Добрушка на солнышко-2. 1-2

Глава первая

Итак, наш пушистый друг Добрушка расстался с мудрым хранителем леса — рогатым величавым Лосем — и удивительной ужихой медянкой. Добрушке повезло: благодаря лесным обитателям его копилка голова стала ещё больше. Но не выросла — нет, просто в ней поместились все сказочные истории.
И вот отправился наш герой навстречу новым знакомствам. Шёл он не спеша, мурлыча себе под нос весёлую песенку про лягушек — тех, что квакали на болоте.
Оглянулся он: речка осталась внизу. Ему вдруг послышалось, как она прошептала:
— Пока, солнышко.
Помахал ей Добрушка, вздохнув полной грудью:
— Пока пока.
И вот топает уже по лесу. Идёт он, идёт. Солнышко в небе высоко высоко, сверху поглядывает, улыбкой сияет. Все тропинки озаряются его светом. Через пышные кроны высоких деревьев игривые солнечные лучики ныряют в траву и там смеются.
И вдруг Добрушка слышит: где то в кустах что то дрожит.
— Ой! — отскочил пушистый путник и решил проверить, почему куст трясётся сам.
Подходит он осторожно, так тихонько тихонько, и видит — чьи то ушки торчат. Добрушка аккуратно раздвинул ветки — и увидел… зайчика. Только тот не прыгал, а как то странно подёргивался всем телом.
— Ой, а что это ты тут на месте скачешь, да в кустах? — удивился наш путник. — Авось, испугался? Не бойся, я Добрушка.
Зайчик обиженно поджал нижнюю губу, выпучив при этом косые глаза.
— Ты что, Добрушка, не понимаешь? — остановился он, пытаясь сохранить хладнокровие. — Я тут, видишь, танец разучиваю, чтобы потом хвастать перед всеми. Мол, вот как я умею!
— А а а, — протянул Добрушка, почесав затылок. — А меня научишь?
Заяц недоверчиво прищурил один косой глаз, но, убедившись, что никто не смеётся, выпрыгнул из куста.
— А что! Давай!
И они стали кружить вместе.
В это время по тропинке бежала лихичка рыжая, хитричка. Увидела она что то непонятное: крутится, вертится, как барабан вокруг своей оси, — и решила подойти посмотреть, что за чудо так кувыркается. Подходит и смотрит, но разобрать не может: там лапа, там ушки, да мордочка неведомой зверушки. Никак ей самой не разобраться. Впервые видит что то необычное: ушки зайчика, лапки чьи то торчат. И она спрашивает:
— Эй, а что вы тут делаете? Кто вы такие? На моей территории разводить такие танцульки трясульки!
Тут Добрушка остановился, встал и, смахивая пот со лба, весело шмыгнул носиком:
— Ой, лисичка, здравствуй! А мы тут с зайчиком начали, э э, учиться танцам, которые называются танцы веселушки.
Лисичка фыркнула:
— Танцы веселушки? Да вы оба выглядите как две мухи в торте! — но глаза у неё загорелись. — Я тоже могу! Только мои танцы называются «обманки». Я кручусь так быстро, что все думают — меня нет. А потом — бац! — хвостом по морде.
И она закрутилась — ш ш ш! — как вихрь.
А Добрушка:
— А если я тебя не боюсь?
Лисичка остановилась:
— Тогда танцуй со мной. Но если упадёшь — я тебя съем.
Зайчик:
— А если не упаду?
Лисичка:
— Тогда я не съем. А буду твоим пушистым шарфом.
Они начали: Добрушка — прыг, зайчик — ушки, лисичка — хвост. И вдруг — ой ой! — лисичка запуталась в зайчиковых ушках. Зайчик — в Добрушкиных лапках. Добрушка — в лисьем хвосте. Они закружились, как один большой комок, и комок покатился по тропинке. И хохочет!
— Это не танец! — кричит Добрушка. — Это танец утка!
Лисичка:
— Нет, танец зайчонок!
Зайчик:
— Нет, танец лисичка!
И комок катится. И из него торчат ушки, хвост, лапки.
Катились они, катились по тропинке и вдруг выкатились на полянку, где сидел и кушал малину медведь. Большой такой, бурый. Шерсть клочьями свисала у него по всему телу, но нос был в малине, а на ухе застряла веточка с листьями. Забавно и мило. Совсем не страшный, хоть и огромный.
Удивился медведь:
— Что за чудо прикатилось? Как будто это кто то непонятный вместе с шариком свернулся. Эй, эй, ты кто такой?
И шарик вдруг рассыпался на лисичку, зайчика и Добрушку. Они хохотали, хохотали — были грязные, в листочках, в еловых веточках, в еловых шишках. Каждый чистил свои ушки на макушке, а лисичка — свой оранжевый хвостик.
А медведь говорит:
— Да вы, ребята, что то откуда свалились — с луны, что ли?
А те — ещё пуще хохотать.
— Нет, медведь, мы не с луны свалились, мы просто учились танцевать.
— О, — сказал медведь и задумался, — а если я с вами танцевать буду, не раздавлю ли я вас?
Зайчик напугался:
— Нет, Мишка косолапый, ты с нами танцевать не будешь, потому что я тебя боюсь.
Серенький задрожал, так задрожал, что аж хвостик у него трепыхался.
А лисичка ему:
— Да что ты боишься? Это же добрый наш Мишка. Это мой сосед, который в берлоге живёт. Зимой лапы сосёт, а весной ходит, всех пугает, по лесу бродит.
А Добрушка не удержался:
— Ой, ребята, как с вами весело мне было! Я уже давно так не смеялся.
А медведь громко пробасил:
— Слушайте, тут я знаю неподалёку деревню. Вот там столько всего можно посмотреть — обхохочешься!
И решил тогда Мишка показать путь дорожку до деревни, чтоб повеселить всех. И пошли они: Мишка на своих косых лапах — «шир шир», а лисичка хвостом — «хлясть!» — побежала вперёд. Добрушка сел верхом на лисичку, а зайчик — «скок, да ушами шпок» — вприпрыжку за ними.
Идут они, скачут. Вот лес закончился, начались поля пшеничные — далеко простираются, золотом колосятся. С неба светит солнышко, улыбается:
— Добрушка, Добрушка, ты пошёл новую себе игру искать?
А Добрушка ему помахал и ответил:
— Солнышко, я с тобой всегда, но только здесь очень весело.
Идут они, колобродят дальше и видят: собаки вдалеке бегут навстречу, торопятся и начинают лаять, лаять, лаять. Они не знают, кто же к ним непрошеный в деревню идёт.
И вот одна собака подбежала. Лиса на неё тявкнула — собака замолчала. И лисичка нахмурилась:
— Ты что, забыл, что ли, как я к вам в гости приходила, часто курочек навещала?
— А а а, — собака хвост поджала. — А, ты старая подруга лиса! Да, знаю я тебя. А что вы хотели?
— Да мы вот хотели показать Добрушке, какая в деревне жизнь весёлая протекает.
А медведь говорит:
— Я частенько ходил, наблюдал, как там курочки живут, как коровки там пасутся, как козлики бегают, собачки защищают двор.
Добрушка обрадовался:
— Ой, ребята, я никогда в деревне не был. Наверно, очень весело.
А лисичка хитро так облизнулась, хвостом «шух!» вильнула:
— Да, корова ещё молочко даёт — парное, вкусное вкусное.
А Добрушка поднял бровки от удивления:
— А что такое молочко? Никогда не пробовал.
Лисичка причмокнула от удовольствия:
— Ну вот и попробуем.
И пошли они все дальше в деревню. И вскоре показался первый дом — это был чей то сарай.
И вот подходят они к коровнику. Там стоит большая, добродушная корова…


Глава вторая

— Я Мумуша. Молоко даю. Но только тем, кто смеётся, — а если не смеётся — молоко киснет. Когда Добрушка хихикнёт — и получит. И молоко не будет просто молоко. Оно будет… золотистое. Как его солнышко.
И Добрушка спросит:
— А почему золотистое?
А Мумуша:
— Потому что солнце мне в хвост залезло, когда я спала.
Му му ша стояла в сарае, хвостом махала на мух, а из под неё на пол капнуло тёплое, золотистое молоко — как будто кто то рассыпал солнце.
— Ой, — шепчет Добрушка, — это же… смех?
— Нет, — говорит Мумуша, — это солнце, которое я ночью с травы слизала. Оно не хочет светить — хочет быть молоком. А молоко не хочет быть молоком — хочет быть… вашими глазками.
И тут лисичка хвостом своим рыжим по молоку — раз! — и молоко не просто жидкое стало, а… заплясало. Маленькие солнечные капельки прыгали, как зайчики искорки.
Зайчик:
— Я боюсь! Они горячие!
Медведь:
— А если я их съем?
Лисичка:
— Тогда станешь мёдом, а не медведем!
Добрушка взял пальцем каплю — она не обожгла. Она просто сказала:
— Больно не будет. Просто тепло.
И он её — чмок! — слизнул. И в тот миг всем стало так светло, что даже Мумуша закрыла глаза. А когда открыла — на полу не молоко, а… маленькое солнышко лоскуток.
— Это вам, — говорит Мумуша. — Чтобы ночью не скучали. А я пойду спать. Только не забудьте: если вы его сожжёте — я сгорю. Если потушите — я замёрзну. А если просто положите под подушку — проснётесь и увидите, как солнце у вас в ладошке.
Они все сели вокруг лоскутка. Он был тёплый. Не жёг. Не грел. Просто… был. И первый, кто засмеялся, был медведь. Потому что понял:
— Я — не большой. Я — просто большой сон.
А сон — это тоже свет.
Добрушка спросил:
— А если мы его потеряем? Что, Мумуша, ты тоже пропадёшь?
— Что, если мы… Что, если мы его разрежем и каждому по кусочку? — спросил Добрушка.
Мумуша вздохнула:
— А если разрезать — он не рассыплется. Он вырастет в каждом, кто взял. Но только если возьмёт с улыбкой. Если с жадностью — сожжёт внутри. Если с болью — остынет.
Зайчик взял первым. Улыбнулся — и в его ушках загорелись искорки. Лисичка — в хвост. Он стал не рыжим, а золотым. Но не блестящим. Просто… светлым.
Медведь взял — и вдруг лапа стала не косолапой, а… мягкой. Как будто кто то его обнял изнутри.
Добрушка взял последний кусочек. И внутри не стало пустоты. Не стало вопроса «почему». Осталось только: «Я — тоже солнце».
А Мумуша шепнула:
— Теперь вы — мои лучи. Идите. А если кто то скажет «темно» — просто улыбнитесь. Он поймёт: «А, уже светло».
И вышли они из сарая — не звери. А четыре маленьких солнца на ножках.
И первое, что они увидели, — забор. Но не обычный. Он был сделан из… тени.
— Ой, — сказал зайчик, — а вдруг тень нас проглотит?
— Не проглотит, — сказал Добрушка. — Она нас ждёт. Потому что тень — это когда свет забыл, что он свет.
И они подошли. Тень дрогнула. И вдруг — рассмеялась.
— Я не тень. Я — ваша улыбка. Просто вы меня забыли.
И забор исчез. А впереди — деревня.
И увидел Добрушка, что от забора, который исчез, осталась лишь пёрышко. И это пёрышко было от петушка.
— Ой, — сказал Добрушка, — а что это такое? Я никогда не видел такое странное пёрышко.
А медведь говорит:
— А, знакомо мне это. Это в курятнике много много таких пёрышек я находил.
А лисичка облизнулась и говорит:
— А знаете, я тоже эти пёрышки собирала, собирала. Они у меня в норке лежат, копятся. И когда мне жарко, я из них веером машусь. И мне так хорошо! Курочка мне напоминает о том, что у них в сарае прохладно.
Добрушка поинтересовался:
— А что за курочка? А можно их где то посмотреть?
И тут зайка — прык прык, скок — предположил:
— Они, они летают.
А лисичка хитричка усмехнулась:
— Да нет, они не летают.
А наш бурый медведь пробасил:
— Они прыгают, как собаки.
А зайчик стал спорить:
— Нет, я видел, у них крылья есть.
А лисичка — «шасть» хвостом:
— Ну да, они ещё купаются в речке.
А Добрушка так и не понял:
— Так всё таки, что за курочки такие? Вы мне их покажите, пожалуйста.
Все рассмеялись и пошли дальше. А дальше был ещё один сарай. И этот сарай был открытый: дверь скрипела на ветру, и везде валялись кусочки сена, травы, зёрнышек.
Добрушка все ножки обтряхивал, когда шёл, потому что зёрнышки были такие маленькие, но на них наступишь — и чувствуешь.
— А что это такое? — спросил Добрушка.
А медведь рассказал:
— Да, это зёрнышки. И вот эти зёрнышки, если их в землю посадить, вырастет целое поле, которое мы проходили мимо. А из этих зёрнышек потом, когда собирают из колосьев, делают муку.
— А из муки, — сказала лисичка, глубоко вдохнув ноздрями, — пекут душистый душистый каравай, который очень очень вкусный, особенно корочка, когда горячая.
Зайчик принюхался, прошептал:
— Мне кажется, я даже аромат чувствую.
Он фыркнул носом, и все рассмеялись.
И Добрушка не удержался:
— Так всё таки, пойдёмте посмотрим, кто такие курочки.
И подошли они к открытой двери сарая — двери, которая болталась на ветру. И вдруг Добрушка услышал: «Ку ка ре ку!»
И «ку ка ре ку» было такое громкое, что даже медведь подпрыгнул. Это пропел петушок, и Добрушка напугался.
Петушиное «ку ка ре ку» было такое звонкое, будто кто то рассыпал серебряные монетки. Добрушка встал как вкопанный, лапки к груди прижал.
А из дверей вышел не петушок, а… сам петушок — в маленьком фартуке, с мешочком муки на плече.
— Ой ой ой, — сказал он. — Это вы тут? А я думал, ветер дует, а это ваши носы чешутся от моего каравая!
И все повернули головы — и увидели: за петушком на лавке стоял целый каравай, парящий, золотистый, как маленькое солнце.
Добрушка:
— Это ты кричал?
Петушок:
— Нет, это я пёк. А крикнул — потому что запах вышел. Запах — мой голос. Я не кричу, я — пеку.
Зайчик:
— А если я кусочек?
Петушок:
— Кусочек — только если скажешь «спасибо». А если «дайте» — каравай рассыплется в песок.
Медведь, лисичка, зайчик — все по одному сказали «спасибо» и отломили. И каждый кусок — не просто хлеб. А… вспышка.
Медведь:
— Ой, я теперь медведь с ароматом!
Лисичка:
— А я — лиса с хрустящим хвостом!
Зайчик:
— А у меня ушки теперь — булочки!
Добрушка взял последний кусочек. И вдруг внутри — не тепло. А — «я дома».
Петушок улыбнулся:
— А ты не просто ел. Ты — запомнил. Теперь, когда закроешь глаза, запах будет всегда. Это и есть дом.
И все замолчали. Потому что запах был не из каравая. А из них.
А петушок сказал:
— А теперь идите дальше. Потому что после каравая всегда приходит… чай.
И показал на тропинку, где из за сарая шёл пар. А в пару — буквы: «Ч А Ю».
Удивился Добрушка, что в воздухе парили буковки какие то. И говорит:
— Ну, сказка какая то. Это не деревня.
Лисичка улыбнулась:
— Ох, ты не знаешь! Здесь каждый день можно ходить, и каждый день какое то новое чудо узнать. Вот, к примеру, чай мы можем попить у наших уточек. У них есть особое корытце, которое называется коромысло. И там вкусный вкусный чай — ароматный, свежий, с зеленью и травами. И уточки, когда его пьют, наполняются этим ароматом, а потом идут на работу. Они щиплют травку и приносят её обратно домой в свой сарайчик.
Добрушка очень удивился:
— А кто такие гуси? Надо посмотреть мне.
И пошли они в следующий сарайчик, который был неподалёку. И вдруг кто то вышел оттуда и — «га га га га га!» — побежал к Добрушке. И чуть не ущипнул.
Добрушка забрался на медведя, сел ему на плечо и сидит. Закрыл глаза ладошками:
— Это что такое?
А лисичка гусю:
— Гагашенька, ты зачем пугаешь нашего дружка — Добрушку? Мы же тебя навестить пришли.
«Га га га», — гогочет гусь.
— Я не знаю такого Добрушку. Ну ладно, проходите в гости, будем пить чай.
И гусь — который оказался не гусь, а целая стая в одном гусе, потому что у него под крыльями маленькие уточки, как жемчужинки, — провёл их в сарай. Там стоял самовар, но не самовар, а… большой чайник с ручкой из коромысла. И из него пар шёл не водяной, а зелёный — с запахом травы и улыбки.
— Пейте, — сказал гусь, — но только если скажете, что любите.
Все замолчали. Потому что «люблю» — это не слово. Это — тепло.
Добрушка первым:
— Я люблю, когда пахнет дом.
Лисичка:
— Я люблю, когда никто не боится моего хвоста.
Медведь:
— Я люблю, когда не надо быть большим.
Зайчик:
— Я люблю, когда ушки не дрожат.
И гусь — «га га!» — выдохнул, и пар стал не зелёным. А золотым.
И они пили. Не из чашек. Из ладоней. Потому что чашек не было.
А когда допили, гусь сказал:
— Теперь вы — чай. Идите дальше. А если кто то скажет «я не люблю», вы ему — паром в лицо. Он вспомнит.
И вышли они — не мокрые. А… лёгкие. Как будто внутри стало пусто, но не страшно. А тепло.
А впереди — речка. Но не речка. Она текла не водой, а… перьями. Белыми.
— Ой, — сказал зайчик, — а если мы в них упадём?
— Упадём — и станем уточками, — сказал Добрушка.
— А уточки — не плохие, — сказал медведь. — Они плавают. А мы — летаем.
И прыгнули. Все. И не утонули. А… всплыли. На спинах. У уточек настоящих.
И одна уточка сказала:
— Вы — наши пёрышки. Просто вернулись. Теперь — домой. Но не в сарай. А туда, где пахнет как у Мумуши.
И они поплыли. А на берегу — уже не деревня. А… небо на земле.
И Добрушка увидел, как солнышко садится на закат.
— Ой, солнышко! — вскрикнул Добрушка. — Ты даже себе представить не можешь, как здорово мы сегодня провели день в этой деревне! Мы познакомились с курочкой, с петушком, который угостил нас прекрасным караваем. Мы познакомились с Мумушей — замечательной рогатой коровушкой с белым пятнышком на груди, которая угостила нас лепёшкой золотой золотой, как ты, солнышко. И мы стали тёплыми тёплыми.
А ещё мы познакомились с гусем. Правда, я сначала напугался, потому что он на меня зашипел и кричал. Но потом он нас пригласил, и мы пили чай у него — вкусный, душистый, ароматный чай, тоже золотистый, как ты, солнышко.
А потом вот мы вышли в речку, и уточки нам дали свои пёрышки, чтобы мы плавали и очистились в этой водичке от всей грязи, которую за весь день мы принесли вместе с дорожной пылью.
И вот теперь, солнышко, я понимаю, что скоро мы будем ложиться спать. И мы сейчас пойдём, наверное, куда то отдохнём.
И солнышко улыбнулось и ответило:
— А если я вам не уйду? Если я просто лягу на речку — и стану одеялом?
И правда — закат не ушёл. Он просто опустился на воду, стал ровненьким, как большое полотенце из света.
Уточки подплыли ближе, шепнули:
— Это не одеяло. Это мостик. Только вверх ногами.
Медведь плюхнулся первым — спина в свет, лапы в небо.
— Я лежу — а не плаваю.
Лисичка села рядом, хвостик опустила в реку — и хвост загорелся золотом.
— Я теперь — фонарик.
Зайчик — прыг! — и ушки его стали крылышками.
— А я лечу! Да нет, я дрейфую.
Добрушка сел на спинку медведя, и ему вдруг стало так легко, будто он из пёрышек.
И солнышко тихо сказало:
— Это не конец дня. Это — начало ночи, где всё будет повторяться, только тихо. И вы — мои дети. Не по крови. По свету.
И они все замерли. Не от страха. А от того, что внутри стало — тихо тихо.
И тогда Мумуша издалека мычала:
— Му у…
А это было «спасибо».
Петушок крикнул:
— Ку ка ре ку!
Но это было «спокойной».
Гусь — «га га» — «до завтра».
А река пела:
— Вы не устали. Вы — просто вспомнили, кто вы.
И они заснули — не на земле. А в солнышке.
А когда проснулись — уже утро. Но не новое. То же самое. Только все они стали чуть чуть больше.
И Добрушка улыбнулся:
— Значит, завтра — это сегодня?
А солнышко мигнуло:
— Нет. Это — мы.
________________________________________