Часть 5 Vagina Evropy. 2

Гл - 2 -
 Сделка оказалась не такой выгодной как рассчитывал Йон Косоглазый — работорговец из Хайтабю. За партию превосходной пшеничной муки люди из фьёрдов рассчитались живым товаром. Рольф Толстопузый, ухмыляясь во весь рот, сказал новому владельцу, что рабы мужчины молодые, один из них знает языки и сведущ в искусстве врачевания, а из двух других при умелом обращении выйдут хорошие работники.
 Вино стояло на столе. После вчерашнего Косоглазого мучила неутолимая жажда, потому ухмылка толстого приятеля его не насторожила. Сделку хорошо сбрызнули. Помянули и хевдинга Кнута, так нелепо погибшего в море.

 Йон проснулся на палубе своего кнорра с головной болью. Корабль шёл в виду берега, низко по чаячьи кланяясь волнам под порывами свежего ветра. Купец не помнил, как добрался на судно после попойки. «Конечно Кнут Красное Весло был человек достойный, но вся его героическая жизнь не стоит моего сегодняшнего похмелья!, - сокрушался Йон. Потом работорговец вспомнил про плату за муку. Нехорошее предчувствие посетило косоглазого — вдруг люди Рольфа ему не заплатили? Остатки пьяной одури мигом вылетели из головы. Даже боль прошла.
-Я вчера один пришёл? - осторожно спросил Йон у своего человека.
-Нет, хозяин, - оскалился тот жёлтыми зубами, - вас принесли!
-А рабы.., со мною были рабы?
-Не беспокойтесь, на месте ваши рабы. Уже всю палубу заблевали! - хохотнул весёлый матрос. «Чего веселится, идиот? - подумал Йон. - Но с пьянкой пора завязывать. Клянусь хитроумным Локи — отныне всегда на первом месте будет дело, выпивка потом! Впрочем, люди из фьёрдов надёжные партнёры, и он им нужен не менее чем они ему. Не должны обмануть».
 Косоглазый прошёл на нос своего потрёпанного жизнью кнорра, где среди бочек с селёдкой сидели рабы. Толстяк Рольф в целом не соврал. Все три раба были мужчинами, и один из них понимал языки. Всё остальное пусть останется на совести бессовестного враля. А ещё партнёр! Негоже начинать деловые отношения с обмана. Может это месяц назад его рабы были хорошими работниками, в чём Йон сильно сомневается, но сейчас это просто доходяги.
 Торговец попросил новоприобретённого лекаря избавить его от головной боли. «Выпей морской воды, - заявляет тот, - и проблюйся!» Ссука. Сам пей морскую воду. На хрен нам такие лекари. Слава Тору, у нас на борту найдётся жидкость приятнее воды!
 Йон вернулся на корму, вынул из сундука заветную флягу с франкским вином и сделал несколько добрых глотков. Отпустило.
 Работорговец улёгся на тюки с шерстью, но уснуть не получилось. Какая-то мысль продолжала его беспокоить словно песок в башмаке. Косоглазый ворочался, пока не понял причину тревоги. Это был взгляд лысого раба - холодный и расчётливый взгляд убийцы. Йон попытался себя успокоить, но опыт подсказывал, что от такого товара следует скорее избавиться.


 Пятнадцать лет назад ярл Хард, известный по всей Норвегии как Хард Сказочник, прельстился сладкими речами ярла Сульке из Херуленда и его союзника Хрольфа Пешехода, подстрекаемых датчанами. Мятежники выступили в битве при Хафрсфьёрде против конунга Харольда Косматого. Мятежные ярлы битву проиграли, многие погибли в схватке с берсеркерами Косматого, уцелевшие бежали на Оркнейские острова или ушли в викинги.
 Хард потерял двух старших сыновей, младший ушёл с Пешеходом в набег на южные земли. Харду с его людьми пришлось бежать из родного Телемарка на север в суровый и негостеприимный Хельге, в надежде что руки узурпатора туда не скоро дотянутся.
 Лишившись дома и власти, Хард впал в уныние, в новых песнях часто жаловался на судьбу. Поначалу домашние, вслед за ними все остальные, стали звать его Понурым. Только мир грёз и волшебное зелье из грибов, которое готовил ярлу жрец Одина — хромец Орм, были утешением и помогали убегать от суровой действительности в страну богов-асов и отважных героев.
 Первые годы на новом месте были голодными. Кэйа родилась в изгнании. Дочь проигравшего ярла была слабая и худая, потому женщины назвали её цыплёнком. Мать умерла при родах. По древнему обычаю девочку собирались выбросить в море, всё равно умрёт с голоду, но Хард решил иначе — пусть боги сами решат судьбу младенца.
 Цыплёнок не умер. В четырнадцать лет девушка силой и ловкостью не уступала ни одному мужчине в их селении.
 Жизнь постепенно наладилась. Поселение выросло и разбогатело на торговле мехами и моржовой костью. Удача вновь вернулась в руки Харда. Понурый стал чаще улыбаться, и домашние вновь стали называть его Сказочником, хоть по справедливости так было лучше звать ярла Сульке из Херуленда, пустыми посулами и обещаниями прельстившего Харда на мятеж.

 Харальд Косматый после победы у Харсфьёрда провозгласил себя первым норвежским конунгом и сменил неблагозвучное прозвище на Прекрасноволосый. Через семь лет норвежский конунг отправился воевать  в далёкую Шотландию, разделив страну между сыновьями. Сыновья Прекрасноволосого тут же сошлись в схватке за первенство. Пока многочисленные отпрыски норвежского конунга грызлись между собой, Хард и его люди могли чувствовать себя в безопасности.
 В начале этого лета, едва поля покрылись свежей травой, и скот перестал голодать, в Хельге вернулся из викинга сын Харда Сказителя Болли. За четырнадцать лет странствий сын ничего не приобрёл, кроме шрама поперёк лица и скверного характера. С сыном пришли пятеро воинов.
 Незнакомым голосом в разрубленный нос Болли рассказал, что на их корабль, полный прекрасной добычи, напали датчане. От всей команды уцелели только они шестеро. Все остальные погибли.
 Болли умолчал, что он с уцелевшей шестёркой был в карауле, проспал нападение и потому смог сбежать.


 Плен тяжелее всего переносил монах. Особенно первые дни. Брат Михаил беспрестанно проклинал маленького датчанина — предводителя шайки норманнов и молил Бога об отмщении.
 Молитвы были услышаны, морские разбойники убили всех, но положение франков это не улучшило.
 Новые владельцы обращались с ними ещё хуже. Граф старался не впадать в уныние и продолжал верить в свою счастливую звезду, ведь в результате злоключений, они оказались в Скандии - земле таинственных единорогов. Он на шаг приблизился к вожделенной цели — воскрешению Мариз. Ради этого Балдуин был готов пройти самые суровые испытания, которым его решил подвергнуть всемогущий Творец.
 Признаться людям, захватившим его в рабство, что он франкский вождь могуществом и знатностью много больший чем их жалкие конунги и ярлы, владеющие от силы десятком людей и сотней овец, графу Балдуину мешал стыд и здравый расчёт, что содержать его, конечно, станут в лучших условиях, но бежать знатному пленнику много труднее чем безвестному рабу. Товарищи по несчастью дали клятву держать язык за зубами.


 Старый ярл обрадовался возвращению сына с товарищами. Поселение в Хельге стало сильнее на шесть опытных воинов. Хард давно мечтал избавиться от посредников в морской торговле. Ярл много терял, отдавая  за бесценок товары перекупщикам. Давно пора торговать самим, но поселение было не на кого оставить, а тут такая удача!
 К середине лета Хард Сказочник снарядил два корабля, нагрузил их товарами северной земли и отправился в торговый город датских викингов Хайтабю. Его единственная и любимая дочь, его ненаглядный цыплёнок упросила взять её с собой. Посчитав что так будет безопасней, Хард согласился.

 Кэйа проснулась от крика петуха. Проклятый орал словно боялся, что без его воплей солнце не взойдёт. Пытаясь вернуться в сон, девушка натянула одеяло из песцовых шкурок на голову.
 Снился лес. Она идёт по тропинке на звук волшебного голоса. Голос зовёт, манит песней. Кроны деревьев смыкаются в вышине. Стволы как золотые колонны. Вокруг тревожная и таинственная сень, зеленоватая от листвы над головой. Трава путается в ногах, мешает идти.
 Солнце там впереди, где поют. Голос поёт о любви на незнакомом языке, но девушка понимает каждое слово. Когда сердце готово слышать, переводчик не нужен. Сладкая истома разливается по телу. Нестерпимо захотелось туда, где голос, где солнечный свет.
 Девушка ускорила шаг, побежала навстречу песне… Петух прокричал ещё раз, и очарование сна исчезло.
 Кэйа проворно соскочила с постели. Как она могла так долго спать, когда впереди её ждёт замечательный день? Милый петушок, спасибо что прогнал сон!
 Волосы не желали укладываться в причёску. Мимо, ступая нарочито громко, прошествовала старая служанка Ода, скорбно собрав морщинистые губки в куриную гузку. Где это видано - хозяйке с утра крутиться перед зеркалом!
 Оду Кэйа помнит, сколько помнит себя. Иногда девушке кажется, что Ода была всегда и всегда будет такая же тёплая, морщинистая как старая, скрипучая берёза за окном их дома в Хельге. Все женские премудрости и секреты девушка узнала от своей няньки. Можно сказать, она заменила ей мать.
 Скоро с улицы запахло дымом, ворчливо запели жернова. Щурясь от света раннего утра, Кэйа выпорхнула во двор. У стены дома сидела старая служанка и привычными движениями крутила жернова ручной мельницы. «Позволь я, нянюшка», - попросила девушка и поцеловала старуху в морщинистую щёку. Служанка разулыбалась, но тут же вспомнила о роли строгой воспитательницы и сдвинула брови.
 Тяжёлый жернов как невесомый запорхал в сильных руках молодой хозяйки. Старуха опасливо отодвинулась и озабоченно покачала головой. Это какой же нужен здоровяк, чтобы справиться с моей девочкой? Пока ни один парень не осмелился подойти к нашему цыплёнку, несмотря на богатое приданное, что за ней даёт отец. А пора. Вон как у девки глаза горят! Как бы беды не вышло.


 Как товар они ни кого не заинтересовали. За это время соседи по клетке успели поменяться несколько раз. Хороший раб — вещь в хозяйстве нужная. Несколько покупателей начали было прицениваться к жилистому мужчине в одежде христианского священника, но узнав что косоглазый торговец с хитрой рожей в довесок непременно хочет сбыть худого заморыша и лысого со злыми глазами, отказывались.
 Кормили рабов плохо. Иногда франков сдавали в аренду таскать груз на пристань или мостить улицы, но чаще они сидели без дела.
 Чтобы не сойти с ума Эльфус пел. Однажды к их клетке подошли несколько купцов-иудеев, послушали печальные песни похожие на плач, грустно покивали головами и одарили певца куском хлеба. Бывший оруженосец поделился с товарищами. Так у них появился источник дохода. Подавали редко. Пустое брюхо хорошо развивает творческие способности. Брат Михаил стал переводить баллады оруженосца на язык варваров. Количество слушателей увеличилось. Но всё это было не то, для настоящего представления не хватало музыки.
 Инструмент Эльфус соорудил из тонкой еловой дощечки с дыркой от сучка, воловьих жил и треснувшего корыта. Брат Михаил деятельно помогал юноше. Балдуин не вмешивался, но от прибавки к пайке, заработанной самозваными артистами, не отказывался. Хозяин рабов приработку не мешал, больше времени проводил в кабаке, чем на торжище.


 «Батюшка, дозволь сходить с няней на рынок, - голос у дочери срывается от волнения. Хард поднял глаза. Перед ним стоял его цыплёнок, его Кэйа. Девушка надела разом свои лучшие наряды и накрасилась. В новой одежде, в нитках стеклянных бус на шее, с ярко подведёнными глазами на нарумяненном лице дочь выглядела нелепо, словно женское платье напялили на медведицу.
 В кого только уродилась его младшая, разве что в великана Эгира от которого по семейным приданиям ведёт своё начало их род? Сердце старика захлестнула тёплая волна любви и жалости. Лицо дочери выражало такую веру в чудодейственную силу женских ухищрений, что  ярл не посмел разрушить её насмешкой или грубым словом. «Ступай!»- согласился Хард.
 Кэйа ткнулась губами в колючую отцовскую щёку и хотела бежать, но Хард не позволил. «Погоди, - сказал смущённо, - ты совсем взрослая. Вот возьми это!» И протянул дочери связку ключей от их дома. «Надо бы переговорить с Одой чтобы глаз с неё не спускала, да познакомить с какой-нибудь достойной женщиной — пусть научит подбирать наряды. Похоже старая нянька уже совсем ничего не соображает в таких делах».

 Кэйа-цыплёнок в сопровождении Оды важно шествовала по улице. Девушке казалось, что глаза всех встречных направленны только на неё. Когда парни, с утра торчащие у кабака, восхищённо присвистнули ей вслед, окружающий мир сделался ярче, словно в небе вспыхнуло ещё одно солнце. «Полюбите меня люди! - казалось, кричит лицо простушки, - разве можно меня не любить? Посмотрите на моё новое платье, посмотрите как горят яркие бусы на моей шее, послушайте как звенят ключи от дома, что вручил мне отец».
 Каблуки новых башмаков легко постукивают по дубовым плахам мостовой. За много шагов до главного торжища по обеим сторонам улицы стали попадать продавцы рыбы и хлеба, подков и гроздей, другой полезной и необходимой в хозяйстве мелочи. Товары лежали прямо на земле или кусках ветхой ткани, были в берестяных коробах и лотках. Меж продавцами сновали какие-то люди, шумели, торговались, предлагали меняться: рыбу на гвозди, посуду на хлеб, курицу на кусок ткани.
 Нянька попыталась остановиться, рассмотреть товар, но Кэйа тащила её дальше, туда где кричали громче всего, где толкались яростнее, где было больше всего народу, где продавался самый дорогой и лучший товар.

 Столько народу как на торжище в Хайтабю Кэйа не увидела за всю свою короткую жизнь. Девушка скоро устала от шума и толкотни. Даже большой рыбный пирог и новый гребень из зеленоватого китового уса, что они купили с нянюшкой, не вернули прежнего праздничного настроения.
 Кэйа может сказать, когда пришла усталость, и возникло желание оказаться в родном Хельге. Она с азартом торговалась за застёжку для платья, украшенную кусочком янтаря, как вдруг поймала на себе насмешливый взгляд. Незнакомая женщина показывала на неё пальцем и что-то говорила подругам. Женщины были молоды и красивы.
 Глядя на красавиц, Кэйа поняла, что никогда такой не будет, даже надев на себя лучшие наряды на свете.
 Девушка потеряла всякий интерес к глупой заколке. Продавец, боясь потерять покупательницу, сбросил цену, но Кэйа отказалась от покупки и сделалась печальна. «Нянюшка, пойдём домой», - попросила девушка тусклым голосом. Ода встревоженно взглянула на любимое чадо. Уж не заболела ли её девонька?


 Жрать хотелось так, что сводило скулы. Жалостливая песня с пошлыми словами про смерть на чужбине: «Ах, умру, я умру, похоронят меня...» стала вдруг до беспощадности правдивой. Эльфус пел самозабвенно, пребывая внутри песни всем естеством, веря в каждое произнесённое слово, извлекая их прямо из измученной унижением и голодом души.
 Народу собралось немного. Несколько богатых землевладельцев-бондов из соседних хуторов, намеревающихся по случаю присмотреть живой товар, праздные зеваки, каких много на любом торжище, трое подгулявших вояк самого разбойничьего вида.
 Шалопаи развлекались тем, что задирали одиноких прохожих и обсуждали проходящих мимо женщин. У главаря маленького и юркого, одетого богаче и чище его приятелей, на поясе висел дорогой меч, которым он очень гордился, потому постоянно поправлял пояс, клал руки на эфес и даже вытягивал клинок на треть из ножен, не забывая при этом отпускать грубые шуточки. Его друзья — бородатый крепыш с красной от вина рожей и громила с синяком под левым глазом подобострастно хихикали в нужных местах. Было видно на чьи деньги идёт пьянка.
 С боковой улочки прямо к клетке рабов, ступая медленно, словно в гипнотическом трансе, приблизилась здоровенная девица в сопровождении старухи.
 «Вот это дойки! - восхитился острослов, - если их приделать козе, она шагу ступить не сможет, придётся ноги удлинять». Приятели заржали, но девушка даже головы не повернула в их сторону. Только старуха, тащившая следом за девицей тяжёлую корзину, погрозили проказникам сухим кулачком.
 Из корзины остро пахло съестным. Эльфус проглотил непрошеную слюну и добавил жалости в голос. По опыту знал - женщины подают чаще.
 Сквозь прутья решётки дылда уставилась на Эльфуса грустными коровьими глазами. Юный менестрель вспомнил старый трюк кабацких певцов, которому научил покойный отец, поймал взгляд великанши и стал петь, делая вид, словно поёт только для неё.


 Голос пришёл из её сна и поманил за собою. Исчез шумный город Хайтабю, исчезли холодные красавицы с надменными взглядами. Пространство между Кэйей и певцом свернулось в непроницаемый кокон, заполнилось светом. Грустные глаза юноши закрыли собою весь мир. Сердце готово было разбиться о дубовые прутья решётки, разделившие их. Певец звал девушку в страну любви, где жить могут только избранные — Боги и скальды.
 От избытка чувств или другой причины голос иноземного певца на мгновение прервался, сердце Кэйи-цыплёнка замерло и сорвалось вместе с голосом с немыслимой высоты, где они вместе парили, но голос вновь ожил, обрёл уверенность, подхватил девичье сердечко тёплыми руками и вознёсся в горние выси. На глазах девушки выступили слёзы. Чёрные от времени прутья решётки поплыли, преграда между Кэйей и певцом растворилась, сердца соединились. Время исчезло…
 Внезапно песня кончилась. Сияние потухло, оставив щемящее чувство утраты. Кэйа очнулась от наваждения, огляделась. Торжище. Глубокая канава с кровавой водой от скотобоен. Клетка. В ней грязные люди в ножных кандалах. Трое пьяниц пялят на рабов глаза. В отдалении богато одетые покупатели, поражённые искусством певца, покачивают головами. Но зачем им в хозяйстве певец? Им работник нужен. Нянька тянет за руку - пора домой.
 Подожди, старая. Раб из клетки, с лицом, заросшим до самых глаз чёрной бородою, другой — не тот что пел, просунул между прутьев грубое глиняное блюдо и быстро заговорил жалостливым голосом: «Люди добрые, вы прослушали песню про викинга, предчувствующего скорую гибель на чужбине и горюющего, что родные не узнают где, погребут его тело. Бог видит любое доброе дело. Помогите нам, и может, кто-то в далёкой стране поможет вашим близким, попавшим в такую же беду, как мы несчастные! Подайте на пропитание. Не дайте узникам погибнуть голодной смертью!»
 Для Кэйи слова чужака не складывались в речь, пока один из зрителей не бросил в блюдо рабов кусок чёрствой лепёшки. Раб униженно поклонился и пробормотал слова благодарности.
 Дочь ярла поймала на своём лице взгляд певца. Грустные, чёрные глаза с молчаливым укором смотрели с худого, почти детского лица. «Что же это я? Стою столбом как дура!» - пронеслось в голове девы. Стыд сделал щёки пунцовыми. Кейа торопливо открыла старухину корзину, вынула из её глубин огромный пирог, сытно пахнущий рыбой, и положила на блюдо, которое тянул в её сторону бородатый раб. Ода только руками всплеснула на такую расточительность. Пирог был огромный, девушке пришлось сложить его пополам, чтобы просунуть между прутьями.

 «Надо было лучше старухе петь, - подумал Эльфус с запоздалым сожалением, - из старухи легче выжать слёзы». Но он правильно выбрал объект. Такого пирога, каким их одарила великанша, поэт в своей жизни не видел.
 Брат Михаил от нежданной щедрости растерялся, замешкался, выбирая самые проникновенные слова благодарности щедрой дарительнице. Ему бы быстрее забрать добычу, но монах понёс про милость Божью, скорое воздаяние за добрые дела и даже вздумал благословлять девицу именем Христа.
 Главарь пьяниц решил поиздеваться над несчастными. Со словами: «Для христиан к этому пирогу полагается приправа!», схватил с земли кучу грязи вместе с собачьим дерьмом, водрузил её на пирог и старательно размазал. Приятели поддержали его действия глумливым смехом и криками. Лицо белобрысой девушки вспыхнуло ещё ярче.
- Ты зачем испортил мой пирог? - спросила Кэйа и шагнула ближе к шутнику, заглядывая на него сверху вниз. Мужичонка был великанше по плечо.
- Да пошла ты, сучка! - окрысился вожак. Он был пьян, драчлив и не привык, чтобы какая-то баба ему указывала. Да и какая баба — малолетка. Лицо Кэйи от ярости пошло пятнами: «Ты кого тут посылаешь?»
 Вместо ответа мужичонка попытался ударить девушку в лицо. Кэйа не дрогнула, поймала кулак драчуна ладонью и сжала пальцы. Мужчина дёрнулся, попытался освободиться. Напрасные усилия. Кулак словно в тиски попал. В глазах вожака промелькнула паника. Кэйа надавила на костяшки его пальцев. Острая боль парализовала волю драчуна, ноги подкосились, мужчина упал на колени, тихонько подвывая.
- Отпусти его, корова! - вмешался громила с синяком на лице, зацепил здоровенной рукой девушку за ворот платья и дёрнул. Солнечными искрами посыпались в грязь стеклянные шарики ожерелья.
 Ох, напрасно ты так поступил! У Кэйи от ярости потемнело в глазах. Девушка выпустила предводителя шайки и врезала обидчику в солнечное сплетение. Кулак утонул в мужском обширном брюхе. Громила сложился пополам. Кэйа схватила ослабевшее тело мужчины одною рукою за шиворот, другою за штаны, подняла над головой и под восторженные крики зевак бросила в канаву с вонючей водой. Толпа ахнула.

 Ярость внезапно сменилась усталостью. Кэйи показалось что все люди живущие в Хайтабю сбежались, чтобы посмотреть на неё. Девушка потерянно огляделась. Лицо как у маленькой девочки, которую обидели злые взрослые. На глазах - слёзы: «Да, люди ли вы, драться с девчонкой?»
 Страшно за спиной завизжала Ода. Предводитель шайки вытянул из ножен смертоносный меч…


 Косоглазый купец с хитрой рожей второй день обхаживал Харда, предлагая за моржовую кость смешную цену. Хард делал равнодушное лицо, пока цена не приблизилась к настоящей. Тогда он спросил торговца: «Уважаемый, зачем ты украл у меня и у себя столько времени? Видит Один, у меня уже не так много дней осталось, чтобы тратить их на бесплодные разговоры. Мы могли бы нашу сделку спрыснуть ещё вчера!»
 Косоглазый Йон восхитился мудрыми словами норвежца. Ещё больше его обрадовала щедрость, кою выказал партнёр обмывая сделку. «Ты настоящий вождь и щедрый человек, - сказал захмелевший купец, - можно я буду считать тебя своим другом?» «Валяй!» - сказал норвежец и прочёл несколько вис о пенном эле и дружбе. «Чьи это стихи?» - спросил Йон. «Мои!» - лицо норвежца лучилось умом и доброжелательностью. «Дай я тебя расцелую, дорогой друг!» - расчувствовался Косоглазый и полез целоваться. Купец непременно захотел сделать подарок новому знакомцу. «Знаешь что, - сказал он, - у меня есть три раба, и я их тебе дарю!» «Нет, дорогой друг, - сказал мудрый норвежец, - я не могу принять твой подарок. Я намерен сохранить нашу дружбу. Я куплю у тебя рабов по справедливой цене — мне работники нужны!» Приятели выбрались из-за стола и отправились на торжище. «Как там мой цыплёночек?» - думал Хард Сказитель, шагая за новым деловым партнёром.
 Мужчины прошли мимо христианского храма, построенного для купцов волей конунга Хорика, вышли к ручью с чистой водой, который поил весь Хайтабю, с берегами, укреплёнными кольями, с многочисленными мостками, на которых бабы стирали бельё. Хмель постепенно выветривался из головы, и с каждым шагом Косоглазый всё больше уважал друга-норвежца, удержавшего от необдуманного поступка. Не настолько Йон богат, чтобы расшвыриваться рабами. «И от лысого с взглядом убийцы избавлюсь!» - поймал себя на корыстной мысли работорговец и устыдился.
 Свою дочь, своего ненаглядного цыплёнка ярл увидел издалека. Девушка стояла перед клеткой с рабами, одиноко возвышаясь над толпой, как сосна среди березняка. Отец видел, как толстый мужчина дёрнул дочь за платье, как полетели бусы, как Кэйа ударила обидчика в живот и выкинула в канаву. Восторженно заорали, заулюлюкали зеваки, показывая пальцами на мужика, которого избила девчонка.
 Хард ускорил шаг, расталкивая людей. Тревога сжала сердце. За спиной Кэйи с земли поднялся человек, которого Хард до этого момента не замечал. Потянул из ножен меч…
 … Хард закричал, рванулся к своей девочке, увяз в толпе. Завизжала Ода. Кэйа повернула голову на голос отца. Их глаза встретились. Дочь потянулась навстречу, улыбнулась. Хард крикнул: «Обернись!» С ужасом понял, что дочь за шумом толпы его не слышит.
 Человек с клинком в руке сделал по-змеиному быстрое движение, но ещё быстрее из-за решётки высунулись две руки, поймали нападавшего за плечи, дёрнули на себя. Человек-змея врезался головой о дубовые прутья и тихо сполз на землю. Смертоносный клинок оказался в руках лысого раба со злыми глазами.

 «Отдай меч, и тебя не убьют, - попросил Хард, - ты спас мою дочь. Я тебе обязан!» Раб, сжимая рукоять меча так, что костяшки пальцев от напряжения побелели, стоял в дальнем углу клетки и слушал слова непонятной речи, обращённые к нему. По всему видно - с оружием расставаться не хочет. Брат Михаил перевёл речь норвежца. Лысый раб, мгновенье поколебавшись, положил клинок на землю...