Таёжные приключения Лёньки и Сашки. Глава шестая

Таёжные приключения

Лёньки и Сашки.

Глава шестая

Солнце только взошло, когда Иван Михалыч поднял ребят:
— Ну всё, ребятки, хватит дрыхнуть! Давайте мойтесь, доедим вчерашний ужин, чайку пошвыркаем да на работу двинемся. С собой берём только сухой паёк.
Старший Борис обратился к Лёньке и Сашке:
— Кушайте, а уж потом я покажу вам, что надо будет делать. Вместе сделаем один профиль, а потом уж самостоятельно будете работать. Поблажки вам никто не даст. Спрашивать со всех будем одинаково, - хмуро добавил он.
— А мне что делать? — тут же спросил Витька.
— А ты, — ответил ему Иван Михайлович, — Рыжуху отгонишь в Комсомольск. — И, поразмыслив, добавил: — А вечером чтобы был здесь.
По Витькиному виду Лёнька заметил, что он недоволен таким решением. Но спорить Витька не стал и пошёл с Иваном Михайловичем запрягать отдохнувшую Рыжуху.
Старший Борис, покопавшись в выгруженном скарбе, выделил Лёньке и Сашке по остро отточенному топору и здоровенному мачете, сделанных из обрубков пилы.
Выдавая их пацанам, он поучал:
— Топоры и мачете всегда должны быть вострыми. Если затупятся, то сразу же точите их. А от тупых-то проку нет. Только зря будете руками махать да силы тратить.

Вскоре Витька отправился обратно в Комсомольск, а мужики с Лёнькой и Сашкой пошли в сторону Гилюя.
Идти пришлось километра полтора. Пока шли, Иван Михайлович объяснял:
— Мы тут за десять дней кое-что уже сделали, — и показал на вешки, попадающиеся по дороге, — каждый профиль надо на дороге помечать вешкой. Так топографам будет легче ориентироваться.
Около одной из вешек он остановился и показал на номер, нанесённый химическим карандашом на стёсанной поверхности вешки.
Оказывается, что поперёк долины, по которой текла речка Дубакит, надо прокладывать просеки, по которым смогли пройти один или два человека рядом. На этой просеке не должно оставаться ни единого деревца, ни одного кустика, ничего.
Через каждые двадцать пять метров надо вбивать вешку и писать на ней номер. От одной вешки, с какой бы стороны ты ни смотрел на неё, должны просматриваться как минимум три остальные. И все вешки должны выстраиваться в одну линию. Это называлось профилем. Профили должны располагаться один от другого через пятьдесят метров. Начало профилей считалось от общей просеки, которую проложили ещё в прошлом году.
От количества профилей и вешек на них зависит будущая зарплата рабочих.
Как понял Лёнька, это то, что им поперёк долины, вплоть до самого Гилюя, придётся прокладывать эти самые профиля.
— На ваш век хватит, — пошутил Иван Михайлович и пошёл рубить свой профиль.
Старший Борис взял с собой Лёньку с Сашкой, и они начали прокладывать свой первый профиль.
— Так, ребятки, — начал своё обучение Борис. — Для начала давайте нарубим вешек. Смотрите, — показал он, как это делается. — Берите ровные осинки, берёзки или ивы, срубайте их и очищайте от веток.
Мальчишки последовали его совету, нарубили десятка два вешек высотой со свой рост, и на каждой будущей вешке затесали кору для номера, а дальше уже пошло всё очень просто.
По ранее пробитому профилю они вышли на главную просеку. Нашли там последний профиль и начали рубить свой.
На главной просеке они вбили первую вешку с номером, около неё вставили колышек с верёвкой длиной двадцать пять метров и погнали…
Вбивается вторая вешка, возвращаешься, снимаешь колышек и переставляешь его на вторую вешку, рубишься до третьей вешки, возвращаешься и рубишься до четвёртой, и так до самого подъёма на сопку, поперёк всей долины.
Всё оказалось легко и просто, если бы эта работа делалась втроём. Но её придётся делать одному. И это Лёнька прекрасно себе представлял.
Сейчас они закончат с Борисом этот профиль, он останется один на один с тайгой и ему всё это придётся делать одному.
«Ну что ж, придётся попотеть, — отгонял от себя невольный страх Лёнька. — Ничего! Справлюсь, — убеждал он себя. — Ведь Витька же работал и не сдох…»
А если учесть, что вокруг витают тучи комаров, пот застилает глаза, постоянно хочется пить, руки заняты то топором, то мачете, да ещё за собой приходится тянуть длиннющую верёвку…
Одним словом, не работа, а каторга.
Пытаясь отогнать от себя все страхи, Лёнька вёл беседу сам с собой:
«Сам знал, куда ехал. Это тебе не дома бездельничать, книжки в кресле читать».
Тут проскочила провокационная мысль:
«А ну его, эту работу, ко всей такой-то матери. Вернусь домой, там хоть отдохну».
Но второе гордое мальчишеское «я» тут же воспротивилось:
«Ты что, слабак? Маменькин сыночек? Чтобы потом на папу показывали пальцем и говорили, что сын у него ничтожество и тряпка? Нет!»
Мальчишеское «я» начинало побеждать.
«Не будет такого! Все могут, значит и я смогу!» — упрямо поставил точку в этом споре Лёнька.

Первый профиль, который они пробивали с Борисом, закончился и они вернулись на главную просеку.
— Ну а теперь за работу, пацаны. — Борис потрепал каждого из них по плечу. — Сегодня сделаете только по одному профилю. Смотрите, если на пути попадётся толстое дерево, не рубите его. Вечером нам об этом скажете, мы его потом вместе срубим. — Серьёзно закончил инструктаж Борис и напомнил. — Когда закончите, то возвращайтесь на заимку. На сегодня вам и одного профиля будет достаточно. — И, махнув мальчишкам рукой, пошёл рубить следующий профиль.
Лёнька с Сашкой прошли дальше по просеке, нашли новые профили для себя и врубились в тайгу.

Так и началась Лёнькина трудовая деятельность на прииске Комсомольск-на-Хугдере.
Выбрав профиль, Лёнька осмотрелся. Впереди виднелся редкий лесок. Он вытащил из чехла мачете и начал срубать мелкие деревца и кусты, попадающиеся на пути.
Вешки, которые он нарубил, оказались тяжёлой ношей.
За плечами он нёс рюкзак с едой и водой. На поясе в чехле мачете. В сапог топорищем вниз воткнут топор. В руках — вечно путающаяся верёвка. Вешки оказались лишними, и он оставил их на главной просеке.
Прорубив первые двадцать пять метров, он нашёл небольшую осинку, срубил её, зачистил от веток и вбил в землю. Первый шаг сделан!
Вернувшись к просеке, вынул колышек и потянул верёвку к первой вешке.
На просеке на него с новой силой навалились комары, но как только он вошёл в лес, количество их значительно уменьшилось, и он снял капюшон энцефалитки.
Дышать стало намного легче, а пот перестал застилать глаза.
Это открытие его обрадовало и второй отрезок он прорубил намного быстрее, а потом пошло всё как на автомате. Рубить кусты, подлесок, ставить вешки и опять всё заново.
Вешки выстраивались одна за другой. Он видел не только три последние из них, а с десяток, выстроившихся в ряд с белыми, затёсанными стволами.
Работа шла! Лёнька даже удивился, как это он с полчаса назад сомневался в своих силах. Всё оказалось так легко! Он не чувствовал усталости. Им овладел азарт. Работа даже чем-то начала напоминать игру.
Он крушил всё, что попадалось на пути, не ощущая усталости, а только иногда останавливался, чтобы перевести дыхание и смахнуть со лба пот.
Дойдя до места, где долина начала переходить в подъём сопки, он вбил последнюю вешку и осмотрелся.
— Наверное, здесь можно и закончить, — вспомнил он слова Бориса.
Мелкий подлесок закончился, вокруг начали появляться толстые берёзы и лиственницы. Почему-то комары уже не так одолевали его. Да и он престал обращать на них внимание, автоматически отмахиваясь от наседавших насекомых.
Здесь, в редком березняке он скинул рюкзак и бросился на мягкую нежную травку.
Вокруг стояла абсолютная тишина…
Высоко вверху между ярко-зелёными листьями берёз проглядывалось нежно-голубое небо и со всех сторон неслись птичьи голоса. Наверное, таёжному житель различил бы, кто там щебечет, но Лёнька, раскинувшийся на траве, только впитывал в себя всю эту красоту, на остальное у него не осталось сил.
Хотя он и привык к перегрузкам, но сейчас чувствовалось, что с непривычки сильно устал.
Полежав на пахучей, тёплой земле и, как будто впитав в себя её энергию, он наполнился силой, легко встал, достал из рюкзака хлеб с куском сала, нарезал его, достал фляжку с чаем и присел, облокотившись спиной на ствол толстой берёзы.
Перекусив, он поднялся и по прорубленному профилю вышел на дорогу.

На дороге к заимке на него вновь напали комары и ему пришлось накинуть капюшон.
На крылечке заимки уже сидел только что вернувшийся Сашка. Вид имел он растрёпанный и выглядел уставшим.
— Ну и как тебе сегодняшняя работа? — подойдя к Сашке, поинтересовался Лёнька.
— С непривычки — тяжело. Если честно сказать, устал я, — признался Сашка, — но через пару дней привыкнем и будем делать уже по два профиля, а то и по три.
— Ну, про три — ты это уже загнул, — Лёнька усмирил пыл Сашки. — Пошли лучше помоемся.
— А вот это правильно! — Сашка подскочил с крыльца и кинулся в заимку.
Лёнька прошёл за ним. В заимке стоял полумрак и прохлада. Покопавшись в своих вещах, ребята с полотенцами на плечах и прихватив по пустому ведру, вышли на берег Дубакита.

Берег оказался очень крутой, метров восемь высотой и, чтобы спуститься к воде, пришлось чуть ли не по отвесному косогору, по петляющей тропинке сбежать вниз.
В этом месте, где стояла заимка, река делала крутой изгиб и у самого берега вода нешуточно бурлила. Но, пройдя метров пятьдесят вверх, они нашли спокойную, неглубокую заводь и принялись умываться.
Лёнька скинул с себя энцефалитку, сапоги с брюками и попытался войти в воду, но она оказалась такой ледяной, что он сразу выдернул из воды ногу.
Сашка, видя, что Лёнька собрался купаться, наблюдал со стороны за его действиями, а увидев, как Лёнька пробует ногой воду, посоветовал:
— Да не лезь ты туда, околеешь.
Но Лёнька, не слушаясь Сашкиных советов, всё-таки ступил в воду. Чтобы сократить муки привыкания к холоду, бросился в эту неглубокую заводь, манящую своей прохладой.
Но только он погрузился в воду, как у него из горла непроизвольно вырвался звериный рык, и он пулей вылетел из воды.
Сашка, глядя на бегающего по берегу и орущего Лёньку, покатывался со смеху.
— Ну и что я тебе говорил!? — от души смеялся он. — Холодная же вода!
— Теперь вижу, что холодная, — растираясь полотенцем, подтвердил дрожащим голосом Лёнька. — Но думал, что не настолько же…
— А ты как хотел? — не унимался веселиться Сашка. — Тут вечная мерзлота тает, вот оттуда и вода ледяная.
Лёнька, закутавшись в полотенце, присел около Сашки.
— Чё? Ты, что ли, раньше не мог сказать, что это вечная мерзлота тает? — дрожащим голосом едва выговаривал он.
— Да я думал, что ты сам догадаешься, — пожал плечами Сашка и храбро предложил: — Пошли попробуем ещё разок.
— А чё? Пошли попробуем, — поддержал его Лёнька.
Подойдя к заводи, они осторожно вошли в воду. От холода ноги сразу же онемели и перехватило дыхание, но, привыкнув к температуре воды, мальчишки умылись по пояс, смыв дневной пот и растёрлись докрасна.
У воды ни комары, ни мошка их не донимали, так что они без одежды смогли согреться на ярком солнышке. Но не успели они разнежиться, как откуда-то раздался еле слышный крик:
— Па-ца-ны-ы-ы!
Сашка забеспокоился.
— Наверное, мужики нас потеряли, — предположил он, прислушиваясь к далёкому крику, и в ответ со всей мочи прокричал: — Мы зде-е-есь! — и, повернувшись к Лёньке, кивнул в сторону заимки. — Погнали назад.
Они быстро собрались, зачерпнули прозрачной, чистой воды из речки в прихваченные вёдра и начали подниматься вверх по косогору по той же самой крутой тропинке.
На откосе стоял Иван Михайлович и молча наблюдал за карабкающимися ребятами.

Когда они ещё только спускались к реке, Лёнька обратил внимание на цвет земли, покрывающей косогор.
В самом верху она имела слой не больше двадцати сантиметров чёрного цвета. Вспомнив уроки биологии, Лёнька понимал, что это плодородный слой почвы, питающий всю растительность.
Потом шёл слой светло-жёлтого цвета, напоминающий песок. Постепенно он переходил в тёмно-жёлтый глинистый цвет, а в самом низу косогора он неожиданно переходил снова в чёрный, но уже не такой, как плодородный слой почвы. Этот слой казался безжизненно чёрным.
Лёнька с любопытством осмотрел косогор.
— Слышь, Сань, — обратился он к Сашке, — а почему земля такого разного цвета? — и показал на разноцветные слои земли на откосе.
— А чёрт его знает, — отмахнулся Сашка. — Не знаю. Надо будет у Михалыча спросить. — Но, что-то вспомнив, добавил: — Река здесь делает крутой поворот, вот она и размыла эту землю.
Лёнька из Сашкиных рассуждений ничего не понял, но решил для себя, что об этом обязательно спросит у Михалыча.

Иван Михалыч, наблюдая за мальчишками, лезшими по откосу, комментировал:
— Осторожнее, осторожнее. Воду не расплескайте, а то другорядь за ней опять пойдёте.
А когда мальчишки подобрались к краю откоса, принял у них вёдра с водой и пошёл к заимке.
Он уже разжёг костёр и повесил над ним на треноге объёмистый котелок. Тут же на столе лежали хлеб, банки с борщом и какая-то крупа.
Подождав, пока вода закипит, Михалыч бросил туда крупу и, дождавшись, пока она станет мягкой, вывернул в котелок две банки концентрированного борща.
Вскоре подошли два Бориса и, умывшись, тоже устроились у костра.
По поляне разнесся дурманящий запах борща. Лёньке хотелось не то, что есть, ему хотелось просто жрать.
Иван Михайлович последний раз попробовал варево в котелке и разрешил:
— Накладай. Жорево готово.
Мальчишки со своими мисками кинулись к котелку, но Иван Михайлович остановил их жестом:
— Все есть хотят, не вы одни только, — и, протянув руку к Сашкиной миске, уже по-доброму потребовал: — Давай свою тару.
Сашку не пришлось долго уговаривать. Он сунул Ивану Михайловичу миску и, обжигая руки об неё, когда Михалыч налил туда борщ, уселся за столом.
Лёнька вслед за ним проделал то же самое.
И — всё! Мир померк. Перед ним находились только миска и борщ. Больше он ничего не видел, настолько оказался голоден.
Мужики не спеша наполнили себе миски и степенно устроились за столом.
Некоторое время на поляне слышались только голоса перекликающихся птиц, треск угольков в костре и стук ложек по мискам.
Уговорив миску, Лёнька посмотрел на Ивана Михайловича. Тот перехватил его просящий взгляд и, поняв, что этому проглоту надо, разрешил:
— Наливай, наливай. Поэтому полный котелок и сделал.
Получив разрешение, Лёнька налил себе полную миску и принялся уничтожать бесценное варево. Сашка последовал примеру своего друга.
Вот когда и вторые миски оказались опустошёнными, то мальчишки откинулись от стола и смогли осмотреться по сторонам.
Солнце начинало подбираться к вершинам сопок, чтобы спрятаться за них и уйти на покой. Вокруг стояла тишина и вечерняя прохлада.
Такая обстановка располагала только к разговорам.
Мужики, покончив с поздним ужином, закурили и степенно обсуждали события сегодняшнего дня. Они рассказывали о том, что им сегодня попалось на просеках, и планировали работу на завтрашний день.
Иван Михайлович предложил:
— Сделаем так. Мы, — он указал на себя и Борисов, — готовим завтрак и ужин. А пацаны таскают воду, готовят дрова, поддерживают костёр и моют посуду. У нас будет своя очерёдность, а у них, — он указал на Лёньку с Сашкой, — своя. Я думаю, так будет справедливо. — И, осмотрев всех, добавил: — Так ведь?
— Всё правильно говоришь, Михалыч, — подтвердили его слова Борисы.
Мальчишки с ними согласились.
— А когда Витька завтра приедет, то вам ещё легче будет, — добавил Михалыч. — Где его, сорванца, носит? Я так и знал, что он к сегодняшнему вечеру не обернётся… — Михалыч с раздражением выбросил окурок в костёр и зло сплюнул. — Мабуть, завтра будет.
Но Лёньке не терпелось узнать, почему же косогор состоит из таких полос земли, поэтому он не обратил внимания на слова Михалыча о Витьке и подсел к нему и, как бы невзначай, начал разговор издалека:
— Михалыч, а крутой же здесь берег. Мы с Сашкой еле-еле на него взобрались.
— Да, берег крут, — посмотрев в сторону реки, подтвердил Михалыч. — Когда по весне Дубакит бушует, то он тут, на повороте, — он пальцем показал на поворот реки, — с берега, здорово землю сносит. Всё подмывает берег, да подмывает. Глядишь, лет через десять и до заимки доберётся.
— Не доберётся, — вставил своё слово младший Борис. — Через десять лет тут драги будут работать. Всё перекопают и заимку твою снесут.
— Жаль, что снесут, — тяжело вздохнул Михалыч и выпустил очередной клуб дыма. — А то смотри, какая тут красота. — Он распрямился и рукой показал в сторону зашедшего за сопки солнца и потемневшего леса на берегу реки.
Лёнька почувствовал, что тема разговора начинает ускользать и опять спросил:
— А чего это он тут так крут, Михалыч?
— Чего крут? — Михалыч задумался. — Да река его всё время подмывает, потому и крут.
— Так поэтому тут, на косогоре, — Лёнька показал в сторону косогора, — ничего из деревьев не растёт?
— А когда же им тут вырасти? — посетовал Михалыч. — Что летом посеется, то весной и смоется.
— Так поэтому и земля здесь такая разноцветная? — подводил Лёнька Михалыча к сути разговора.
— А разноцветная она не поэтому, а потому что в ней породы разные залегают.
— Какие такие породы? — это уже заинтересовался Сашка.
— А такие. Простые, — пытался объяснить любопытным пацанам Михалыч.
Он вышел из-за стола, прошёл к самому обрыву и для наглядности, тыча в слои земли рукой, начал объяснять.
— Сверху дёрн, с которого всё питается, потом песок наносной. — Он посмотрел на недоумённые взгляды мальчишек. — Вот кто его нанёс, я не знаю. Мильён лет назад это было. Там и глина, на которой песок лежит. А вот тут-то и есть самая закавыка для золотарей. Под глиной той песочек золотоносный лежит. — Он хитро посмотрел на мальчишек. — Видите, — он вновь указал на низ склона и навороченные голыши, омываемые струями Дубакита. — Вот тут и у нас есть такой песочек.
— Где? — не понял его Лёнька.
— Так вон он, чёрненький, под глиной спрятался, — тут Михалыч рассмеялся. — Только не вздумайте в нём копаться. Узнают — в тюрьму засадят. Закон у нас в стране строгий насчёт этого.
С этими словами Михалыч оставил мальчишек и ушёл к столу, подкинул дров в костёр и, посмотрев на пацанов, крикнул им:
— Неча зря пялиться на берег, лучше дров принесите.
Мальчишки нехотя отошли от откоса берега и направились выполнять приказание Михалыча.
Когда они вернулись, то стало совсем темно, костёр почти догорел, а мужики всё сидели и перебирали в памяти различные истории.
Увидев мальчишек, Михалыч вновь скомандовал:
— Порубите ветки и сложите их там, — указал он на небольшой навес у заимки, — чтобы утром время зря не тратить, да чтоб дождь, будь он неладен, не намочил их.
Мальчишки порубили и уложили дрова, как приказал им Михалыч, а он, осмотрев их работу, удовлетворённо хмыкнул.
— Ну что ж, молодцы. А теперь пора и на боковую. А когда солнышко встанет, то опять пойдём рубиться, — и хитро усмехнулся.
Но Лёнька всё-таки не выдержал:
— Михалыч, а ты сам золото когда-нибудь мыл?
— А что ж. Мыл, конечно. В геологах, когда работал, то было дело.
— Да нет. Не так, — прервал его Лёнька. — Так, как в рассказах Джека Лондона написано. На ручьях, лотками?
— Какого такого Лондона? — не понял Михалыч.
— Ну, того. Американского писателя, который на Аляске золото добывал. Лотками они его мыли.
— Что там они на той Аляске делали, мне неведомо, а вот как мы его тут мыли, знаю. Сам участвовал. Сам мыл его этими лотками, — а потом, как будто что-то вспомнив, показал на заимку. — Вон там под нарами и лежит лоток один такой.
Мальчишки от неожиданной новости чуть ли не присели:
— Какой лоток?
— Да, самый настоящий, — рассмеялся Михалыч. — Видать, кто-то из мужиков давненько его тут оставил. Вы слазьте под нары, да поищите. По-моему, я его там видел.
Мальчишки рванулись к заимке. Лёнька схватил фонарь, а Сашка юркнул под нары.
Через минуту он вылез оттуда. В руках он и в самом деле держал какую-то плоскую квадратную деревянную посудину с углублением в середине.
Сашка в недоумении крутил её в руках.
— Михалыч, это, что ли, лоток? — спросил он.
— Он, он самый и есть, — развеял сомнения Сашки Михалыч. — Лопатой в него кидаешь эту самую чёрную землицу, полоскаешь всё это в воде, смываешь песочек и камешки. Шлих остаётся. Его собираешь, сушишь, проветриваешь — вот оно вам и будет золото.
У мальчишек загорелись глаза. Они в один голос чуть ли не завопили:
— Михалыч! Миленький! Научи!
— Ну вот. Опять на свою голову нашёл затею, — недовольно пробурчал он. — Не, не, не, — замахал он на мальчишек обеими руками. — Отстаньте. И даже не думайте об этом.
Но разве существовала какая-нибудь сила, способная остановить напор этих двух юных сердец…
Наконец-то, после долгих уговоров, Михалыч неохотно согласился:
— Ладно уж, черти вы окаянные, покажу, как золотишко-то моется, — но тут же пригрозил пальцем. — Но, чтобы никому ни гу-гу, а то мне в тюряге свой век неохота коротать.
Мальчишки тут же яростно стали убеждать его, что они будут немы как рыбы и Михалыч неохотно сдался, при этом добавив:
— Только не сегодня и не завтра, а когда пойдёт дождь и работать будет нельзя.
Мальчишки только этого и добивались и чуть ли не прыгали от радости.
Но Михалыч тут же их урезонил:
— А сейчас брысь спать. Спать немедленно. Солнце взойдёт — я вас подниму.
Ребята сейчас были готовы на всё, лишь бы Михалыч не передумал, и безропотно влезли в спальные мешки.
Впечатления и работа, выполненная сегодня, сделали своё дело.
Через несколько минут мальчишки крепко спали, и им ничего уже не мешало, даже богатырский храп Михалыча и двух Борисов.

Конец шестой главы

Полностью повесть «Таёжные приключения Лёньки и Сашки» опубликована в книгах «Юность» и «Приключения Лёньки и его друзей». Найти их можно на сайтах: https://ridero.ru/books/yunost_3/  и https://ridero.ru/books/priklyucheniya_lyonki_i_eg...