Бен Ааронович Лето с наперстянкой 9

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Другая страна

Вселенная полна волшебных вещей, терпеливо ожидающих, когда наш ум станет острее.
Иден Филпоттс "Проходит тень" (1919).

9

После инцидента

Правило номер один полицейской службы – когда тебе в руки попадает что-то хорошее, передай это по цепочке наверх как можно быстрее, пока не успело случиться что-то плохое. Мы с Домиником взяли на руки по девочке, и Беверли повела нас к главной дороге. Для этого нужно было снова пересечь Лагг, вернее, её второй приток, потому что на самом деле мы стояли на острове.

– Конечно, мы были на острове, – сказала Беверли. – Думаешь, я бы рискнула быть такой несдержанной, если бы не это?

В темноте мы наткнулись на ещё одно заграждение из колючей проволоки, но, перемахнув через него, оказались на просёлочной дороге, ведущей мимо церкви Эйместри к главной дороге. Мы были на одном уровне с прямоугольником церковного шпиля, когда услышали вой сирен. Первым к нам подъехал "БМВ" дорожной службы, за ним быстро последовали "скорая помощь" и "Мерседес" без опознавательных знаков с инспектором Эдмондсоном, который, должно быть, нарушал правила дорожного движения, чтобы добраться до нас быстрее.

Девочек выхватили из наших рук, и парамедики увезли их. Эдмондсон сообщил, что их родители уже на пути в Херефорд, где их воссоединят в больнице.

Затем мы вернулись тем же путем, что и пришли, только на этот раз в сопровождении великолепной толпы и двух десятков полицейских, двое из которых были вооружены. Мы показали Эдмондсону оба перехода через реку и то место, где, насколько помнили, нашли девушек.

Он спросил меня, подозреваю ли я, что к похищению причастен Фалькон, и мне пришлось сказать ему, что, хотя в округе определённо происходило какое-то странное дерьмо, но доказательств его связи с исчезновением Ханны и Николь  у меня нет.

– Придётся подождать, что они сами расскажут, – заключил Эдмондсон.

Не имело смысла заставлять полицейских рыскать в темноте, поэтому решили начать поиски улик с первыми лучами солнца. Меня с Домиником отвезли в Леоминстеркий участок для дачи показаний. Беверли же захотела вернуться в свой отель, если они не возражают. Как ни странно, они не возражали и даже отвезли её на шикарном "БМВ".

Я позвонил Найтингейлу, когда мы были уже в пути.

– Отличная работа, – сказал он. – Как думаешь, ты скоро вернешься?

Я подумал о единорогах и Хью, человеке-пчеле, и его воспоминаниях об Эттерсберге. Я думал о совпадениях и лунных дорожках и о том, что в тот момент всё происходящее не имело никакого смысла.

– Хочу связать некоторые концы с концами, – ответил я.

– Очень хорошо. Постарайся уложиться в неделю.

Расследование, подобное операции "Мантикора", не заканчивается, когда вы находите пропавших детей, но оно становится намного менее напряжённым. После этого вы хотите узнать, что случилось с бедными малышками, и потрогать ошейник того презренного ничтожества, ответственного за это, из какой бы презренной мошны он ни получился. Затем нужно собрать достаточно доказательств для отправки их в суд,

На самом деле, с точки зрения старшего инспектора Уиндроу и отдела по расследованию особо тяжких преступлений, поиск девочек был только началом. Так что не было ничего необычного в том, что нам с Домиником пришлось немедленно дать показания. Необычным было то, что нам пришлось сначала встретиться и обсудить, что именно мы не включим в заявление. Мы провели эту встречу на террасе, это можно было объяснить как перекур.

– Обычно мы делаем два заявления, – сказал выглядевший испуганным Уиндроу. – Одно, в котором опущены все сложные моменты, а другое заносится в наши файлы, чтобы была полная запись – на всякий случай.

– На всякий случай чего? – спросил Доминик.

– На случай, если это станет актуальным позже, – пояснил я. Уиндроу затянулся сигаретой и кивнул.

– Так что, чёрт возьми, мы можем сказать, что вы там делали посреди ночи? – спросил он.

– Искали свидетелей, – сказал я и кивнул Доминику. – После того, как нашли Рассела Бэнкса, мы решили, что стоит провести небольшую разъяснительную работу, чтобы найти свидетелей среди людей, посещающих этот район ночью.

– Например? – спросил Уиндроу.

– Доггеры, – сказал Доминик. – Орнитологи.

– Астрономы-любители, наблюдатели за лисами.

– Друиды, наблюдатели за НЛО.

– Сатанисты, – заключил я.

Старший инспектор Уиндроу посмотрел на меня.

– Я просто пошутил, – быстро сказал я. – Сэр.

– Это неубедительно, – задумчиво сказал Уиндроу.

– Мы нашли Ханну и Николь, – сказал Доминик. – Никто не будет интересоваться, почему мы оказались там. Мы искали везде.

Уиндроу затушил сигарету в цветочном горшке, который стал неофициальной пепельницей старшего офицера, и вздохнул – ему явно хотелось закурить ещё одну. Но сказал: “Если это так, значит так и поступим”.

Я выглянул из-за парапета – гражданская автостоянка была почти пуста, за исключением одного фургона спутниковой связи и десятилетнего "Форда Мондео", принадлежавшего одному из репортёров "Херефордшир Ньюс". Толпа в массовом порядке отправилась в больницу. Я спросил Уиндроу, есть ли какие-нибудь новости.

– Обе сейчас спят, – умиротворённо сказал Уиндроу. – И их родители с ними.

Они не страдали от переохлаждения, и, хотя на них была та же одежда, в которой они пропали, девочки и их одежда появились относительно чистыми. Их определённо содержали в каком-то благоустроенном месте, кормили и поили. Никаких внешних признаков физического или сексуального насилия обнаружено не было, но Николь до сих пор казалась замкнутой и необщительной. Ханна наоборот, почти непрерывно разговаривала – с момента воссоединения с матерью и пока не заснула у неё на руках три часа спустя.

– Что она сказала? – наконец спросил я.

– Подождите, Питер, – Уиндроу поднял ладонь. – Я не собираюсь предвзято относиться ни к кому из вас, пока вы не дали показания. И я сам ещё не видел стенограммы.

Затем мы зашли внутрь и сделали всё необходимое,  поскольку это серьёзное расследование. К тому времени, как мы закончили, уже рассвело. Виктор ждал нас внизу – вернее, ждал Доминика. Но он был достаточно любезен, чтобы подвезти меня обратно в Рашпул.

У меня было безумное желание заскочить в отель и посмотреть, проснулась ли Беверли. Но из-за пеших прогулок, магии и изнурительной тактики избегания единорогов я был так измотан, что кровать показалась мне более привлекательной. Хотя такое случается нечасто.

В то утро пресса просто сошла с ума, но, к счастью, мне удалось проспать большую часть этого безумия.

Я проснулся от пения птиц, похожего на очень пронзительный звук пневмодрели или пневмомолотка. Интересно, знает ли Беверли, как это называется? Я похлопал по другой стороне кровати на случай, если Беверли таинственным образом материализовалась там, пока я спал. Не повезло.

Я взглянул на часы. Наступила середина дня. На самом деле я спал не так уж долго, но чувствовал себя полностью отдохнувшим... просто не хотелось вставать.

Объективно говоря, вся моя операция прошлой ночью была сплошным провалом от начала до конца. Я отправился привлекать неизвестных сверхъестественных существ, не имея ни малейшего представления о том, что, чёрт возьми, буду делать, если у меня всё получится. Хуже того, я подверг Доминика и Беверли риску из-за элементарного отсутствия здравого смысла. Найтингейл будет настроен критически, когда я объясню, что стояло за моими действиями. Если бы мы не нашли Ханну и Николь, всё выглядело бы ещё хуже – нам повезло.

Или не повезло?

Было ли это действительно совпадением, что два невидимых единорога гнались за нами прямо к их месту обитания?

Мой папа посоветовал бы мне делать перерывы по мере их появления, не беспокоясь о том, откуда они берутся. Но мама никогда не упускала случая отвести подаренного коня к ветеринару на рентген ротовой полости – хотя бы для того, чтобы определить его рыночную стоимость.

Я решил, что в этом вопросе я согласен с мамой.

В конце концов я встал, принял душ и надел единственные джинсы, которые, упаковала Молли, и зелёную хлопчатобумажную рубашку с воротником на пуговицах, которую одобрили бы мои родители. Научившись не доверять сельской местности, я отказался от своей хорошей обуви и снова надел ботинки PSU.

Когда я вышел на улицу, то увидел, что Беверли ждет меня на лужайке.

Она сидела на складном парусиновом стуле у шаткого уличного столика с облупившейся розовой столешницей из пластика. На ней была оранжево-красная цыганская юбка, топ на бретельках в тон и столько украшений из бисера, что их хватило бы на годовую торговлю с прилавка на Кэмден-маркет. На её дреды была надвинута широкополая соломенная шляпа, на носу красовались круглые солнцезащитные очки из тонированного стекла. Она читала потрёпанную книжку в мягкой обложке с характерной чёрно-белой диагональной полосой на обложке.

– Что ты читаешь?

Она помахала мне книгой, и когда подняла руку, по её предплечью заскользил каскад синих и серебряных браслетов с эмалью.

– Вэл Макдермид, – сказала она и пнула бело-голубой пластиковый холодильник для пива, стоявший в тени под столом. – Я принесла тебе кое-что выпить.

Я сел на второй складной стул у стола и наблюдал за изгибом её обнаженной спины, когда она наклонилась достать из холодильника пару бутылок. Это были маленькие приземистые бутылочки из толстого коричневого стекла, запечатанные пробками. Этикеток не было, но когда я открыл свою бутылочку, то уловил резкий запах перебродившего яблока.

– Сидр?

– Скрампи, – сказала Беверли.

– А в чём разница?

Беверли на секунду задумалась. “Его делают не на фабрике”.

– Значит, никакого контроля качества?

– Будешь говорить или пить?

Я сделал глоток – он был терпким, алкогольным и с яблочным вкусом. Примерно то, что я на самом деле ищу в сидре.

– Нравится?

– Давай поговорим о вчерашнем вечере.

– О какой его части? – Беверли загнула уголок страницы и положила книгу на стол.

– Да все эти: “Боже мой, я не должна была здесь находиться, мы нарушаем соглашение, капитан” и так далее.

– Нарушение договора? – спросила Беверли. – Что это за договор?

– Ты знаешь, о чём я говорю, – я сделал ещё один глоток "скрампи".

– Ладно, если ты действительно хочешь знать, – Бев наклонилась ко мне через стол и жестом пригласила меня сделать то же самое, и мы не останавливались, пока я не почувствовал её дыхание на своей щеке, не ощутил чистый тёплый запах её кожи и не увидел зеленовато-коричневую оправу её солнцезащитных очков.

– Теперь ты видишь нас? – прошептала она. – Достаточно близко, чтобы шептать, достаточно близко, чтобы я чувствовала магию, исходящую от твоей кожи, достаточно близко, чтобы ты мог поцеловать меня?

Поэтому я поцеловал её – лишь лёгкое прикосновение, в порядке вежливого запроса.

– Давай посмотрим, сможем ли мы пока оставить всё это метафорическим, – сказала Беверли. – На самом деле, это история моей жизни. Тот факт, что мы близки друг к другу, означает, что мы переживаем непосредственный и непроизвольный набор взаимодействий, верно?

– Хорошо, – сказал я. – Немедленно и непроизвольно.

– Теперь представь, что твоё лицо находится так близко к лицу совершенно незнакомого человека. Что будет дальше?

– Я отстранюсь.

– А если не сможешь? Что, если это лицо буквально не удалится от тебя ни на сантиметр?

– Тогда мне придётся принять меры, не так ли?

– Вот именно, – сказала Беверли и поцеловала меня.

Я поцеловал её в ответ – немедленное и добровольное действие. Это продолжалось не так долго, как мне хотелось бы, потому что Беверли отстранилась и уставилась на меня поверх очков, её губы растянулись в улыбке.

– Но если бы ты застрял в метро, возможно, пришлось бы смириться с тем, что находишься так близко к совершенно незнакомому человеку, верно? Потому что всё это зависит от обстоятельств, не так ли?

Я заметил, что её тёмно-карие радужки были с янтарным и золотым оттенком вокруг зрачков. “Значит, это что-то вроде личного пространства?” – спросил я.

– Только скорее географическое, – сказала Беверли.

Потому что в любую другую ночь она, возможно, весело скакала бы по тропинке, ни о чём не беспокоясь. Столкновение с такой враждебностью стало для неё некоторым шоком, поскольку, по её словам, она обычно ходит, куда ей заблагорассудится.

Я указал на то, что мне пришлось спасать её от богини реки Теме с дочками, потому что она невольно вторглась на их территорию, но Беверли отмахнулась от этого. "Это было небольшое недоразумение. И в любом случае, мы пришли к взаимовыгодному соглашению”.

– Какому?

Она откинулась на спинку стула и протянула руку, чтобы постучать ногтем по моей бутылке. “Выпей свой "скрампи", – сказала она. – Мы идём на вечеринку”.

Я сделал, как мне было сказано, и осушил бутылку. Затем я последовал за Беверли через забор и вдоль границы старого фруктового сада к приходскому залу. Впереди я услышал звуки, похожие на шум толпы в пабе. В тёплом воздухе лениво поднимался дымок от дров, и я понял, что собираюсь поближе взглянуть на то, что происходит, когда добрые люди Рашпула выталкивают лодку из воды.

Или, по крайней мере, как это сделала семья Марстоу.

Как позже объяснила мне мама Доминика, это не было запланировано заранее. Семья Марстоу, столь же многочисленная и стойкая, как грибок, уже успела записаться добровольцами в поисковые команды. Когда волонтёры получили известие о том, что Ханна и Николь найдены, они собрались в здании муниципалитета, чтобы дождаться дальнейших событий. Естественно, учитывая хорошие новости, не обошлось без праздничного напитка.

К полудню жёны, родители, мужья и партнёры начали подъезжать из домов в Леоминстере, Херефорде, Ладлоу и Киддерминстере. По оценкам Доминика, это лишило округ примерно трети таксистов и около половины парикмахеров. Многие из них принесли с собой еду. Были вынесены из общественного зала на заднее поле столы на козлах, чтобы каждый мог разделить трапезу. Поскольку там было много людей, в том числе много детей, показалось разумным немного поразвлечься и пару раз сбегать в супермаркет. В какой-то момент решили, что  неплохо бы развести костёр, а заодно устроить барбекю.

Отец Доминика, будучи двоюродным братом Энди Марстоу, считался членом семьи и поэтому был вынужден убедить одного из сотрудников полиции не пускать представителей прессы.

К тому времени, как мы перелезли через импровизированный забор, на поле собралось несколько сотен человек. Я оглядел толпу, столы на козлах, заставленные мисками, подносами и фольгой, ряды бутылок, детей, бегающих вокруг ног взрослых, и, о да, бабушкин уголок – мама Доминика и полдюжины закадычных друзей расположились на двух садовых диванчиках, которые раньше были перенесены сюда неизвестно откуда.

–Это странно знакомо, – сказал я, потому что мою маму можно было разместить здесь посередине, и она бы чувствовала себя как дома – хотя безвкусица блюд, конечно, немного шокировала бы.

– Здорово! – сказала Беверли. – Не хватает только приличной звуковой системы.

– Вот он, – закричала какая-то женщина. – Вот он, мой грёбаный герой.

Джоанна, с взмокшими от пота светло-русыми волосами, в свободном джинсовом сарафане, бросилась ко мне и обвила руками мою шею. Открытая бутылка сидра, которую она несла, глухо ударилась мне в спину, пришлось обнять женщину, чтобы она не упала.

– Боже, ты прекрасен, – сказала она и одарила меня пьяным поцелуем – к счастью, в губы, без языка. – Я бы и Доминика поцеловала, не знаю, как он это воспримет.

Я почувствовал, как по её спине пробежала дрожь, и она уткнулась лицом мне в плечо. Я крепко держал её в течение минуты, пока она дрожала, а затем она внезапно мягко оттолкнула меня и отстранилась на расстояние вытянутой руки. По её щекам текли слезы, но она улыбалась.

– Нам нужно как следует тебя напоить, – сказала она.

– Где Ханна? – спросил я.

– Где-то там, со своими кузенами.

– А как же Николь?

– Бедняжка, всё ещё в больнице, высокая температура, – в словах Джоанны определённо прозвучала нотка самодовольства, когда она сказала мне, что Ханна пережила это гораздо лучше, чем её подруга. Затем она потащила меня за руку на поиски какого-нибудь спиртного – манёвр, переросший в неуклюжее движение по спирали, которое, вероятно, закончилось бы нашим врезанием в стол, не вмешайся Беверли, угостившая нас парой бутылок своего контрабандного "скрампи".

Беверли небрежно положила руку мне на плечо и оставила её там.

Джоанна оглядела её с ног до головы и ухмыльнулась: “Да ты счастливчик. Наслаждайся этим, пока можешь, и не позволяй никому и никогда указывать тебе, с кем ты можешь трахаться”, – и с этими словами она, пошатываясь, скрылась в толпе.

– Да здравствует герой-победитель! – воскликнула Беверли и подняла бутылку, чтобы чокнуться.

– Так проходит Слава мира, – сказал я на латыни, потому что это было первое, пришедшее в голову, мы чокнулись и выпили. Могло быть и хуже. Вместо этого я мог бы сказать "Валар Моргулис", что означало “все люди должны умереть”.

Беверли взяла меня за руку. “Давай посмотрим, какая здесь местная еда”, – предложила она.

Оказалось, что в меню на удивление много салата из макарон. Пока мы раскладывали по бумажным тарелкам, я увидел группу детей, слоняющихся под брезентовым солнцезащитным козырьком у приходского зала, и узнал в одном из них Ханну. Я осмотрелся и быстро обнаружил Энди Марстоу, который находился поодаль, но определенно не спускал с меня глаз.

Я бы хотел перекинуться с ней парой слов. Но допрос ключевого свидетеля, не говоря уже о ребёнке, без прохождения процедуры SIO был бы дисциплинарным проступком, не говоря уже о серьёзном нарушении этикета.

После того как мы поели, Беверли решила, что нам нужно на что-нибудь присесть. И мы проскользнули в тёмный, пахнущий смолой зал, надеясь что-нибудь раздобыть. Наложенные друг на друга карты поисков по-прежнему были прикреплены к пробковой доске объявлений, а последний набор областей поиска всё ещё был нанесён на пластиковое покрытие карандашами для китайской графики. Я проследил маршрут, по которому мы шли от Уайтвей-Хед до реки Лагг, где Беверли изображала Арвен. Лес в Pokehouse Wood был обыскан, как и Школьный лес, особенно рядом с тем местом, где пропала заначка Стэн. Как и древний форт железного века Крофт-Амбри. Главный вопрос заключался в том, где девочек прятали в течение семи дней? Взглянув на карту, я предположил, что Эдмондсон и старший инспектор Уиндроу будут искать к северу от хребта. Я постучал по месту, ничем не обозначенному, но я знал, что там находится Пчелиный домик – поисковики практически обошли всю территорию.

Возможно, стоит посетить его еще раз. И если я смогу узнать ещё немного истории у Хью, тем лучше.

Беверли позвала меня. Обернувшись, я увидел, что она пытается вытащить стопку складных стульев из-под полки. Ей пришлось наклониться, чтобы ухватиться, и я наблюдал за игрой мышц на её обнаженной спине, пока она не рявкнула на меня, чтобы я перестал пялиться и протянул ей руку.

Мы вынесли стулья на улицу, где нам оставили парочку, остальные были с радостью приняты у нас из рук и розданы нуждающимся, немощным и подвыпившим.

Сразу после пяти Доминик и Виктор вернулись с только что убитой овцой на заднем сиденье "Ниссан Текникал". На какую-то безумную секунду я подумал, что это часть дела с единорогами, но Энди и ещё пара мужчин схватили овцу и потащили в дальний конец площадки для вечеринки. После двадцатиминутного обсуждения были доставлены ножи и шампуры, и я постарался отойти подальше от мясной лавки. Доминик присоединился ко мне.

– Это деревенская традиция, – сказал он. – Все отчаянно пытаются доказать, что они не кучка мягкотелых горожан.

– Значит, ты не собираешься помогать Виктору?

– Я проработал шесть месяцев на свиноферме. Мне нечего доказывать, поверь мне.

Приготовление баранины может занять на удивление много времени, особенно если слишком много поваров. Но к половине восьмого уже раздавали жирные куски баранины и предлагали на выбор хлеб из непросеянной муки грубого помола или белый хлеб от Моррисонс в пластиковой упаковке. Я взял из муки грубого помола и последнюю ложку английской горчицы, которую выскреб из банки.

К тому времени кто-то раздобыл усилитель и магнитофон, и нас угостили десятью повторами "Blurred Lines" Робина Тика, любимую песню Ханны, прежде чем отец отправил её спать, а мать уснула на складном стуле с бутылкой пива в руке и довольной улыбкой на лице.

Когда стемнело и воздух начал остывать, внимание собравшихся сосредоточилось вокруг костра, появились бутылки с крепкими напитками, и мне вручили пластиковый стаканчик с четверной порцией "Бакарди", но Беверли конфисковала его и передала кому-то.

– О, нет, – сказала она и отвела меня от огня. – У меня на тебя другие планы.

Когда она вывела меня из дома и повела по дорожке к коровнику, я решил, что сейчас удача на моей стороне – это лишний раз доказывает, что принцип неопределённости Гейзенберга влияет на всё, включая мою личную жизнь. Вместо того, чтобы лечь спать, мы оказались в "Асбо", Беверли села за руль, и мы направились в темень.

Может, ей не нравится коровник, подумал я.

Не прошло и пятнадцати минут, как мы свернули на парковку отеля "Риверсайд Инн", что меня вполне устраивало. Только вместо того, чтобы зайти внутрь, Беверли потащила меня к берегу реки. Там она обняла меня за шею и крепко поцеловала. Я почувствовал, как её груди прижались к моей груди, а вслед с пугающей настойчивостью забилось её сердце.

Она высвободила одну руку, чтобы развязать бретельки, а затем направила мою руку за пояс своей юбки. Я медленно приспустил её, позволив своей ладони скользнуть под трусики и вниз по гладкой коже её бёдер. Её пальцы боролись с ремнём и пуговицами на моих джинсах, и я чуть не потерял равновесие, когда она схватила меня за руку и пару раз для пробы дёрнула.

Я прекрасно понимал, что мы находимся менее чем в пяти метрах от оживлённого гастропаба, но если только посетители не выйдут с прожекторами и собаками, я ни за что не остановлюсь из-за них.

Мы подошли к неизбежной стадии, когда каждому осталось снять по чуточке, чтобы полностью раздеться. Беверли отпустила меня и сняла юбку, смеясь, когда я скинул туфли и запрыгал, стаскивая джинсы с ног. Носки остались на мне – они, чёрт возьми, всегда так делают. По крайней мере, я снял рубашку, не потеряв ни одной пуговицы.

Только наклонившись, чтобы стянуть носки, я понял, что будет дальше. Мельком глянув на реку, заметил, что вода поднимается по деревянным рейкам, окаймляющим набережную, наполовину заливая кусты, посаженные вдоль берега реки.

Беверли обвила руками мою талию и уткнулась лицом мне в плечо, прижавшись всем своим изящным телом.

– Будет холодно, – сказал я.

– Только не сейчас, когда ты со мной.

Я подумал о трёх сестрах-речках из Теме и спросил: “А мы не вторгаемся на чужую территорию?”

– Не-а. Дома никого нет. По крайней мере, никого со своим мнением по этому поводу.

Именно тогда, наверное, я должен был по-настоящему заподозрить неладное. Но, оглядываясь назад, понимаю, что я бы продолжал в том же духе, несмотря ни на что.

Отпустив меня, Беверли шагнула в воду, не колеблясь и даже не беспокоясь о том, что под ногами. Вода пенилась у её лодыжек, заметно поднимаясь, пока я не увидел, как она покрыла икры, а затем и колени. Дойдя до середины реки, она повернулась ко мне лицом. Она была черно-серебристой в лунном свете, женщина, сотканная из теней и изгибов. Её глаза были скрыты, но улыбка сияла бледным полумесяцем.

– Не собираешься присоединиться ко мне? – спросила она.

– Что ты собираешься делать?

Она упёрла руки в бока. “Как ты думаешь, что мы будем делать?”

Я всё ещё колебался.

– Ты же знаешь, Питер, что можешь позировать на пляже сколько угодно. Но рано или поздно тебе всё равно придется намочиться.

Поскольку один из нас должен был быть практичным, я собрал нашу одежду и бросил её в багажник машины. Затем спрятал ключи под ножку одного из столиков для пикника. Когда я был готов, вода уже доходила ей до бёдер.

– Поторопись, – крикнула она. – Или мы пропустим прилив.

О, прилив, подумал я, ливень над Брекон-Биконс, который не имел к ней никакого отношения.

– Иногда это ты сам, – сказала она тогда, – Иногда в районе твоего водосбора выпадают исключительно обильные осадки. Иногда бывает сложно отличить одно от другого.

Я осторожно ступил в воду – она была ледяной, а опора – неустойчивой. Я осторожно пробрался на ощупь к центру, где меня ждала Бев, протянув ко мне руку. Она всё ещё была в браслетах.

К тому времени, как я добрался до неё, мои ноги настолько окоченели от холода, что прикосновения её рук к моей коже казались горячими и лихорадочными. Она снова поцеловала меня, и на этот раз я поцеловал её в ответ.

Затем она откинулась назад, увлекая меня к воде, которая поддерживала нас таким неестественным образом, что Архимед отказался бы от натурфилософии и удалился в деревню, чтобы заняться выращиванием оливок.

Я почувствовал это внезапно – штормовой прилив за моей спиной – в этом не было ничего от людей, ничего человеческого, это был запах утреннего дождя и шероховатость красного песчаника. Это был весёлый рев воды, пробивающейся сквозь толщу земли.

В темноте Беверли обхватила меня ногами.

– Доверься мне, – прошептала она и увлекла меня в воду.