Двухсотлетие декабря

Преподавательница облокотилась на кафедру и улыбнулась.
- Ну что ж, с темой вы ознакомились. Наверное, и сериал все смотрели. Полагаю, все помнят и то, что в этом году исполняется двести лет со дня восстания на Сенатской, а точнее – на тогда еще Петровской, площади. Круглые даты у нас в обществе принято чтить, и я хочу, чтобы вы лучше прониклись той эпохой. Кроме того, как опять же всем вам известно – история всегда сказывается на будущем. А потому я прошу вас к следующему занятию подготовиться к круглому столу на тему «Декабристы – двести лет спустя». Каждого я прошу выбрать для углубленного изучения одного из деятелей того момента. Можно брать декабристов, государственных деятелей, Императоров. В принципе, любого свидетеля эпохи. На основе их воспоминаний и свидетельств мы попробуем организовать обсуждение декабрьских событий.
- А по фильму можно готовиться? – раздался голос с места.
- Нет, Василий. Я надеюсь, что вы будете использовать более серьезные источники. Что касается фильма и сериала, то могу сказать, что им недовольны остались как правые, так и левые критики.
- Не, ну красивый же фильм получился! – отозвался рыжий студент, сидевший рядом с Василием.
- Действительно, фильм красивый, - улыбнулась Вера Викторовна. – И это – главное его достоинство. Мундиры, платья, шляпки, лошади – мир того времени был красив, даже великолепен. Но что касается содержания фильма, то там очень слабо освещен вопрос, например, о идеях декабристов, о тех реформах, которые они планировали провести, и соответственно, о том, какими последствиями грозил успех декабрьского восстания России.
- А почему вы сказали, что можно брать Императоров? – поднял голос темноволосый студент, сидевший на второй парте, рядом с симпатичной девушкой. – Александр же уже был мертв.
- Ну, во-первых, Олег, при Николае Павловиче произошла только развязка событий, готовившихся многие годы, и именно в годы правления Александра Павловича. А во-вторых, на счет того, что Государь к тому времени был мертв… я надеюсь, вы знакомы с альтернативной версией событий?
- Не очень, - Олег неловко пожал плечами.
- У меня, к сожалению, нет возможности уделить достаточно времени этому интереснейшему вопросу, - вздохнула Вера Викторовна, - но в интернете информацию найти несложно, чего я вам от души желаю. Вкратце же скажу, что с большой долей вероятности можно утверждать, что Император Александр I не умер в Таганроге, а сознательно оставил правление, а сам, вероятно, какое-то время пребывал в монастыре, а потом странствовал, именовался Феодором Кузьмичом, жил в Сибири и вел подвижнический образ жизни. Есть предположения, что на страннический подвиг его благословил святитель Филарет Московский. А ныне Федор Кузьмич прославлен в лике святых.
- Странно, всю жизнь был Императором, а потом вот так вдруг ушел странствовать, - усомнился Олег, а девушка, сидевшая рядом подперев рукой щеку, согласно кивнула.
- Вот на счет «вдруг» поспорю, - усмехнулась преподавательница. – Александр Павлович стал к середине двадцатых годов человеком глубоко верующим, православным, отказался от многих своих мистических заблуждений. Вы знаете, например, что у него на коленях были огромные мозоли от коленопреклоненных молитв? Мозоли, возникшие от многих часов и дней, проведенных в воззваниях ко Господу? А вы говорите «вдруг».
- А что же жена и остальные члены семьи, сановники там всякие? Они не знали? – поинтересовался Вася.
- Супруга, по всей видимости, знала. Она не поехала на похороны, а вскоре и сама «скончалась». А в монастыре появилась очень похожая на нее монахиня Вера-молчальница. Что касается сановников, то кое-кто, похоже, знал. Некоторые доверенные лица помогли осуществить замысел и даже передавали спустя годы необходимые вещи и документы Феодору Кузьмичу. Расследование проводилось по распоряжения Императора Александра III, и выводы заставили его поверить в идентичность личности Федора Кузьмича и Государя Александра Павловича. Но это так, в качестве краткой исторической справки, а вас я попрошу сосредоточиться на теме декабрьского восстания, а точнее, на личностях его участников и современников и их восприятии происходившего.

* * *
- Мам, а где у нас та старая книга по истории, которая то ли прадеда, то ли прапрадеда? – крикнул Олег, скидывая рюкзак на полочку в коридоре.
- Так папа, когда ремонт начинали, в гараж все книги в коробках унес, только твои учебники и оставили.
- У-у, паршиво! – Олег прошел в комнату и остановился перед полкой с учебниками. – В гараже мне точно ничего не найти.
- А ты там что хотел-то? – мама появилась на пороге комнаты, вытирая руки о фартук.
- Да думал тему о декабристах посмотреть, - Олег провел ногтем по корешкам. – В этом году двухсотлетний юбилей, у нас будет что-то типа круглого стола. Хотят, чтобы мы прониклись духом эпохи. Ну, я думал, там, в дореволюционном учебнике, побольше этого духа будет.
- Конечно, он же в 1912 году издан, - кивнула мама, опускаясь на банкетку. – Подача там совсем другая, ни как сейчас или в советское время. Хотя сейчас все больше по-советски информацию подают. Я даже удивляюсь. Еще живы те, кто помнит Брежнева, застой, а некоторые так и вообще при Сталине родились. Казалось бы, как можно врать про то, как было хорошо в СССР, если свидетели еще живы?! Однако же постоянно в газетах пишут ностальгические статьи про счастливое советское детство. И главное, молодежь верит, вступает во всякие там организации с откровенно советской символикой и душком…
- Ой, да молодежи нынче все параллельно, - махнул рукой сын, присаживаясь перед компьютерным столом. – Ты думаешь, кого-то реально волнует, хорошо или плохо жили при СССР? Просто эти организации, это, с одной стороны сообщества, а с другой – стартовая площадка. Это же с самого верху поощряется сегодня возрождение всего советского. Значит, быть членом такой организации – плюсик в карму, - усмехнулся Олег. – Н-да, жалко, что с учебником облом.
- Подожди, я еще у нас в комнате на шкафу посмотрю, - мама встала, - там тоже были какие-то книги.
Минут через десять, когда Олег уже помыл руки и пришел без зова на кухню в ожидании ужина, мама радостно крикнула: «Нашла!» и вскоре появилась на кухне, на ходу протирая с книги пыль.
- Вот, Олежик, держи!
- О, огромное тебе мерси! – Олег провел пальцем по матерчатому коричневому корешку. – Обалдеть! Книжке 113 лет, а у нее даже корешок толком не растрепался, а у меня некоторым книжкам года по три, а там уже без скотча не обойтись.
- Да, - кивнула мама, - в те времена и строили на века, и книги издавали, и даже обувь выделывали так, что ей сносу не было.
- Составил Елпатьевский, цена 1 р. 40 к., и штампик «книжный магазин Макушина и Посохина в Иркутске», - парень с чувством сожаления пролистал пожелтевшие страницы и раскрыл учебник в самом конце. – Та-ак, хронологическая таблица… Оба-на, а почему в ней нет восстания декабристов? Смотри, «1824 – Наводнение в Петербурге», а потом сразу «1826-1828 – Персидская война».
- Ну, думаю, значимость этой даты в истории России раздули советские деятели, - усмехнулась мама, расставляя на небольшом овальном столе салатники, масленку, вазочку с хлебом. Она любила, чтобы на стол было накрыто красиво не только по праздникам. – А до революции ей не предавали такого значения. Посмотри самое начало царствования Николая Павловича, там должно что-то быть упомянуто.
- Ага, есть! «Заговорщики возмутили часть гвардейских полков ложными слухами, что Константин не думал отказываться от престола и находится в заключении; вследствие этого 14 декабря, когда гвардия должна была…», погоди, почему 14-го декабря?
- Старый стиль, - подсказала мама, раскладывая аппетитно обжаренную рыбу себе и сыну.
- А, ну да! Значит, «14 декабря, когда гвардия должна была присягать Николаю I, некоторыя роты гвардейских полков, подстрекаемыя заговорщиками, отказались от присяги и с оружием в руках собрались на сенатской площади. Рассказывают, что некоторые солдаты, крича «Ура! Константин!», кричали также «Ура! Конституция!», думая, что так зовут супругу Константина Павловича, который был второй раз женат на польской княгине Лович». Да, я это еще из школьного курса помню. Эти офицеры тогда здорово солдатам голову заморочили. Это ж надо так дурануть с Конституцией! – засмеялся Олег.
Но мама не поддержала его смех.
- А цена этого обмана были жизни людей, - тихо произнесла она. – Представляешь, солдаты стояли на площади и искренне были уверенны, что отстаивают законную власть царя Константина, заточенного в крепости, и его супруги. Они были уверенны, что пред Богом и людьми правы. Если бы они знали правду, никто бы из них не поддержал восстание. Именно поэтому Николай Павлович так долго пытался решить ситуацию мирным путем. Он искренне переживал и за тех, кто был Ему предан, и за тех, кто был обманом заманен на противоположную сторону. И только когда стало темнеть и появилась опасность распространения бунта на весь Петербург, Государь принял решение применить силу. Против законной власти, унаследованной им, заговорщики начали войну, и, как солдат, ради блага России, Император должен был защитить ее верных сынов от посягательства на их умы и жизни.
- Вот, мам, откуда ты все это знаешь? Ты же косметолог, а не историк? – улыбнулся Олег, - откусывая кусочек свежего пирожка с капустой.
- Просто я, после просмотра фильма про них, сильно усомнилась, что там показали правду. Как-то уж слишком там плохи все – и народ, и дворяне, и высшие сановники. Практически никто не вызывает там сочувствия. Даже Государь как-то слаб, не уверен в себе. А я точно помню, что Николай Павлович никогда таким не был. И стала раскапывать тему. А в этом смысле интернет – полезная вещь. Хотя вреда от него, несомненно, в сотни раз больше, чем пользы.
- Да, здесь дальше пишут: «Поведение Николая Павловича в этот день, его присутствие духа, его личное мужество, не страшившееся никакой опасности, хладнокровие, с которым он принимал меры к возстановлению порядка, возбуждали всеобщее восторженное удивление. Так как Николай I уже знал, что мятеж устроен заговорщиками, то хотел сначала образумить возмутившихся солдат мерами увещания и потому послал петербургского генерал-губернатора графа Милорадовича уговаривать их, но Милорадович был убит одним из заговорщиков. Попытки двух митрополитов петербургского и киевского и в. князя Михаила Павловича уговорить мятежников тоже остались безуспешны». Представляешь, уже убийство было совершено, а их все еще уговаривали!
- Ну, да. Для Государя все они были детьми – одни верными, другие преступными, третьи обманутыми, но Он страдал за всех. Поэтому и тянул до последнего, поэтому и отменил потом приговор Верховного суда, оставив смертную казнь только для пяти человек. Тех пяти, кто, главным образом, и был виновен в смерти всех жертв, погибших на площади.
- «Тогда Николай I велел кавалерии атаковать мятежников, но когда и атака не имела успеха, то император приказал действовать артиллерии; после трех картечных выстрелов мятежники обратились в бегство…», да, страшно.
- Да, но обвинять Государя в жестокости в этой ситуации абсурдно, - горячо проговорила мама. – Ведь защищать Престол – это Его обязанность, защищать Престол, значит, сохранить Родину от смуты. Император в тот момент своей решимостью спасал не только и не столько свою семью, как преподносят Его мотивы некоторые современные деятели, сколько исполнял долг охранителя доверяющего ему народа, всех его сословий. Кстати, можно вспомнить, как несколько позже, во время восстания в Варшаве, правивший тогда в Польше, Константин Павлович проявил непозволительную мягкость, что привело к большой крови. Два года гибли тогда русские люди благодаря тому, что восстание не было подавлено в самом начале.
- Интересно, тут пишут, что «солдаты, увлеченные заговорщиками, были посланы на Кавказ, где могли заслужить себе прощение в битвах с горцами». Смотри-ка, то есть их даже не сослали! – удивился Олег, - отодвигая тарелку.
- Да. Они были посланы, так сказать, в «горячую точку» тогдашней России и служили там так же, как и другие, ни в чем не провинившиеся солдаты, так же продвигались по службе, получали награды и так далее. Такое вот наказание.

* * *
- Ну, вот, проходите сюда, - Вера Викторовна распахнула дверь небольшой аудитории, в которой столы были составлены в два ряда, так что студенты могли расположиться лицом друг к другу. – Этот стол, конечно, не круглый, но хоть что-то.
- Наташка, я с тобой сяду, - рыжий друг Василия, пристроился рядом с симпатичной блондинкой. – А почему от тебя пирожками пахнет?
- Здесь Олег сядет, так что тебе, Женечка, не отломится, - отмахнулась Наталья. – И пирожков уже тоже нету, кончились.
Сама Вера Викторовна села во главе стола, поиграла пальцами на ноутбуке и вывела на большой экран портреты декабристов.
Сама Вера Викторовна села во главе стола, поиграла пальцами на ноутбуке и вывела на большой экран портреты декабристов.
- Прошу вас всмотреться в эти лица. Видите, как они отличаются от актеров, их сыгравших?
Кое-кто кивнул.
- Актеры красивее были, - отозвался Вася.
- А выражения лиц?
- Ну а че? Там тоже все было чинно-благородно, - пожал плечами Василий.
- Вот с благородством в наше время напряженка, - усмехнулась преподавательница. – Современные люди вообще мало понимают, о чем речь, когда звучат понятия «честь», «благородство», «верноподданнические чувства». Ну ладно, начнем, пожалуй, – она обвела взглядом студентов.
Стук в дверь перебил ее.
- Извиняюсь! Можно войти? – в дверь сунулся слегка запыхавшийся Олег.
- Это в смысле, дорогой мой, ты извиняешь сам себя? – приподняв бровь, глянула на него из-под очков Вера Викторовна.
- А? – недоуменно переспросил Олег, уже вошедший в кабинет.
- Ну, обычно говорят «извините», то есть просят освободить от вины. А ты сам себя извиняешь, извиняешь-ся.
- Да нет, я…, - Олег, уже собиравшийся сесть рядом с Наташей, остановился. – Простите, в общем, за опоздание!
- Хорошо. Присаживайся, - улыбнулась преподавательница. – И кого же ты избрал для рассмотрения?
- Императора Николая Павловича.
- О как! Хорошо. Это интересно. К тому же, без Государя тут вообще никуда. Так, господа, это зачем у вас смартфоны на столе? Убираем немедленно!
- Но там же вся информация, - растерялась маленькая полноватая блондинка, сидевшая в самом конце стола.
- Света, я не раз говорила, смартфоны – дома, здесь только тетради! – Вера Викторовна сняла очки и со стуком положила их на стол. – Собирайте информацию, как вам угодно: в библиотеках, в интернете, это ваше дело. Но к занятию все должно быть подготовлено в тетрадях – авторучкой по бумаге, и никак иначе! По крайней мере, на моих занятиях вы будете читать, писать, анализировать и обсуждать информацию, а не просто тупо потреблять ее из интернета, тут же забывая. Мне здесь придатки к смартфону не нужны!
- Я поняла. Извините! – прошептала Светлана, убирая телефон в сумочку. Следом зашуршали молнии на карманах, сумках, рюкзаках других студентов.
- Да-а, - покачала головой преподавательница, - хочется верить, что наш круглый стол все-таки состоится. Уже не прошу точных цитат, но хотя бы основные мысли избранных вами свидетелей эпохи, я надеюсь, вы сможете передать?

* * *
Олег слушал, как его однокурсники делятся впечатлениями и рассуждениями о предпосылках бунта, о Европе и нашем крепостничестве, о «Русской правде» Пестеля, о проекте конституции Никиты Муравьева. Он почти не принимал участия в обсуждении, лишь когда Вера Викторовна обращалась непосредственно к нему, кратко высказывался. Он все думал о Государе. Николай Павлович, каково ему было тогда? На площади, да и потом, во время допросов?
- Олег, ты словно не здесь, - преподавательница глянула на него из-под очков. – Расскажи же нам о том, как вел себя Государь во время восстания, - Вера Викторовна щелкнула клавишами небольшого ноутбука, и на экране, над доской, появился крупным планом портрет Николая I.
- Да, я…, - Олег чуть растерялся, но сидевшая рядом Наташа пододвинула ему бумаги, и он, взяв себя в руки, начал, - Николай Павлович хорошо понимал, что идет фактически на смерть. Он не хотел власти, но принял ее, как тяжелый крест, наложенный Господом и братьями. В книге Дмитрия Олейникова «Бенкендорф», приводятся слова Николая Павловича перед назначенной присягой (из письма Дибичу): «Послезавтра поутру я – или государь, или без дыхания».
Эту же мысль повторил Николай Павлович Бенкендорфу и утром 14 декабря: «Итак, сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете; но, по крайней мере, мы умрём, исполнив наш долг». Вот эта мысль о долге перед Богом и Россией, мне кажется, была главной для Николая Павловича во все годы Его правления.
- Да, вы безусловно правы, - одобрительно кивнула Вера Викторовна. – Николай Павлович и от себя, и от других требовал исполнения этого долга, а не просто любил тупое повиновение, как часто писали советские историки, особенно Его невзлюбившие.
- Уже была пролита первая кровь. Князь Щепин-Ростовский изрубил саблей командира бригады генерала Шеншина и командира полка генерала Фредерикса, ранил командира батальона полковника Хвощинского. И Государь, зная это, все же вышел на площадь с немногочисленной свитой, чтобы усмирить мятежников. Вскоре Николай Павлович сел на коня, чтобы вести войска через толпы народа от Дворцовой к мятежникам на Сенатской, - голос Олега невольно звучал напряженно и трагически.
- Да, мне кажется, даже противники Императора не смели отказать Ему в личном мужестве и стойкости, - произнесла негромко Вера Викторовна.
- Милорадовича, кстати, не Государь отправил к восставшим, - вклинился Василий. – Он сам поехал, хотел один все решить и всех успокоить. Вообще-то его действительно в войсках очень уважали. Конечно, вся грудь в орденах, вместе с ними против француза воевал. Граф Орлов предлагал Милорадовичу дождаться верных конногвардейцев, но тот обругал Орлова за медлительность и отправился сам. Ну, а дальше всем известно, его смертельно ранили.
- Ну вот, когда возле Государя собрались верные Ему полки, Он поехал с ними на площадь, чтобы, как Он сам пишет «рассмотреть положение мятежников». «Пули свистели со всех сторон вокруг императора, даже его лошадь испугалась», - свидетельствовал Бенкендорф. А он запрещал стрелять в ответ, до особого приказания. И это при том, что по конногвардейцам ударили у Сената бунтовщики Московского полка.
- Да, Император до последнего не хотел проливать кровь. И это при том, что смерть грозила не только Ему, но и Его семье.
- А я наоборот читал в каком-то интервью, что он просто своих родных защищал, и что этим оправдана его жестокость к заговорщикам, - прокомментировал Женя.
- Жестокость?! – горько усмехнулась Вера Викторовна. – Стоять под пулями убийц и уговаривать их смириться, это жестокость? Отменить смертный приговор бунтовщикам, которые хотели не только уничтожить царский род, но и перевернуть Россию с ног на голову, это жестокость? Казнить пятерых, вместо сотен виновных, это можно назвать жестокостью?
- А я вот нашла еще у В.А. Жуковского в письме объяснение, почему была применена картечь, и что здесь дело было не в жестокости, - добавила Наталья: «Что, если бы прошло ещё полчаса? Ночь бы наступила, и город остался бы жертвою 3000 вооружённых солдат, из которых половина была пьяные. В эту минуту я с ужасом подумал, что судьба России на волоске, что её существование может через минуту зависеть от толпы бешеных солдат и черни, предводимых несколькими безумцами. Какое чувство и какое положение!»
- Вот представьте, что в нашем городе какие-то люди, движимые своими интересами и суждениями о благе для страны, начнут с оружием в руках захватывать органы управления, естественно, не особенно обращая внимание на жертвы среди мирного населения. Ведь они выступают за народное счастье! Когда ваши семьи окажутся под угрозой, когда ваши дети должны будут возвращаться домой из школы по заполненным вооруженными людьми и их пьяными сторонниками улицам, когда ваши пожилые родители, выйдя за хлебом, окажутся один на один с опьяненными кровью и безнаказанностью бандитами, чего вы захотите, чтобы все это скорее кончилось, или чтобы власти отнеслись к бунтовщикам максимально милостиво? – обвела глазами всех студентов Вера Викторовна.
Света и еще одна, сидевшая справа от нее, черноглазая девушка передернули плечами.
- Ужас вообще! – пробормотала Наташа.
- И главное, русские люди уже из опыта знают, что стало, когда революционеры захватили города. По улицам было страшно пройти, могли убить за сапоги, или за то, что посмотрел дерзко, или просто так, потому что они теперь - власть. Николаю II не позволили остановить мятеж, Его предали самые близкие, ввели в заблуждение, не исполнили приказы. Николай Павлович за сто лет до того успел предотвратить распространение заразы и продлил благополучие России на целый век, - с чувством сказала Вера Викторовна.
- Так вот, Государь не хотел начинать царствование с кровопролития, - продолжил Олег. – Васильчиков советовал применить артиллерию, а Он ответил: «Вы хотите, чтобы я пролил кровь моих подданных в первый день моего царствования?». «Чтобы спасти вашу империю», - ответил Васильчиков. Николай Павлович вспоминал об этом моменте: «Эти слова меня снова привели в себя. Опомнившись, я видел, что или должно мне взять на себя пролить кровь некоторых и спасти почти наверное всё, или, пощадив себя, жертвовать решительно государством».
- Как страшно! – произнесла тихо Наталья. – А Его потом будут столетиями обвинять в кровопролитии. Почему Его, а не тех, кто все это затеял, не тех, кто первый, не смущаясь, стрелял в своих же братьев-солдат, тех, кто не побоялся планировать бесчестное убийство невинных - Царя, Его супруги, детей?
- Ну, вспомните, как через сто лет убьют других невинных – Государя Николая Александровича со всей семьей, - обернулась к ней Вера Викторовна. – Это люди, водимые тем же духом.
- Я хотел еще процитировать Олейникова из работы «Николай I»: «Пушки вывозят перед преображенцами, разворачивают жерлами к мятежникам и демонстративно заряжают картечью… И все-таки прежде к восставшим отправлен командующий гвардейской артиллерией генерал Сухозанет: «Ребята! Пушки перед вами; но государь милостив, не хочет знать имён ваших и надеется, что вы образумитесь, он жалеет вас». В ответ кричат: «Подлец!», «Разве ты привёз конституцию?!» — а провожают и вовсе выстрелами, от которых на бульваре и за выставленной батареей падают новые раненые».
«Тогда император, желая взять на себя одного ответственность в этот великий и решительный момент, приказал первому орудию открыть огонь». Бенкендорф запомнил, что «первым ответом противника были крики „Ура!“ и ружейные залпы, но предатели были малодушны; эти бедные солдаты, поддавшиеся агитации заговорщиков, были ими покинуты в минуту опасности. Вскоре их ряды охватила паника, виновные во всём офицеры пытались скрыться от законного возмездия, они старались спрятаться в соседних домах или покинуть город. С этого момента, если их догоняли, то они неотвратимо становились жертвами гнева своих же товарищей. Несчастные солдаты бежали во все стороны, самая большая их часть бросилась в беспорядке на реку и по льду перешла на Васильевский остров».
«Всё было кончено, и оставалось только сбирать спрятанных и разбежавшихся». «Возложив это на генерал-адъютанта Бенкендорфа, государь с своею свитою поехал во дворец».
И вот еще последнее, это приводится со слов Ф.П. Толстого, к которому в дом попали двое из разбегавшихся солдат. Один из них, раненый, сказал: «В 15 сражениях был я против неприятелей, в разных войнах, нигде не был ранен, а теперь, может, от картечи своих придется умереть. Бог Судья офицерам, которые нас до этого довели».
- Вот так. Уже и солдаты поняли, что их, говоря современным языком, подставили, использовали в своих целях, а потом бросили свои же офицеры, - заметила Вера Викторовна. – Благодарю вас, Олег! Вы хорошо подготовились. Я боялась, что о роли Государя придется говорить мне самой, но вы замечательно отразили тему. Про Его поведение и состояние во время расследования и казни вы тоже подобрали информацию?
- Да, я…
- Погодите, мы к этому вернемся позже.
- А я хочу еще сказать, - вмешалась Наташа, - что молодая жена Николая Павловича Александра Федоровна тоже стала жертвой этих событий. Она знала, что ее супруг идет, по сути, на смерть, и так сильно переживала, что у нее стала трястись голова. И она всю жизнь страдала этой неизлечимой болезнью. Представьте, каково это для молодой красивой женщины, вынужденной вести публичную жизнь!
Вера Викторовна только сочувственно кивнула.
- Прежде чем вы уйдете на перемену, хочу подытожить этот этап нашей беседы словами В.А. Жуковского из письма Тургеневу: «День был кровавый, но то, что произвело его, не принадлежит новому царствованию, а должно быть отнесено к старому. Государь отстоял свой трон; в минуту решительную увидели, что он имеет и ум, и твёрдость, и неустрашимость. Отечество вдруг познакомилось с ним, и надежда на него родилась посреди опасности, устранённой его духом. Такое начало обещает много. Теперь он может утвердиться в любви народной. На него полагаются, его уважают. Он может твёрдою рукою схватиться за то сокровище, которое Промысл открыл ему в минуту роковую; он может им завладеть на всю жизнь, на утверждение трона, для блага России. Будем надеяться лучшего».
Звонок грянул неожиданно.
- Ну, что ж, идите отдыхайте, кушайте, а через полчаса я жду вас в этом же кабинете. Думала, что на второй паре уже буду читать вам обычную лекцию, но мы еще так много не успели обсудить, что хорошо бы успеть хотя бы к ее концу.
Народ шумно покинул аудиторию, но вскоре почти все встретились в столовой. Пока девушки стояли в очереди, парни сдвинули несколько столов и помогли принести заполненные стаканами с чаем и тарелками с пиццей и пирожками подносы.
- А я про Пушкина хотела рассказать, - черноглазая девушка, сидевшая на занятиях рядом со Светой, и тут оказалась на соседнем с ней стуле. – Теперь, наверно, не успею.
- А при чем здесь Пушкин? – Василий развалился на стуле с другой стороны от Светланы.
- Ну, он же тоже хотел быть на площади с восставшими, - как-то неуверенно произнесла черноглазая. – Помнишь, еще в школе говорили, что Пушкин и Онегина собирался отправить на Сенатскую площадь, и сам он ответил, когда царь его спросил, что бы он делал, если бы 14 декабря был в Петербурге: «Встал бы в ряды восставших, Государь. Все друзья мои были там».
- Петровскую, - лениво поправил Женя, сидевший напротив. – Тогда говорили – на Петровскую площадь.
- Да ладно, Машка, не тушуйся, - усмехнулся длинноволосый парень, устроившийся рядом с черноглазой. – Пушкин тоже в тему. Его стихи вдохновляли чуть не всех декабристов.
- Но еще во время расследования по делу декабристов, - отозвался Олег, - Пушкин уже написал личное письмо новому Императору с просьбой, разрешить ему вернуться из ссылки в Петербург. Так там Александр Сергеич уверяет Государя в истинном раскаянии обещается не противоречить общепринятому порядку и к тайным обществам не принадлежать. А на той встрече, где говорил Царю о том, что встал бы в ряды восставших, потом обещался более даже и правительство не критиковать. Да и Николаю Павловичу Пушкин был симпатичен. Он называл поэта умнейшим человеком России.
- Потом Пушкин на критику друзей даже такое стихотворение написал, - достала смартфон Маша и прочитала с экрана:
«Нет, я не льстец, когда Царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком чувства говорю.

Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждою, трудами.

О нет, хоть юность в нем кипит,
Но не жесток в нем дух державный:
Тому, кого карает явно,
Он втайне милости творит».

- И это, между прочим, не просто было – вот так противопоставить себя тем, с кем раньше был единомыслен, - поддержала Светлана, допивая чай.
- Ха, а как же
«Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!», - усмехнулся Вася. – Этот перл я еще со школы помню. И фильм советский так назывался, кажется.
- Это было раньше! – дернулась Маша. – Сначала он сочувствовал декабристам, а потом уже Николаю Павловичу.
- Да как Пушкин мог хорошо относиться к Николаю, если тот соблазнил Наталью Николавну?! – Вася демонстративно поковырялся в зубах и с насмешкой глянул на смутившуюся Марию.
- Э, господа, куда вас занесло! – вмешался Олег. – Это ж полный бред! Я за эти дни столько прочитал о Царе! Эта «клубничка» свойственна современным интернетным писакам, а серьезные авторы указывают, что Николай Павлович очень любил свою жену. И только когда супружеские отношения их были прерваны, в связи с ее болезнью, из-за запрета врачей, в жизни Николая I появилась фрейлина Варвара Нелидова, с которой он был связан в продолжении семнадцати лет. Что касается остальных дам, то это был даже не флирт, а так – дань балам и принятому стилю обращения. Я где-то читал, что Император напротив советовал Наталье Николаевне вести себя скромнее, без кокетства, чтобы не провоцировать ревности супруга.
- И, кстати, перед смертью Пушкин жалел, что умирает, а то бы «весь его (то есть царя Николая) был», - добавила Маша, уже вставая из-за стола. – Разве ж он бы так сказал, если бы ревновал жену к Императору.

* * *
- Ну, продолжим, - Вера Викторовна обвела глазами аудиторию. – Иванушка, уберите шоколадку! – обратилась она к длинноволосому парню. – Я надеялась, что вы успели насытиться пищей телесной на большой перемене, и теперь мы уже можем перейти к пищи духовной.
- Ага, - буркнул Иван, пряча шоколадку в рюкзак.
- Ну спасибо, - усмехнулась преподавательница. – А теперь мне бы хотелось коснуться периода следствия, казни для одних и ссылки для других, ну и действительно, поговорить о духовных переживаниях участников этой трагедии. Ваня, вы готовы начать.
- Пишут, что они все были масоны. Ну, например, масонами были пять из шести основателей «Союза спасения», - отозвался Иван. – Что заразились они своими идеями в Европе, где процветало масонство. Правда, и на другой стороне тоже было немало масонов. Так что, не знаю…
- Да, масонство, к тому времени, в России распространилось уже широко, - кивнула Вера Викторовна. – И его представители были и среди Комитета, которому было поручено расследование заговора. Вопрос в другом, идейные масоны всегда поддерживали либеральное направление. А вот среди сторонников Государя масоны были скорее формальными, вступившими в ложу по велению, так сказать, духа времени. Тот же Бенкендорф пережил увлечение масонством, но уже к 1818 году окончательно разочаровался в деятельности лож.
- Но вообще, в обществах этих, действительно, были ритуалы, похожие на масонские, всякие там степени. А на допросе Вадковский, например, говорил (это из дневника Императрицы): «16 марта. Вторник. Князь Голицын, Михаил, Бенкендорф, Николай рассказывали мне вчера, что на вчерашнем допросе Вадковский сообщил, что если бы тот, кто принял его в это общество, потребовал от него, чтобы он убил отца, мать, брата и сестру, то он бы выполнил это; его принял Пестель…», тогда же Николай Павлович узнал, что декабристы собирались уничтожить всю Императорскую фамилию. На тот момент перечислялось 13 человек.
- Да, Государь, когда перед ним раскрылся весь ужас заговора, хотел судить всех мятежников полковым судом и казнить в 24 часа. И это было бы законно. Но потом Николай Павлович взял себя в руки и решил действовать, как сам считал, максимально справедливо. Расследование продолжалось семь месяцев, многих Император допрашивал сам, пытался понять, что подвигло их на восстание. Некоторых он отпускал, другим, как например Розену, смягчал приговоры. Николай Павлович вообще говорил так: «Мы арестуем не в поисках жертв, но чтобы дать оправдаться оклеветанным». И действительно, несправедливо оговоренных после допроса отпускали. Верховным судом было приговорено к смерти 35 человек, казнить должны были через четвертование. Но Государь отменил такой ужасный и мучительный способ казни, а для тридцати человек и вовсе отменил смертный приговор, заменив его на более легкое наказание.
Занятие шло своим чередом, Вера Викторовна умело организовала обсуждение и теперь Олег, в пол уха слушая цитаты из воспоминаний Розена, вспоминал, убедительно ли прозвучало его выступление про восприятие Николем Павловичем законных судебных решений. Ему хотелось донести мысль о том, что Государь не торжествовал свою победу над ними, а искренне страдал, отправляя на смерть пусть даже глубоко виновных перед Россией в целом и перед ним лично людей.
Потом заговорила Наташа, и он обернулся к ней.
- Я хотела процитировать немножко из дневника Императрицы Александры Фёдоровны. В воскресенье 12 июля, ночью, она записывает: «Сегодня канун ужасных казней. Я бы хотела, чтобы эти ужасные два дня уже прошли… Это так тяжело. И я должна переживать подобные минуты… О, если б кто-нибудь знал, как колебался Николай! Я молюсь за спасение душ тех, кто будет повешен». На следующий день императрица продолжает: «Мой бедный Николай так много перестрадал за эти дни!.. Я благодарю Бога за то, что этот день прошёл».
А это из письма Императора матери 12 июля: «Трудно передать то, что во мне происходит; у меня прямо какая-то лихорадка, которую я не могу в точности определить. К этому состоянию примешивается чувство какого-то крайнего ужаса и в то же время благодарности Богу за то, что он помог нам довести этот отвратительный процесс до конца. У меня положительно голова идёт кругом. Одно лишь сознание ужаснейшего долга заставляет меня переносить подобную пытку».
Далее у Олейникова: «Очевидцы передавали, что весь день казни Николай был бледен и мрачен, и, едва получил известие о казни, отправился в церковь помолиться, а затем заперся в своём кабинете и до ночи почти ни с кем не разговаривал».
Олег снова задумался, глядя в окно. Мама рассказывала, как читала у преподобного Варсонофия Оптинского про случай из детства Кондратия Рылеева, когда тот в три года смертельно заболел. Врачи говорили, что он не доживет до утра, и мать стала в отчаянии молится и просить ребенку у Бога исцеления. И забывшись сном, увидела, что будет с ее сыном, если он останется жив. Ей был в нескольких основных картинах показан будущий путь Кондратия и конец на виселице. Перед последней картиной прозвучало предупреждение, чтобы она не выпрашивала жизни сыну, сейчас еще невинному младенцу, который может отойти сразу ко Господу, но если она не послушает, с ним случится все то, что ею было увидено. Но женщина тогда закричала: «Нет, нет! Хочу, чтоб он жил!», и все сбылось, по ее свидетельству, согласно тому сновидению.
Олег тогда спросил у матери о предопределении. Ведь получается, что путь того же Рылеева был показан матери его заранее. Но мама сказала, что дело не в предопределении, просто Бог, Он вне времени. И Он знает, что произойдет с каждым в любой момент любого из избранных человеком вариантов будущего. Это непостижимое для нас всеведение Божие.

* * *
- А теперь мне бы хотелось поговорить о духовном аспекте, - ворвался в мысли Олега голос Веры Викторовны. – Эта тема нечасто звучит, но есть очень интересная, на мой взгляд, работа протоиерея Тимофея Буткевича «Религиозные убеждения декабристов». Автор свидетельствует о духовном перевороте, происшедшем в душах большинства участников декабрьского восстания. Они отказались от атеистических и масонских убеждений и прониклись святым духом русского Православия.
Так, например, несостоявшийся диктатор Трубецкой в старости не пропускал ни одного богослужения. Он же свидетельствовал о религиозности их сообщества на каторге. Их силами был выстроен на одном из рудников храм. Трубецкой говорил: «Каторга для нас была вторым крещением, обратившим нас в христианство; а учение Христа облегчало наши страдания; мы научились от Него безропотно терпеть».
Множество стихов духовного содержания вышло из-под пера бывших декабристов. Эти стихи как до революции, так и в наше время мало известны читающей публике. Особенно богато литературное наследие Вильгельма Кюхельбекера. Перед смертью он оставил жене, дочери православного священника, сундук с рукописями, со словами: «Это – мое состояние; сохрани его для детей». После женитьбы он искренне полюбил Православие и, как и Трубецкой, стал неопустительно посещать богослужения.
Приведу несколько строк из кюхельбекеровской «Молитвы узника»:

«…Боже мой! тяжки мои преступленья!
Мерила нет моим тяжким делам …
О, да воскресну из уз заточенья
Чист и угоден Господним очам!

Будь для меня исцеляющей чашей,
Чашей спасенья, мой горестный плен!
Слезы! – омоюсь купелию вашей:
Нов я изыду из сумрачных стен –

Нов и для жизни, Ему посвященной …
Он мой Спаситель, Защитник и Бог
С неба внимает молитве смиренной:
Милостив Он, Он отечески строг!».

Очевидно, что в этих строках звучит не только глубокая вера и упование на Бога, но и раскаяние в прежних преступлениях. Напомню, именно Кюхельбекер стрелял в великого князя Михаила Павловича, был приговорен к смерти, и ходатайством того же Михаила Павловича был помилован. Эти же чувства звучат и в стихотворении «Молитва»:

«…Не презри Твоего созданья;
Твое творенье я, Творец!
Нечистые мои мечтанья,
Сорви, исторгни, как волчец!

Низвергни в море преступленья,
Грех буйной юности моей!
Даруй мне тихие моленья!
Очисти взор моих очей!..».

Как сильно отличаются эти строки от гимнов Аполлону и Бахусу, которые писал Кюхельбекер до своей ссылки.
Другим примером кардинальной перемены взглядов может стать Одоевский. Атеист и социалист, в ссылке он не только заинтересовался изучением теории христианства, но осознал необходимость жизни по вере.
Процитирую отца Тимофея: «Уничтожить в себе всякие эгоистические побуждения и жить только для других во имя заповеди Христовой о любви к ближним, – вот к чему стремился Одоевский как во время своего пребывания в Сибири, так и во время своей последующей жизни на Кавказе, когда Высочайшим приказом от 7-го ноября 1837 года он был переведен рядовым в нижегородский другунский полк, стоявший тогда в урочище Кара-Агач, близ Царских Колодцев, в ста верстах от Тифлиса. Здесь Одоевский успел заслужить положительно любовь всех – от полкового командира до последнего рядового. Многие называли его не иначе, как «Христоподобным»…».
Далее отец Тимофей приводит неожиданное свидетельство революционно настроенного Огарева, напечатанное в «Полярной звезде» в 1861 году: «Одоевский был, без сомнения, самый замечательный из декабристов, бывших в то время на Кавказе … В его глазах выражалось спокойствие духа, скорбь не о своих страданиях, а о страданиях человека, в них выражалось милосердие. Может быть, эта сторона, самая поэтическая сторона христианства, всего более увлекла Одоевского. Он весь принадлежал к числу личностей христоподобных. Он носил свою солдатскую шинель с тем же спокойствием, с каким выносил каторгу и Сибирь: с той же любовью к товарищам, с той же преданностью к истине, с тем же равнодушием к своему страданию. Может быть, он даже любил свое страдание; это совершенно в христианском духе … Отрицание самолюбия Одоевский развил в себе до крайности».
Предчувствуя свою смерть, Одоевский пригласил священника, с глубоким сокрушением исповедался, потом причастился и через два часа после этого мирно отошел ко Господу 10 октября 1839 года.
Хочется упомянуть и Батенькова, человека талантливого, умного, но совершенно не религиозного. Однако в заключении, где провел 18 лет, он также стал писать духовные стихи. В книге протоиерея Тимофея приводится такое свидетельство о его настроениях того времени: «Он сохранил свой ум прямой и твердый, но сделался тише и молчаливее; о несчастии своем говорит скромно и великодушно, и ни на кого не жаловался, видя во всем неисповедимую волю Божию».
Все эти люди пришли к раскаянию и вере в ссылке, на каторге, в заключении. Но надобно сказать и о тех, - Вера Викторовна как-то грустно и строго окинула взглядом всех студентов, - у кого не было этих лет на осознание и покаяние, о тех пятерых, кто был повешен в 1826 году.
В крепость к ним неоднократно приходил священник. Он свидетельствовал о перемене мыслей и чувств готовившихся перейти на суд Божий людей. По свидетельству надзирателя, приведенному в статье священника Димитрия Долгушина «Несогласные декабристы», С.И. Муравьев-Апостол старался ободрить своего младшего друга М.П. Бестужева-Рюмина словами о Спасителе и безсмертии души. Даже протестант Пестель испросил благословения у православного священника перед казнью.
Тот самый Каховский, который хладнокровно убил Милорадовича и который на допросах признавался, что не видел ничего ужасного в том, чтобы ради высокой цели убить самого Государя, проявил глубокое раскаяние, о чем свидетельствует в своем письме матери Николай Павлович, Императору передавали, что перед смертью Каховский говорил, что молится за него.
Последний человек, о котором я хочу сказать, это Кондратий Рылеев, - преподавательница глубоко вздохнула и надела очки. – До восстания этот человек был не только атеистом, но и по сути врагом православия, призывавшим поднять нож на попов и святош, как он выражался в известной и постоянно исполнявшейся в кругах вольнодумцев песне.
Но близость смерти и беседы с истинным пастырем Божиим так повлияли на него, что он написал перед самой казнью стихотворение и письмо жене, переданное потом ей священником, и ходившее потом по рукам во множестве списков. Я приведу только письмо, озвученное в 1978 году по радио заграницей:
«Бог и государь решили участь мою. Я должен умереть, и умереть смертью позорной. Да будет Его святая воля. Мой милый друг, предайся и ты воле Всемогущего, и Он утешит тебя. За душу мою молись Богу. Он услышит твои молитвы. Не ропщи на Него, ни на Государя. Это будет и безрассудно, и грешно. Нам не постигнуть неисповедимые судьбы Непостижимого. Я ни разу не возроптал во все время моего заключения, и за то Дух Святой дивно утешает меня.
Подивись, мой друг, когда я занят только тобою и нашей малюткою, я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что не могу выразить тебе.
О милый друг, как спасительно быть христианином! Благодарю моего Создателя, что Он меня освятил и я умираю во Христе. Это дивное спокойствие порукою, что Творец не оставит тебя, ни нашей малютки. Ради Бога, не предавайся отчаянию. Ищи утешения в религии. Я просил нашего священника посещать тебя. Слушай советов его и поручи ему молиться о душе моей. Передай ему одну из золотых табакерок в знак признательности моей или, лучше сказать, на память, потому что возблагодарить его может только Бог за то благодеяние, которое он оказал мне своими беседами…
Я хотел бы просить свидания с тобой, но рассудил, что могу расстроить тебя. Молю за тебя и Настеньку, за бедную сестру, Бога и буду всю ночь молиться.
С рассветом у меня будет священник, мой друг и благодетель, и опять причастит. Настеньку благословляю мысленно Нерукотворным образом Спасителя и поручаю всех вас святому покровительству Живого Бога. Прошу тебя более всего заботиться о воспитании ее. Я желал бы, чтобы она была воспитана при тебе. Старайся перелить в нее свои христианские чувства, и она будет счастлива, несмотря ни на какие превратности в жизни, и когда будет иметь мужа, то осчастливит его, как ты, мой милый, добрый и неоценимый друг, осчастливила меня в продолжении восьми лет.
Могу ли, мой друг, благодарить тебя словами. Они не могут выразить чувств моих. Бог наградит тебя за все…
Прощай. Велят одеваться. Да будет Его святая воля. Твой искренний друг К. Рылеев», - Вера Викторовна замолчала, в аудитории воцарилась такая тишина, что стало слышно, как за окном шумит ветер.
Наташа тайком смахнула слезу. Света слушала, глубоко опустив голову. Даже парни уже давно не перешептывались. Предсмертные строки произвели впечатление и на них. Резко прозвучал звонок.
- Что ж, благодарю вас! – поднялась первой, захлопывая ноутбук. Вера Викторовна. – Благодарю за то, что не остались равнодушными и спаси вас Бог! – слегка цокая каблучками она быстро вышла из кабинета и затворила за собой дверь, а студенты еще сидели какое-то время, негромко обсуждая перечувствованное.