Длинный номер

А ещё мне очень нравилось ходить с Ба-Мотей в баню. От нашего домика в Уссурийске  она находилась недалеко, на улице Комсомольской, всего два квартала надо было пройти.  Потом уже, в начале нынешнего века её перестроили под гостиницу с  таким интересным названием «Ностальжи». Это  слово означает явление, когда человек, тепло вспоминая прошлое, скучает по чему – то или  по кому-то.
Мои воспоминания об этих еженедельных походах в баню остались самые тёплые, самые радостные.  Особенно, когда я, отмытая бабушкой  горячей водой и оттертая  мочалками с пахучим  уссурийским земляничным мылом в предбаннике подходила к мраморной стойке с газированной водой, с большими стеклянными колбами, наполненными ягодными сиропами,  и важно говорила продавщице :
- Один стакан с двойным сиропом, пожалуйста. С брусничным.
Сейчас из этого предбанника сделали уютный буфет, где постояльцев гостиницы кормят завтраком… Я, когда приезжаю в гости в свой родной город, всегда здесь останавливаюсь и ,завтракая, вспоминаю тот необыкновенно вкусный двойной сироп
Но сегодня я расскажу вам об одном очень грустном воспоминании, таком, которое, как заноза, застревает в памяти надолго, а у меня так на всю жизнь.
 Однажды Ба-Моть, выглянув из-за калитки, позвала меня с улицы, где я играла с ребятами:
- Ленуська, прощайся со своими казаками-разбойниками. В баню пойдём. А то  позже людей будет много. Смотри, вон по дороге уже с тазиком идут.
Да, действительно по дороге шли со своей мамой две конопатые девчонки-близняшки с рыжими косами, завернутыми над ушами калачиками , перевязанными зелёными ленточками. Прямо одуванчики золотистые какие-то, а не девчонки. Мама их тоже была рыжей, с розовой кожей, тоже вся в веснушках-конопушках. Она несла в руке тазик. Тазиков в бане на всех постоянно не хватало,  потому что люди брали по два-три тазика, один ставили на пол возле скамьи, наливали туда горячей воды и отмачивали пятки, другой ставили на скамью и мыли в нём голову, а  в третий могли налить чистой воды для ополаскивания.
Ба Моть тоже брала с собой тазик. Да она много чего брала с собой – мыло, мочалки, кусок пемзы, пакетики с травами, железную кружечку и обязательно яйцо. Тогда шампуней ещё не было и мне голову она мыла взбитым яйцом. Волосы становились легкими и блестящими.
А девочки эти жили где-то на Ленинградской улице в военном гарнизоне. Учились не в нашей школе №16, а на Комарова, ближе к сопке.  По нашей улице они ходили в клуб авторемонтного завода на  киносеансы, да в баню. И чувствовалось, что они были не местными, а приехали откуда-то издалека.
Когда мы с  бабушкой пришли в баню, они оказались перед нами в очереди. Поэтому в моечный зал мы зашли вместе и на огромной скамье устроились рядышком.
Прямо перед нами  были два душа, от них  шёл горячий пар,  и мама поставила своих рыжеволосых близняшек поближе к пару. А Ба-Моть занялась моей головой. Взбила в кружечке яйцо, намазала им мою головёшку, сама опустила ноги в тазик, в который накидала всяких трав,  шедро намылилась  мылом.  Вот чего – чего, а мыла у жителей нашей улицы Уссурийской всегда хватало. Ведь  почти все работали на масложиркомбинате, который выпускал и  дешёвое земляничное мыло, и  чуть подороже,  пахучее мыло «Кармен».  А работники к праздникам получали наборы продукции, производимой этим комбинатом.
И тут я увидела, как рыжеволосая мама  ладошкой без мыла растирает дочкам спинки, руки,  шею.
- Ой, что она делает, ба? – спросила я у бабушки
- Катает. Грязь катает. – ответила Ба-Моть.
- Зачем?
- Мыло экономит. Видать,  в войну   хлебнула лиха женщина. Ни хлеба, ни мыла не видела. Ну что ты удивляешься… в детстве и меня так мыли. - Она засмеялась .-  Как говорится, не мытьем, так катаньем грязь убирали.
Ошеломлённая увиденным, я продолжала наблюдать за   этой  одуванчиковой семьёй .
Они уже намыленные встали под душ,  и мама собирала в хвост волосы одной из дочек. И вдруг я увидела  синие  цифры на руке женщины, идущие от запястья к локтю. Много цифр. Как будто чернилами нарисованные, но водой несмываемые.
- Ба!, а что это у неё на руке?
- Номер.
-Зачем?
- Зачем-зачем…вот и не знаю, как тебе сказать – зачем. Совсем не знаю. Понимаешь, есть на свете люди… вернее нелюди, которые  только себя считают самыми лучшими на свете. Что все остальные должны  быть у них в подчинении, в рабстве . Для этого  они затевают войны, забирают в плен мирных людей и помещают их в лагерях за колючей проволокой. И чтобы они не сбежали, ставили у них клейма на руках, как на скотине. Чтобы было видно, чьи они рабы.   Их очень плохо кормили, ослабевших убивали…   И мама этих девочек была узницей такого концлагеря. И если бы наши солдаты не разгромили их фашистское гнездо, так и осталась бы в плену эта женщина, и  такие хорошенькие дочурки у неё не народились бы. 
Кто такие фашисты, я уже знала. Какая Великая Отечественная война была, тоже знала, ведь мои   мама и папа воевали. Но увидеть воочию деяния этих нелюдей  и осознать их мне довелось именно так. В бане. В далеком  дальневосточном городе Уссурийске.