Рассказ о семье и юности мамы, часть 2

 Предыдущее: Рассказ о семье и юности мамы, часть 1.
 http://proza.ru/2025/12/16/495

Происхождение маминых дедушки и бабушки. Мои воспоминания о них. Благодетельница семьи.

Мамин отец Антон Осипович по семейным преданиям происходил из семьи со славянскими корнями из Северо-западной части России – высокий, стройный, с глазами светлыми и яркими. Предки дедушки Антона осели в Саратовской области и крестьянствовали. Наш дедушка был наследственный плотник и столяр. Дома у нас стояло замечательно сконструированное и сработанное им кресло стиля модерн. Очень красивое.

К какому сословию относились Герасимовы неизвестно, хотя и крестьянствовали, но в число освобождённых в 1861 году крепостных не входили. По преданию семья была переселенцами после окончания Отечественной войны с Наполеоном 1812 года на нагорную сторону Волги - по тем временам в глушь. В семье Герасимовых дети в молодости светловолосые до белокурости и со светлыми (до белесости) сероголубыми глазами. Цвет волос (как солома) унаследовали от мамы только наши старшие дети Лёвочка и Тамара.

Характер дедушка, по словам старших, имел довольно суровый, но меня это совсем не коснулось. Моя старшая сестра, Тамара, которая деда побаивалась, рассказывала мне, что дедушка из всего своего потомства выделял меня, говоря, - она на нашу породу вовсе не похожа, другая. Понятное дело, приходится трактовать в положительном смысле, однако, есть сомнения. Доходили слухи, а кое-что и сама хорошо помню, я была тот ещё сорванец.
 
Помню деда удивительно хорошо, хотя, когда дедушки не стало в конце 1944 года, мне не было и пяти лет. Однако мы дружили. По вечерам мы много времени проводили вместе, отдыхали, сидя рядом на старомодном диване с мягкой высокой спинкой, украшенной по верху деревянной резьбой. Я слушала его рассказы, старинные сказки, дедушкины руки ласково гладили меня по голове, и так я часто засыпала. Утром просыпалась в своей кроватке в нашей с ним маленькой комнатке, шириной в окно, которое выходило на довольно тихое, но такое же широкое (на «вырост» населения строили) в то время Можайское шоссе, которое сейчас носит название Кутузовский проспект. Тогда это была почти окраина Москвы.

По утрам дедушка читал мне замечательный сборник сказок, стихов и рассказов русских писателей для детей, который сам собрал для нас и переплёл. Классика. Чуковский, Маршак, Пришвин, Аксаков, Пушкин, Гайдар… Были и совсем детские рассказы и стихи. В подборке были разномастные детские книжечки,  попадались и дореволюционные издания… Дедушка постоянно пополнял этот пухлый том новыми книжками, заново его переплетая. Сейчас эта толстая книга жива, несмотря на ветхость, ей около 100 лет.
И конечно я читала её моему сыну Кириллу в детстве. Старшие в семье говорили, что дедушка меня совсем книгами «разбаловал». Когда его не стало, чтения в семье не прекратились. Кто бы ни приходил домой, я немедленно тащила своё любимое чтиво, вручала посетителю и коротко говорила - читай! Прекратилось это насилие только тогда, когда я выучилась читать, кстати только в школе. Видимо, не было необходимости.

Частенько я влезала с помощью деда Антона на кресло (то самое, что он сам сделал), оттуда на широкий подоконник окна, и мы смотрели на улицу, рассказывая друг другу, что там происходит.
В памяти остались дедушкины огромные (так мне казалось), ласковые руки, наши прогулки вдвоем по Дорогомиловской улице, Дорогомиловскому рынку, сочиненные им или, точнее, нами сказки.  Я рассказывала ему мои волшебные мечты… Так он развивал моё воображение. Мне кажется, дедушка меня очень любил. Я постоянно чувствовала его присутствие в своей жизни.

Деда жил с нами почти до самого конца, затем последний месяц у дяди Коли, так как у нас было трое малолетних детей, и одна из них, младшая сестра Татьяна, только что родилась, и это помогло маме пережить смерть своего отца.

Прощание с дедом перед кончиной я хорошо помню. Последние дни его прошли дома у дяди Коли, маминого брата, в Тверском-Ямском переулке. Дом дореволюционный, большой, потолки метра 4 с лишним, этаж 5. Некоторые детали помню, как будто это было вчера. Я взбиралась по лестнице, лифта никакого тогда не было, ступеньки очень крутые высотой в половину меня. Если это и преувеличение, то небольшое. Я прошла этот путь самостоятельно, отказываясь от помощи, чтобы потом похвастаться дедушке – я сама.

Дедушка лежал в маленькой комнате в одно окно, она была ещё меньше, чем  наша у родителей. Зато кровать очень красивая, она показалась мне роскошной: старинная, с огромными подушками, высокая – такая, что дедушке приходилось полностью опускать руку, чтобы погладить меня по голове. Дедушка показался очень стареньким и худым (он умирал от рака), помню, я уговаривала его получше кушать. Его слова стёрлись из памяти, помню только его тихий голос. Потом меня увели в другую комнату, где было много прекрасных вещей, например, замечательный стеклянный синий шар. Похожие украшения вызывают у меня до сих пор чувство умиротворения и предчувствие совершенства.

Дедушки не стало через несколько дней.  Напрасно говорят, что дети до 7 лет не помнят и не понимают ничего о смерти. Это может быть не так. Долгие годы мне снилось, что меня хоронят, засыпают землёй, и я просыпалась в ужасе, задыхаясь. Хотя на кладбище меня не взяли, но процедуру похорон я хорошо представляла из разговоров.
После его смерти осталось ощущение огромной потери и ужаса.

Супругу свою, бабушку Прасковью Ефимовну, дедушка любил, уважал и, кажется, побаивался в глубине души за твёрдость её характера и экзальтированную религиозность. Но, по рассказам мамы, согласно обычаю, он держал её в строгости, положение своё хозяина и супруга соблюдал. На старой фотографии она запечатлена в глухом плате серого цвета, спускающемся на плечи, совсем, как у святой Елизаветы Фёдоровны или у сестёр милосердия времён Первой Мировой. Думаю, что такие требования дедушки были ей по нраву, имея в виду её любовь к традиции.

Бабушка Прасковья Ефимовна умерла тремя годами раньше дедушки в 1941 году.
Никаких личных впечатлений о ней у меня нет. Однако, после бесед с моим духовным отцом Протоиереем Николаем, я верю, что до своей кончины она окрестила меня, как ранее, без сомнения, крестила старших детей наших – Лёвочку и Тамару.

Родители рассказывали, что бабушка и дедушка тяжело переживали два события своей жизни:
Первое - разорение деревни в 20-30-х годах, когда дети, желая спасти родителей от бандитизма и от голода, охватившего всё Поволжье, вывезли родителей в город. Сначала в Саратов. Затем в Царицын, потом в Москву, где дедушка жил с нами до своей смерти в 1944 году. И дедушка и бабушка похоронены на Ваганьковском кладбище в Москве. Как я уже писала, смерть дедушки произвела на меня неизгладимое впечатление и заставила страдать долгие годы.
Второе страшное событие – неожиданная смерть нашего старшего брата Лёвочки. Это была трагедия всей семьи.

Бабушка, мамина мама, Прасковья Ефимовна происходила из обедневшего дворянского рода. Однако, с определёнными возможностями. Детей в семье звали Петенька, Ника и Лёлечка. Прасковья Ефимовна по сердечному влечению вышла в свой срок (известно, что довольно поздно по тем временам) замуж за простого, но не бедного, сельского мастерового и плотника Антона Герасимова. Однако, всю жизнь она пользовалась поддержкой своего круга (пока не случилась Октябрьская Революция) и уездного дворянства и особенно легендарной графини с польской фамилией. Дедушка не возражал, чтобы его дети, пользуясь своим происхождением, получили блестящее по тем временам образование.

До отмены крепостного права в 1861 году графская семья, о которой я упоминала выше, владела в селе Елшанка и в соседней деревне всеми несвободными крестьянами. Мама рассказывала, что потомков их было сравнительно немного. Эти семьи были переселены вместе с графской семьей из западных земель после польского восстания. Графиня была уже в больших годах, однако, с исключительным успехом хозяйствовала в селе до самой революции и только в 20-х годах она эмигрировала.

Помимо обычных угодий она владела современными по тем временам сельскохозяйственными производствами: сыроварней, разведением племенных коров и других животных, механизированной мельницей, небольшим заводом по переработке… За свою долгую жизнь она построила в селе великолепную земскую больницу с современным оборудованием и полным штатом врачей, отличную школу – классическую гимназию, в которой учились дети разных национальностей, проложила дороги.

По маминым рассказам она была человек очень добрый, редкой образованности и исключительной скромности. Будучи баснословно богатой, одевалась почти бедно и даже носила штопанные-перештопанные чулки, сама хозяйствовала и учила крестьянских детей в школе. Как жаль, что я не знаю фамилию этой крестьянской благодетельницы и благодетельницы семьи Герасимовых.

Последующее: Рассказ о семье и юности мамы, часть 3.