбиваться в тромбы от людской злобы да забытья. Места силы — чахли.
Я решил её прочистить. По-кузнецки. Взял молот свой, не простой, а Намери;нный, что ковался три года по особым дням. В полночь на солнцеворот вышел к месту, где три ручья сходятся (тот твой родник «Забвения»), и замахнулся не по железу, а по самому узлу порчи, что висел в воздухе, как чёрная накипь.
Удар пришёлся. Но узёл был не из той стали. Он не раскололся. Он разорвался. И меня, всей моей силой да намерением, выдернуло из нашего яркого мира и затолкало в тот, что по ту сторону разрыва. В отсёк. В мир, где магия не течёт, а стоит. Где всё — только память да тень. Где я стал не хозяином, а сторожем провала.
Мой дом, кузница, баня — остались без сердца. Я наказал стражникам: не пускать никого, пока не придёт настоящая пограничница. Та, что не побоится серого безмолвия, что сможет не махать мечом, а вязать узлы заново. Баба-Яга, коли по-старому. Ведьма, что границы лечит.
Дальние мои родственники дом продали — им он был не в радость со скрипами да странностями. А стражники ждали. И, видно, дождались.
Что тебе нужно знать:
Медведь в сером лесу — мой страж. Он поведёт тебя ко мне, когда будешь готова. Не бойся его. Он хранит последнее тепло того мира.
Разрывы не зашить. Их можно только обойти, создав новые токи вокруг. Как кузнец, когда треснула заготовка, не бросает её, а делает накладку, новую связь.
3. Тебе нужен будет не молот, а игла. И нить. Нить из твоего дома, доверия твоих кошек, смелости твоего духа. Ты должна прошить серый лес живыми нитями, соединив оставшиеся островки памяти с твоим домом. Дом — твоя новая кузня. Ты — новая скрепа.
Я не могу вернуться. Я стал частью той стороны. Но я могу держать края разрыва, пока ты работаешь. И могу дать совет. Ищи у родника камень с лицом — это мое зеркало-напоминание. Через него я смогу говорить.
Прости, что втянул тебя в свою неудачу. Но раз уж вошла в мой дом — значит, судьба твоя с этой землёй сплелась. Чини. Скрепляй. Храни.
Бывший кузнец Игнат. Ныне — Леший Безмолвного Леса.»
Ариадна Петровна опустила письмо. В доме стояла тишина, полная смысла. Теперь у каждой тени, у каждого скрипа было имя и история.
Она подошла к столу-карте. Взглянула на точку родника. Теперь она видела не просто «разрыв». Она видела место профессиональной ошибки коллеги. Не злого умысла, а рискованного эксперимента, который вышел из-под контроля.
— Так, — произнесла она, и в голосе её не было страха, а лишь холодная, ясная решимость. — Ситуация прояснилась. Имеем не стихийное бедствие, а техногенную аварию на тонкопластическом уровне, повлёкшую за собой формирование устойчивой аномальной зоны и трансформацию оператора. Задача усложняется, но и конкретизируется.
Она посмотрела на Домового, Банника и Ломовичка. — Ваш прежний хозяин дал задание. Я его принимаю. Но работать будем по-моему. Системно. Поэтапно. Без лишнего героизма.
Она положила письмо Игната в отремонтированный сундук Ломовичка, рядом с «Окуляром». Это был теперь не просто инструмент. Это был технический паспорт объекта реставрации.
Теперь её путь в серый лес был не просто вылазкой. Это было первое рабочее совещание с Заказчиком, который, к сожалению, сам стал частью проблемы. И медведь-хранитель был не угрозой, а приглашением на встречу.
Всё встало на свои места. Завеса тайны приподнялась. И перед Ариадной Петровной открылся не мистический квест, а сложнейший, многолетний проект по восстановлению разрушенного экологического и метафизического баланса. То, что она умела делать лучше всего.
Ариадна Петровна завязала последний узел, втирая в него крупинку домашней земли. Серебристая нить родника дернулась, как жила. Разрыв перестал расползаться. Она вытерла руки, и в этот момент услышала за спиной тяжёлое, влажное сопение.
Она обернулась. Медведь, которого она усыпила травами, был уже на ногах. Но в его глазах не было ни ярости, ни сонной мути. Теперь в этих тёмных, глубоких pools плавало нечто иное — знание и тихая, вековая грусть. Он стоял, огромный и седой в этом бесцветном мире, и смотрел на неё. Не как на добычу или угрозу. Как на смену караула, пришедшую на пост слишком поздно.
Кошки не зашипели. Они сели по обе стороны от Ариадны Петровны, выпрямившись, как на параде. Их хвосты лежали неподвижно, но уши были направлены вперёд — знак предельного внимания.
— Стерегущий, — произнесла Ариадна Петровна негромко. Не вопросом. Констатацией.
Медведь медленно кивнул тяжёлой головой. Когда он открыл пасть, из неё вырвался не рык. Это был голос самого леса — скрип вековых сосен, шорох падающей хвои, журчание подземных вод, собранные в хриплый, низкий шёпот.
«Спал... долго... не уберёг...»
Его слова материализовались. Не огоньками, а узором на его собственной шерсти. На груди, где бурая шерсть была седой от времени и пепла, проступили светлые полосы, сложившиеся в карту — те же очертания, что и на столе дома, но с тремя яркими, почти золотыми точками. Они светились тускло, как последние угольки.
«Пришёл... нездешний... с холодным... железом... в сердце...»
В воздухе между ними, словно в тумане, возник образ: человек в странной, не по сезону лёгкой куртке, с мерцающим прибором в руках. Он шёл не по тропам, а по жилам земли, словно читая карту, которой у него не должно было быть. И там, где он находил место пульсации — древний корень, родниковую жилу, — он вонзал в землю не лопату, а тонкий стальной пробойник с хрустальным наконечником. Из ран земли он собирал в ампулы не воду, а сгустки бледного, дрожащего света. Магию. Жизненную силу места.
«Взял... три капли... сердца мира... рассыпал пеплом... ключи... потеряны...»
Золотые точки на карте-шерсти вспыхнули и погасли. Медведь опустил голову, и его громадное тело содрогнулось от беззвучного вздоха, полного стыда и скорби.
Ариадна Петровна всё поняла. Вор. «Исследователь» натурного типа, нашедший способ добывать магию как полезный ископаемый ресурс. Хищник, убивающий не тело, а душу места. И он унёс с собой или уничтожил три ключевых артефакта, «капли сердца», стабилизирующие систему.
— Ключи, — повторила она. — Что нужно найти? Где?
Медведь поднял взгляд. В его глазах отразилась не загадка, а прямое воспоминание, которое он, как страж, видел своими глазами.
«Первое... что вырвалось... с первым криком боли земли... и упало... в самое чёрное место... где даже тени боятся спать...»
Образ пробойника, вонзающегося в корень. Первая, самая яркая «капля» света, вырвавшаяся наружу. И — падение. Не на землю. Сквозь землю. В каменную расщелину, в подземную пустоту, где царила немота и холод. Туда, куда не доходит свет и память.
— Первый ключ — в подземелье. В месте без эха, — перевела Ариадна Петровна. Её взгляд упал на «Окуляр Игната» в её руке. Линза была сделана изо льда её дома и должна была вести к жизни. Но чтобы найти место без жизни, нужен иной проводник. Она посмотрела на медведя. Он знал дорогу в самые тёмные углы своего умирающего царства.
— Ты проводишь, — сказала она не прося, а констатируя. — К первому ключу. А там я посмотрю, что можно сделать.
Медведь долго смотрел на неё. Потом медленно развернулся и, не оглядываясь, стал уходить вглубь серого леса, к самым древним, мшистым скалам. Он был стражем. Он вёл её к своей главной неудаче. Чтобы дать шанс её исправить.
Ариадна Петровна кивнула кошкам. — Меняем планы. Углубляемся. Идите рядом, смотрите в оба. Нас, кажется, ведут в кладовую самого отчаяния.
Она двинулась следом за огромной седой спиной. Первый ключ ждал не среди живых воспоминаний у родника, а в месте, забытом даже смертью. И чтобы добраться до него, ей предстояло пройти через самые тёмные сны этого угасающего мира.
Автор оригинального текста
Оксана Дубровинв,
Санкт-Петербург, 2025 год
Редакция
А. С.
Сборник Библио
Свидетельство о публикации №225121601047