Мой Болдов

Не смотря на такой заголовок эссе-воспоминания, я ни в коем случае
не покушаюсь на сердечную сферу жизни героя повествования и уж конечно
не пытаюсь присвоить  плоды его трудов. «Мой», потому что Лев Болдов,
талантливый, н а с т о я щ и й  поэт «рубежа веков», достойный попадания
в  учебники отечественной литературы,  вольно-невольно стал какой-то
заметной главой  и моей жизни, а может и частичкой души. 


                «Мой» Болдов


     1985

«Надо же, какая говорящая фамилия!» - подумала я, сидя зрителем в школьном актовом зале, в момент представления следующего участника концертной программы (скорее всего, в честь Дня учителя, иначе как бы я, двадцатилетняя новоиспеченная училка начальных классов,  оказалась в этом месте на общешкольном «мероприятии»).

На сцене появился не по возрасту серьезный старшеклассник, в котором и все остальное было «слишком»: коренастый,  большеголовый,  в великоватом  костюме, c чрезмерно прозрачными голубыми глазами в обрамлении жгуче черных ресниц – эти глаза было видно даже в самом дальнем ряду,  а их выражение – нешкольное, нездешнее, – казалось, совсем не соответствовало моменту,  когда зрительный зал шумел о чем-то о своем, а из-за кулисы, всплескивая руками и сияя от гордости за своего любимого ученика, периодически выпадала милая, фанатично преданная своему предмету учительница литературы Ольга Аркадьевна… в тапочках.

Я приготовилась услышать из уст десятиклассника что-то общепринятое в таких ситуациях и очень общее, очень школьное, очень «датское» и… никакое – но в рифму.
Рифма была. И ритм. И пульс. И довольно взрослые рассуждения о чем-то важном, большом - вечном, наверное… Что-то было и про осень, и про золотые листья, но не беспомощно-детское, а необъяснимо-зрелое, и я почему-то очень обрадовалась, что этот необычный паренек с «пушкинской» фамилией оказался такой молодец. А еще я немного позавидовала его чудаковатой учительнице, которой есть кем гордиться и за кого радоваться в своей профессиональной биографии…

Я тогда и не догадывалась, что пройдет каких-то несколько десятков лет, и я  сама буду  гордиться знакомством Лёвой Болдовым - большим поэтом с нездешними глазами и с говорящей фамилией.


     1996

Шли годы… Тогда еще шли – это теперь пролетают почти незаметно,  оставляя только вспышки самых ярких воспоминаний о событиях,  встречах…
Надо сказать,  в начале 90-х такое «культурно-историческое» явление,  как Авторская песня в попытках выжить и удержаться на плаву нашла интересный вариант деятельности: наряду с Гитарной школой, переселившейся в 1991-м на ул. Осипенко,  там же появились авторские мастерские – авторские потому,   что на них маститые авторы  «пестовали» авторов начинающих или продолжающих свой путь в нашем жанре.
На моей памяти было три мастерских – Васина,  Лореса и Мирзаяна. Васин,  надо сказать,  и по сей день продолжает начатое дело,  его команда довольно быстро переросла в студию,  я в ту пору заглядывала на семинары и к нему, т к Лоресу, но особенно  вдохновлялась все-таки интереснейшими занятиями у Александра Завеновича Мирзаяна. Не очень-то регулярно мне удавалось появляться на Осипенко, зато «хватило надолго» - даже когда его команда (не помню,  по каким причинам)  покинула тогдашний ЦАП на Осипенко и перебазировалась в пустующий старинный жилой доме «под снос» в Старом Толмачевском переулке -  богемное обиталище , оно же  «дворницкая» некоего Сергея Байтерякова, который в окрестностях Павелецкой по лучшей поэтической традиции работал в те годы дворником.
Сам Мирзаян стал все реже появляться на наших встречах,  но если нам везло,  то работала давно заведенная схема: заявленные предварительно на «мастерение» авторы получали 20 минут для исполнения своих произведений под гитару,  затем мудрый Гуру с интересом (надеюсь) выслушивал мнения присутствующих - таких же соискателей то ли полезных подсказок,  то ли признания, а потом озвучивал свое авторитетное мнение,  щедро перемежая его общими рассуждениями о великой судьбе русского слова,  в т.ч. песенного.

И вот однажды, теплым весенним днем 1996 года я по счастливой случайности не пропустила появление на мастерской знакомого еще по школе молодого человека – того самого,  с «пушкинской» фамилией. Мы хоть и не виделись уже лет десять, но уже были знакомы лично – доводилось пересекаться в школе, в т.ч. когда свежеиспеченный мною школьный КСП конкурировал с выступлениями  школьного поэта Льва Болдова.

Завсегдатаи мастерской, как обычно, живописной бесформенной массой распределенные по горизонтали и даже по вертикали в пространстве огромной гостиной с высоченными потолками, с интересом ожидали, кто же сейчас займет место на персональном стуле напротив нашего Мэтра. Открылась дверь, и в комнату вошел он, мальчик с недетскими глазами, Лёва, возмужавший, строгий, в белой рубашке с коротким рукавом и черных брюках, с гитарой в руках (это меня удивило еще больше чем собственно его появление здесь)… Что ж, скажу честно – насколько могли вдохновлять его стихи, настолько не вдохновил меня их музыкальное воплощение. С сожалением для себя приняла тот факт, что банальные мелодические ходы никак не раскрывают глубину и  настроение Болдовских стихов. Пел, читал стихи из книжки – своей книжки! Так расстроилась, что даже не помню, что говорил Мирзаян, что говорили «коллеги по цеху»… Помню только, что глаза выступавшего остались грустными, немного растерянными и по-прежнему нездешними, когда он покинул место и направился к выходу – покурить. Под тем же предлогом вслед за ним на лестничную клетку вышла и я – торопилась, чтобы застать,
 чтобы хоть поздороваться…

- Лёва, привет!  - удивленный взгляд, неужели  кто-то здесь запомнил его имя? 
- Не узнал?  - улыбаюсь  заговорщически и слегка смущенно, потому что чувствую себя  с сигаретой в руках, прикуривающей у школьника…
- У-узнал… - неуверенно, но постепенно проясняясь взглядом ответил «школьник».
- Галина Ивановна?  Но вы же должны были выглядеть намного старше! – честное недоумение человека, который помнит ученическое ощущение:  учитель, значит взрослая тетя… А я-то только сейчас поняла, что разница возрасте у нас «смешная» - каких-то четыре года…

…И только спустя еще почти двадцать лет я узнаю, что девятиклассник Лёва Болдов, оказывается, не пропустил вниманием молоденькую учительницу, которая на своем «малышковом» этаже устраивала хороводы и  игры на  переменке, чтобы повернуть неуемную энергию своих первоклашек в мирное русло… Удивительно, что наши «непересекаемые» этажи не помешали внимательному взгляду рассмотреть нестандартную активность работника школы №600 от НИИ ХВ (художественного воспитания) РАН:)))

А пока мы дружно курим на лестничной площадке заброшенного дома и чувствуем себя десантом, заброшенным сюда и сейчас, чтобы вспомнить, как, оказывается, благодаря только нашему школьному КСП «Спектр» десятиклассник Лев Болдов узнал о существовании Авторской песни и о самой возможности петь свои стихи, чтобы быть  еще более расслышанным окружающими людьми…

И да, снова эти глаза, рентгеновскими лучами просвечивающие здешнюю реальность насквозь.


     1999

«Мирзаяновский семинар» постепенно сошел на нет, оставив поле себя прекрасное послевкусие, несколько имен, запомнившихся на всю жизнь (Александр Щербина, Олег Городецкий, Андрей Белый, кто-нибудь еще), и несколько приятельских отношений, которые навсегда скреплены стихами - Наташа Потапова и Лев Болдов.

Кстати,  именно эти два поэта, барда, точнее – мое отношение к их творчеству, сподвигли на идею организовать для них домашний концерт по типу «квартирников»,  которые я в те годы многажды посещала по разным известным московским«явкам»,  а теперь вот и наш адрес на Юге столицы решила засветить в ближнем круге друзей и соратников  по цеху.

Концерт-диалог удался: читали стихи,  пели,  пили, курили и снова пели… Чайки Клода Моне летали над нашими головами под невысоким типовым потолком… А под конец вечера Лёва услышал,  что в ближайшее время мы собираемся в небольшую концертно-экскурсионную поездку на Владимиро-Суздальскую землю с Хором МИФИ, и планируется посещение церкви Покрова-на-Нерли - он тут же попросился в компанию. Мы с радостью согласились, и одним прекрасным октябрьским днем отправились в путь,  чтобы причаститься  природного и архитектурного очарования заповедных исторических мест. По прибытии нас разместили в общежитии какого-то училища – мрачноватом,  давно не ремонтированном доме. Расселение было по типу хостела (тогда мы еще такого слова не знали) в комнатах по многу и по очень многу народу, так что мы всем квартетом – муж,  дочка,  я и Лев оказались вместе в одной довольно бедной и мрачной комнатушке,  но… у нас с собой было,  да и поющая братия вокруг не давала грустить.

Первый экскурсионный день выдался пасмурным и неуютным, хотя октябрь в целом выдался теплый,  и уже следующий день окажется солнечным и нарядным. Автобусы высадили МИФИ-ческий десант довольно в отдалении от конечной цели маршрута – церкви Покрова-на-Нерли, и унылая вереница туристов растянулась вдоль  длинной проселочной дороги через поле, в конце которой  где-то маячил одинокий белокаменный огонек над водой.  Наша четверка развлекала себя попутными разговорами «о себе». Лева рассказывал о своей математической стезе, о буднях репетиторства,  о необходимости зарабатывать на жизнь…
 
А потом было благоговение,  восхищение и восторг – особенно когда хористы набились внутрь полуразрушенного пространства храма,  часть народу взобрались на хоры и они запели. Чесноков, Рахманинов,  Калинников звучали так, как никогда в академических концертных залах… А мы стояли посреди этого волшебства задрав головы и распахнув сердца.. А потом нам  в спину долго глядели четыре льва – их приветливые физиономии вытесала некогда над входом в Покрова-на-Нерли  талантливая рука неведомого художника,  который и львов-то самих ни разу в жизни не видел…
Возвращались все уже немного другими. Лев молчал. Моросило, дорога сырела, мы задумчиво отмеряли шагами вечность…

А вскоре в новенькой книжке Льва Болдова («Рубикон», 1999) появилось стихотворение,  с каждой строчкой которого мы проживаем тот день снова и снова. «Изморось. Голые ветви осенние…» Ну да, так и было: ветви голые, поле безлюдное (если не считать разреженную толпу вдоль проселка),  небо – рыхлое… Слово-то какое удачное подобрал…
 
Вообще, все это стихотворение получилось настолько «того самого» цвета и света, наполнено тем самым воздухом,  которым был наполнена наша дорога к Храму. Покрова-на-Нерли до сих пор мне видится глазами Лёвы. Хотя  глаза Поэта сродни глазам Художника –  видят глубже и яснее,  чем наши. Они же – нездешние.


     2000

Было в этой книжице и еще одно стихотворение, не просто волнующее, а скажем, царапающее душу. И я не удержалась, «отзеркалила»  автору его не совсем справедливые,  как мне тогда казалось, строки. Но об этом чуть погодя.
А пока вспомним, как на стыке столетий мы старались выживать всеми способами, и лучше всяких материальных подпорок помогали не потерять равновесие  стихи и Авторская песня. Наслаждаться ими в те поры можно было не только в  новоявленном «культовом» кафе «Гнездо глухаря» (где мы и наслаждались, по тогдашней бедности, потягивая весь вечер через соломинку половинку бокала спрайта, благодаря горсти льда превращавшуюся в целый бокал). Было и еще одно достопамятное, намоленное бардами место – музей Маяковского. В его уютном приглушенном  зале, помнится, внимала и Льву Болдову: автор читал свои стихи,  а песни – о радость – звучали в исполнении тех,  кто мастерски положил их на свою музыку – Иры Ракиной и Вити Попова. С Виктором мы были знакомы и раньше – в том же музее Маяковского я пополняла собой ряды разновозрастных фанатов его композиторского дара. А однажды посчастливилось договориться о «домашнике» Виктора Попова у нас в квартире. Это был второй и,  увы, последний домашний концерт под нашей крышей. Зато какой!!! Сначала весь вечер в «зеленом уголке» нашей гостиной пел Витя,  а в конце концерта (извините за  такую аллитерацию)  мы не могли не пригласить на «сцену» и Лёву,  который в качестве друга и соавтора присутствовал в этот вечер в нашем «зрительном зале». А в самом-самом конце,  когда уже все формальности и неформальности (в т.ч. и на кухне) были соблюдены,  а Лёва после очередного перекура,  уже одетый вернулся к не желающим расходиться гостям и снова читал стихи,  я все-таки рискнула озвучить при Поэте свой «ответ Чемберлену». До сих пор не уверена,  что Лев был искренен в оценке моего опуса. Хочется надеяться,  что ему и правда понравилось.


     Не женское занятие
                Лев Болдов

Стихи писать — не женское занятье.
Поэзия — скрещенью шпаг под стать.
Поэт и воин — сходные понятья,
А слабый пол не должен воевать.

Вы для другого рождены полета,
Вам не к лицу над строчкою корпеть.
И наша сокровенная забота —
Вас защитить, утешить и воспеть.

А вам успехов хочется скандальных,
Вам опостылел мелочный уют.
Вам, бедным, лавры двух богинь опальных
Ночами спать спокойно не дают!

Во все года, в столетия любые —
Какие бы ни правили “верхи” —
Мужскими привилегиями были
Дуэли, войны, пьянки и — стихи.

Зачем вам с нами, грешными, тягаться
И в жертву свою женственность нести?
Для нас писать — что на турнирах драться.
Для вас писать — что на костер идти!

Но вас не испугать жестокой долей.
Привычно, не ропща и не скорбя,
Все самое тяжелое в бедовой
Мужской судьбе вы брали на себя!

Наперекор канонам и обрядам,
Превозмогая слабости и страх,
Плечо к плечу вы были с нами рядом
И в ссылке, и на фронте, и в стихах!

От фортепьян, балов и политеса
Шагнули вы в прорыв мятежных лет,
Салонное словечко “поэтесса”
Сменив на званье гордое “поэт”!

И шли — сквозь поцелуи и проклятья.
Так шли, как не под силу мужику!
Поэзия — не женское занятье.
Но мы в ней перед женщиной в долгу!


                Галина Брусницына

Скрестим клинки. Занятие не женское,   
Так утверждаешь ты, стихи писать?
Но ведь Поэт - понятие Вселенское,
И вовсе он не должен воевать!

Ему летать назначено с рожденья -
Над строчками, над битвой, над собой, -
И сокровенным предостережением
Утешить, защитить весь род людской.

Скандальные успехи - на потеху,
А мелочный уют порой - приют.
Поэтам лавры, в общем-то, не к спеху,
Они и в снах летают и поют.

В любые времена и лихолетья,
На стыке властных и иных стихий,
Дана Поэту высшей волей светлой
Одна лишь привилегия - стихи.

Он грешен - в женском ли, мужском обличии,-
Но жертвенность - у каждого внутри.
Дуэль - дерись, коль требуют приличия,
А в площадном костре гореть - гори.

Судьбу деля на стопы и на доли,
На женское начало не ропща,
Скорей не по своей - по божьей воле
Мостим дорогу к Слову сообща.

Наперекор канонам политеса
Мятежно прорываемся сквозь бред,
Когда нас нарекает "поэтессами"
Иной безукоризненный "поэт",

Превозмогаем липкое заклятье
Стихами - на лету ли, на бегу...
...А вы, коль это выбрали занятье ,
Не перед нами - у Поэзии в долгу.

Маленький, несколькиминутный  видео-кусочек с того самого достопамятного вечера у нас, на Академика Янгеля,  мужу удалось добыть из старой видеокассеты. Не оставляю надежды (скрестим пальцы) увидеть остальное – прекрасный концерт  Виктора Попова, чтение стихов  Лёвой Болдовым и, наконец, просто отличную тусовку хороших людей, гостей «хорошей квартиры»,  которые, мне кажется, тоже не забудут эту необыкновенную встречу  на границе двух столетий…


     2014

Время шло,  всё реже встречались, слышались, пересекались с Лёвой, все чаще в его домашней телефонной трубке звучал звонкий детский голосок: «А его нет! Он не в Москве! Не знаю, когда будет!» - докладывала племяшка…

Все больше на юг отодвигались траектории Лёвиного полета. Хорошим поводом приехать в Москву хотя бы раз в год оставался фестиваль «БардАкадемия», где его «Поэтическая кофейня» пользовалась вниманием и интересом у публики, а однажды эта публика даже превратилась в гостей а-ля-свадебной церемонию. Как я понимаю, это Ира Легонькова  и увела его пути из Москвы в Крым, где он обрёл какую-то новую жизнь, чтобы иногда вернуться из нее в поэтическую и бардовскую Москву. На любимом бардфестивале, не смотря на с каждым разом повышавшийся градус (увы, и в прямом смысле тоже)  его присутствия на сцене, Лева по-прежнему прекрасно читал свои стихи, каждый раз проживая их снова и снова на глазах у переполненного зала…

Из БардАкадемии выросла и наша поющая видео-гостиная Авторской песни «Брусничная поляна». Поначалу мы существовали только в рамках фестиваля и наряду с Лёвиной «кофейней» были «одной из» фестивальных площадок. Наконец настал момент, когда мы с Сергеем поняли, что у нас  накопилось столько творческого материала, что можно ненароком просто лопнуть, если не начать им не делиться. Да и мудрые слова Вероники Долиной на мастерской Петаккорда вскоре упали в подготовленную почву: «Не ждите, когда вас позовут – зовите сами». Мы так и сделали. На сегодняшний день (конец декабря-2025) с тех пор пролетело 14 лет. За 15 сезонов ежемесячных встреч у нас на Поляне перебывало-перевыступало в тематических программах больше 250 человек – авторов, композиторов, сольных исполнителей и ансамблей, поэтов, артистов, публицистов… А однажды, на исходе третьего года существования площадки-поляны, нам удалось заполучить к себе в программу нашего друга, «поэта и парохода» - Льва Болдова.

В 2014-м, по весне  раздался какой-то особенный звонок мобильника – звонила Ирина Ганжа (я уже сбилась к тому времени со счета Ир,  этого сакрального, судьбинского имени в жизни Лёвы:)) и сообщила,  что Лев скоро будет в Москве и хотел бы у нас выступить.

В конце мая нам с Сергеем удалось его застать в художественной мастерской «Старая школа», где, помнится, было как-то очень солнечно - в подвале (!) у  Бориса Илюхина – то ли потому что это Лев своей энергетикой добавлял ватт лампочкам, то ли оттого, что стихи из его нового сборника («Солнечное сплетение», 2014), как всегда, попадали прямиком в  солнечное сплетение…

Оказалось,  что по времени пребывания в Москве он чуть-чуть не дотягивал до обычной нашей встречи на «Брусничной поляне» (вторые вторники) на Якиманке,  поэтому мне просто повезло заполучить этот зал на чуть пораньше,  5 июня.
Делая афишку с этой,  любимой многими фотографией, я и в кошмарном сне не могла представить, что предательски скоро мне придется облачить этот портрет в черную рамку.

Назначенный день оказался  рабочим – по этой,  видимо, причине не удалось собрать в любимом нашем зальчике на Большой Якиманке достойное поэта Льва Болдова количество зрителей. Но и тем,  кто смог прийти,  пришлось сначала довольно долго покурить-подождать на улице, пока не появится «виновник торжества». Юрия Лореса, например, не хватило на час ожидания, были и другие, наверное, кто уехал до начала. То ли поиски заветного адреса водили Льва по всем окрестностям (хотя он убедил меня по телефону, что знает эти места), то ли установившаяся жара, то ли еще каких-нибудь двести причин (в т.ч. начавшаяся депрессия после Одесских событий, закрытия для него обратной границы и прочих переживаний в тот переломный момент 14-го года)  помешали ему появиться вовремя… Но те, кто остался, ни на секунду не пожалели  о томительном ожидании - Лев окупил его сторицей. И большой сумкой новых книжек (то самое «Солнечное сплетение»).
 
О стихах писать не буду – всё написано в его книгах, а на каждой встрече Памяти Льва звучит много воспоминаний, рассказов о том, как вдохновенно он читал свои стихи со сцены. Отдельный интерес в этот раз у меня  вызвало,  как Лев представлял  своих друзей и в т.ч. и мою скромную персону. Феноменальная память и прекрасный слог делал его представления самыми содержательными и самыми приятными,  которые когда либо доводилось мне слышать от коллег,  выступающих в роли конферансье. Мы потом даже вспоминали с Витей Поповым,  как Лев умел вспомнить какие-то незначительные на первый взгляд,  но приятные для представляемых моменты. Я вот сама не в состоянии удержать столько информации в голове (Попов,  по его признанию,  помнит и того меньше),  а у Лёвы,  наверное,  всевозможные крупицы воспоминаний всей жизни и составляют основу (в текстильном понимании этого слова),  в которую вплетался  «уток» его таланта, в результате чего сотворялась прочная, яркая, неповторимая ткань его стихов.

Да и сам он, когда начинал вспоминать, возвращался к нам прежним Лёвой, которого мы все знали, с пронизывающим, подчас озорным, подчас совсем молодым взором. Особенно, когда он вспоминал младые годы. Когда он представлял меня, то удивительным образом вытащил на свет такие моменты своих школьных наблюдений (да-да, я тоже, оказывается, была под пристальным взглядом тех самых,  нездешних глаз), которые, как мне казалось, имели значение только лично для меня. Лев  настолько стремительно отмотал в памяти каких-то там тридцать лет,  будто их и не было, и я вновь увидела перед собой того парнишку-старшеклассника, да  и сама почувствовала себя двадцатилетней девчонкой,  вспыхнувшей от внезапного… ммм… мужского внимания к своей персоне…

Оказывается,  это выступления школьного КСП (моё детище в «600-ке») на  школьных вечерах пробудили у десятиклассника Лёвы Болдова интерес к авторской песне (хотя мне тогда казалось,  что он слишком снисходительно смотрел на всю нашу затею). И да, приятно все-таки сознавать,  что именно ты являешься первопричиной обращения поэта к гитаре!:)  Мелочь,  а приятно на всю жизнь!:)

Хотя в тот вечер на душе осталось и другое, странное послевкусие – ощущение надвигающейся беды, которую сам Лев, судя по его словам, а еще более – по его глазам, ждал и был к ней готов…


     Ноябрь 2014. Последнее выступление в Москве.

Проникнувшись атмосферой уютного клуба на Большой Якиманке – место дислокации наших регулярных тематических «Брусничных полян», Лев,  наконец,  сам захотел при удачном случае выступить у  нас в одной из тематических программ «поющей видео-гостиной Авторской песни» - так мы обозначаем формат своих встреч,  но не ограничиваемся собственно бардовским содержанием,  т.к. помимо самых неожиданных жанров (оперетта, советская песня и другое разное) у нас всегда звучат стихи.

Второй вторник («брусничное» время) в ноябре 2014-го выпал на 11-е. В  ряду очень разных тем – от самых легкомысленных до самых серьезных – мы не могли не остановиться именно в этот день (окончания первой мировой войны) на одной из самых серьезных тем – Революция. Гражданская война, Первая мировая: «Я не знаю, зачем и кому это нужно…» Видимо, поэт Лев Болдов не мог не появиться у нас именно в этот раз!
Когда он позвонил сообщить, что сейчас в Москве, программа уже была сверстана, и как всегда битком (всего десять участников, но много клипов и главное – два «эпистолярных экскурса» в Первую мировую (я читала «расшифрованные» мной  письма  с фронта, их передал нам хороший приятель из семейного архива). Но мы не могли не «подвинуться» хотя бы на два номера – так жаль, всего два! «Горит моя библиотека…» и «Майдан» - эти пронзительные стихи навсегда впечатались в историю наших Полян и нашей жизни.

Он появился в нашей родной подворотне на  Якиманке, 27 совсем другим – погрузневший, с палочкой,  с усталыми,  какими-то впалыми и еще более нездешними  (уже не здесь!)  глазами. Курил, пытался улыбаться,  особенно в моменты,  когда почти легко говорил о том, что скоро уйдет.

А через каких-то три месяца внезапно по-другому зазвучит в памяти телефонная фраза: «А его нет…»

Не могу поверить, что его нет уже так много времени… Потому что он есть. Его стихи навсегда впечатаны в отечественную литературу. А его глаза, нездешние и такие «свои» – в наши души. Навсегда.


     Льву Болдову, Поэту

Я еще напишу – и стихи, и мелодии
К тем твоим, что не спеты доныне, стихам -
Излечившись  от временного бесплодия,
Возвращаясь в тобою построенный храм.

Ты еще прозвучишь в новых песнях-молитвах,
Проведя нас из ада душевного в рай…
Прозвеневши ключами  мелодию битвы,
Нам гармоний врата иногда отпирай.

Я - одна из иных беззастенчивых попрошаек,
Что на паперть поэзии за вдохновеньем пришли…
Надо мною парит крик тобой окольцованных чаек,
И сквозь дымку времен брезжит храм Покрова-на Нерли.

18.07.2019


Галина Брусницына
Редакция 2025 г.