Глава 7

ГОСУДАРСТВО В ГОСУДАРСТВЕ...

ГЛАВА 7
ПРОДОЛЖЕНИЕ КАТАРГЕЙТА

Решение об увольнении главы ШАБАКа было принято 16 марта 2025 года — и стало той точкой, в которой сошлись все линии внутреннего конфликта. Внешне страна жила в режиме военного напряжения и кажущейся управляемости. Внутри же оставался последний бастион автономной системы — силовой и юридический аппарат, давно привыкший действовать самостоятельно, по собственным правилам, вне прямого политического контроля.
Речь шла не о личном противостоянии и не о борьбе характеров. Это была попытка вернуть управляемость структурам, которые всё чаще вели себя так, словно избранная власть существует лишь номинально — как формальность, не как источник решений.
Реакция не заставила себя ждать. Вместо подчинения — сопротивление. Вместо процедуры — утечки. Вместо исполнения решения — юридические формулы, призванные его обескровить: «конфликт интересов», «расследование продолжается», «временная невозможность». Увольнение, объявленное премьер-министром, тут же попытались превратить в недействительное — не по существу, а по форме. Не отменить, а заморозить. Не оспорить, а парализовать.
Глава ШАБАКа сопротивлялся жёстко и демонстративно — как бык, упирающийся рогами в песок арены. Но Биньямин Нетаниягу не был политиком-новичком. Он десятилетиями работал под давлением, в условиях внешних угроз и внутренних интриг, и хорошо знал: уступка системе сегодня означает её окончательную победу завтра. Впервые за долгие годы он произнёс вслух то, о чём в Израиле предпочитали говорить шёпотом, — о существовании Deep State, глубинного государства, действующего вне избирательного мандата.
Это заявление стало не риторикой, а маркером. С этого момента конфликт перестал быть кулуарным.
После увольнения Ронена Бара Нетаниягу не стал тянуть паузу и входить в затяжные консультации. Решение было предложено сразу — без интриг и закулисных манёвров. На пост главы ШАБАКа он выдвинул генерал-майора запаса Армии обороны Израиля Давида Зини, в своей последней армейской должности возглавлявшего Корпус Генштаба и Командование боевой подготовки и учений. Выбор был сделан по логике управляемости: человек системы, с боевым опытом, без политической биографии, без обязательств перед внутренними кланами и не встроенный в привычные сети влияния.
Именно это и стало проблемой.
Сопротивление началось мгновенно — ещё до вступления Зини в должность. Не по профессиональным причинам и не по служебным характеристикам. Вопросы касались не компетенций, а «контекста», «фона», «чувствительности момента». Медийное пространство наполнилось тревожными интонациями, намёками и утечками, появлявшимися быстрее, чем официальные документы. Система включила привычный механизм — не резкий, но вязкий, рассчитанный на изматывание и дискредитацию ещё до факта назначения.
Ничего нового в этом не было. Каждый раз, когда решение принималось без согласования с неформальными центрами влияния, запускалась одна и та же игра: сомнения, паузы, подозрения, попытка сместить разговор с сути на эмоцию. Не спор о кандидатуре — а проверка границ дозволенного. Не обсуждение профессионализма — а сигнал: любое решение, принятое без одобрения системы, будет встречено сопротивлением.
В какой-то момент эта логика перестала даже имитировать приличия. Под удар попал не сам кандидат, а его семья. На допрос был вызван пожилой отец Давида Зини — человек, не имевший никакого отношения ни к кадровым решениям, ни к системе безопасности. Повод искали не в поступках, а в происхождении: религиозность, взгляды, подозрения в «мешихизме» — слове, давно утратившем смысл веры и превратившемся в универсальную метку неблагонадёжности.
Это уже не было спором о соответствии должности. Это была попытка создать атмосферу угрозы вокруг самого назначения — через ассоциации, намёки и страх. Когда аргументы заканчиваются, в ход идут родословные. Когда не удаётся остановить решение по существу, его пытаются дискредитировать по происхождению.
С этого момента сопротивление окончательно перестало выглядеть как забота о государстве. Оно всё больше напоминало нервную реакцию системы, почувствовавшей угрозу своему замкнутому миру — миру, где принадлежность к «правильному» кругу важнее закона, а религиозность сама по себе воспринимается как обвинение.
Интриги, утечки и шум вокруг Катаргейта не помогли. Давид Зини был назначен и приступил к исполнению своих обязанностей. Но этот эпизод ясно показал: речь идёт не об отдельных фигурах, а о борьбе за сам принцип власти — кто в стране принимает решения и кто имеет право их блокировать.