Пернатый манипулятор

В самом сердце Санкт-Петербурга, там, где каменные громады расступаются, уступая место царству зверей и птиц, творится своя, особая, жизнь. Жизнь, полная завораживающих страстей и интриг. Почтенные горожане и восторженные туристы, прохаживаясь мимо вольеров, даже не подозревают о том, что за безмятежными фасадами скрываются настоящие драмы, комедии и даже целые эпопеи олимпийского масштаба. А всё потому, что в павильоне «Птицы» обитает сама хозяйка зоопарка, венценосная особа, чей титул не нуждается в представлении – богиня Деметра.

Да-да, та самая Деметра – одна из самых почитаемых богинь Олимпа. Просто Зевс-громовержец, по слухам, был слишком озабочен собственным имиджем и бесконечными скандалами. Поэтому Деметра, богиня земледелия и плодородия, махнув на него рукой, нашла себе более спокойное и достойное место для проживания. Воплотилась она, разумеется, в том, что соответствовало её статусу – в венценосном журавле. Не в каком-нибудь там воробье или голубе, а в птице с поистине императорской осанкой и изысканной золотой короной из перьев на голове.

Венценосный журавль Деметра была старейшиной зоопарка. Сорок с лишним лет – возраст для журавля почти библейский. Сотрудники, особенно молодые, поглядывали на неё с суеверным трепетом. Она застала ещё те времена, когда смотрители ходили в других форменных куртках, а на месте нового павильона рос могучий дуб, который она лично терпеть не могла. Деметра помнила всё. И это «всё» её уже изрядно достало.

Вольер Деметры был не просто местом обитания. Это был тронный зал, святилище и театральные подмостки одновременно. Соседи-пернатые – какие-то там какаду с истеричным хохолком, фазаны-щеголи, важные аисты – относились к Деметре с подчёркнутым, хотя и немного наигранным, уважением. Они давно поняли: спорить с этой богиней плодородия и земледелия, даже если она в образе журавля, – занятие неблагодарное. Поскольку она могла одним своим взглядом испортить им настроение на весь день.

Но главным объектом её пристального, журавлиного внимания были, конечно, киперы – смотрители зоопарка. Деметра разделила их на три категории: «возлюбленные чада», «безликая масса» и «воплощение зла в рабочей спецовке».

К первой категории, «возлюбленные чада», принадлежала Марина, женщина с добрыми лучистыми глазами и бездонными карманами, откуда всегда можно было извлечь что-нибудь вкусненькое, например изюминку. При виде Марины Деметра преображалась. Она не просто подходила к решётке – она совершала торжественный выход. Шея изгибалась изящной дугой, корона из перьев топорщилась, принимая самый величественный вид, а крылья слегка расправлялись, будто богиня готовилась одарить свою жрицу благодатью. Затем следовал низкий, почти церемонный поклон и нежное, горловое урчание. Это было зрелище, достойное кисти великого художника, который напишет портрет венценосного журавля, умильно выпрашивающего изюм.

Ко второй категории, «безликая масса», относились стажеры и случайные сотрудники. Деметра их просто игнорировала. Она могла стоять, задумчиво уставившись в стену, пока несчастный практикант, дрожа от волнения, пытался поменять ей воду. Её величество даже не удостаивала его взглядом. Это было высшей степенью пренебрежения.

Но у Деметры была и третья категория «воплощение зла в рабочей спецовке». Её олицетворял молодой кипер Леонид. Чем именно он так прогневал венценосную богиню, не знал никто. Возможно, в первый день работы он посмотрел на неё не с тем выражением лица. Или его голос показался ей слишком громким. А может быть, Деметра, как истинный божественный детектив, вычислила в нём потомка того самого древнегреческого пастуха, который когда-то её прогневал. Но факт оставался фактом: Леонид был объявлен персоной нон грата.

Стоило ему появиться в поле зрения, как Деметра мгновенно превращалась из величественной особы в фурию. Её перья вставали дыбом, делая её похожей на разозлённого дикобраза с длинными ногами. Она издавала резкий, пронзительный крик, звук, который мог пронзить барабанные перепонки и заставить вздрогнуть обитателей всех соседних павильонов. Затем следовала атака. Деметра бросалась к сетке, пытаясь клюнуть несчастного юношу через прутья. Её клюв, способный раскалывать панцири улиток, с громким стуком ударял в металл. Это был не просто протест. Это была настоящая война.

Однажды летним утром, когда зоопарк только открылся и наполнился радостными возгласами детей, в павильоне «Птицы» началась настоящая драма. Леониду, как самому молодому и проворному киперу, поручили важную миссию – закрепить внутри вольера Деметры новую кормушку-головоломку, предназначенную для стимуляции интеллекта. Интеллект Деметры и так был развит на уровне стратегического отдела НИИ, так что задача была равносильна установке ядерного реактора в детской песочнице.

Леонид, облачённый в защитную куртку и вооружившись дрелью и саморезами, с видом смертника, идущего на эшафот, перешагнул порог служебного входа в вольер. Деметра в этот момент величественно прогуливалась у дальнего борта, делая вид, что не замечает происходящего. Но каждый мускул её тела был напряжён.
— Спокойно, красавица, – пробормотал Леонид, стараясь не смотреть на неё. – Я тут на минуточку.

Он приложил кормушку к стене и достал дрель. Пронзительный визг инструмента стал спусковым крючком.
Деметра замерла на секунду, а затем, не издав ни звука, ринулась в атаку. Это был не просто бросок. Это был полёт Валькирии, несущейся на врага. Она не бежала, она парила над землёй, её длинные ноги были вытянуты назад, а крылья создавали устрашающий размах.

— Ой! – вскрикнул Леонид, отскакивая к стене.
Дрель выпала у него из рук и с грохотом покатилась по полу. Деметра, приземлившись, заняла позицию между ним и выходом. Её глаза, маленькие и блестящие, как бусинки, испепеляли его на месте. Она медленно, как тигр перед прыжком, начала приближаться, её тело раскачивалось в такт невидимому ритму.

В этот момент во всем павильоне «Птицы» началось оживление. Попугай какаду, давний прихлебатель Деметры, взгромоздился на жёрдочку и начал орать:
— Караул! Бунт!
Фазаны засуетились и с криками бросились в кусты. Даже важный аист, обычно хранивший ледяное спокойствие, беспокойно зацокал клювом.

Леонид, прижавшись к стене, попытался оценить обстановку. До выхода – метров пять. Между ним и разъярённой богиней – всего лишь два метра. Он сделал неуверенный шаг в сторону. Деметра ответила молниеносным выпадом и ударом клюва в воздухе в сантиметре от его защитных штанов.

— Деметра, стой! – раздался спокойный голос Марины. Она стояла у решётки с ведерком корма. – Иди сюда, красавица. Смотри, какой изюм.
Деметра на мгновение отвлеклась. Она бросила взгляд на Марину, потом на Леонида, потом снова на Марину. В её глазах читалась внутренняя борьба. Долг мстительницы боролся с любовью к изюму. Изюм победил. Она фыркнула – короткий, презрительный звук – и, развернувшись к Леониду задом (что у журавлей является высшим оскорблением), величественной походкой направилась к своей жрице.

Леонид, не веря собственному счастью, рванулся к выходу. Задание по установке кормушки-головоломки было провалено с треском. Но жизнь в зоопарке на этом не остановилась. Напротив, этот инцидент стал лишь прелюдией к другому большому событию.

В зоопарк должна была приехать важная комиссия из зоологического общества. Весь персонал ходил на цыпочках, вольеры намывались до блеска, а животные, чувствуя всеобщее напряжение, вели себя соответственно. Тигр демонстративно спал, повернувшись к посетителям хвостом, а сурикаты, обычно неугомонные, забились в свою нору и смотрели на суетящихся киперов с немым укором.

Деметра же, напротив, была в прекрасном расположении духа. Утренний визит Марины с двойной порцией изюма настроил её на философский лад. Она расхаживала по своему вольеру, кивая соседям с высоты своего положения. Она явно понимала, что сегодня – её день.

И вот комиссия, состоящая из важных мужчин и женщин в строгих костюмах, с планшетами в руках, вошла в павильон «Птицы». Их сопровождал сам директор зоопарка, нервно потирающий руки.
— А это наша гордость, венценосный журавль Деметра, – начал он. – Одна из старейших птиц в мире своего вида. Настоящий живой памятник.

Члены комиссии приблизились к вольеру. Деметра остановилась и оценивающе их оглядела. Она увидела не кандидатов и докторов биологических наук, а свою новую аудиторию. И эта аудитория должна была быть впечатлена!

В этот самый момент в павильон заглянул Леонид. Он нес ведра с кормом для фазанов. Увидев комиссию, он застыл на пороге, пытаясь ретироваться незаметно. Но было уже поздно.

Взгляд Деметры упал на него. И в её глазах вспыхнул знакомый огонек. Но на этот раз это был не просто гнев. Это был точный расчет. Это был целый сценарий. Она поняла, что сейчас – идеальный момент, чтобы раз и навсегда утвердить свою власть и унизить врага перед лицом высоких гостей.

Деметра медленно повернулась к комиссии, затем к Леониду, и вдруг... издала жалобный и трогательный звук. Не пронзительный крик, а нечто среднее между стоном и плачем. Она прижалась к решетке, опустила голову и замерла в позе бедной, гонимой птицы, которую терроризирует жестокий смотритель.

— Что это? – нахмурилась одна из дам из комиссии. – Птица выглядит напуганной.
— Это... это она так... играет, – замялся директор зоопарка, бросая на Леонида панический взгляд.

Но Деметра не собиралась останавливаться. Она сделала несколько неуверенных шагов прочь от решётки, как бы спасаясь от приближающейся угрозы, коей был несчастный Леонид с ведрами, и забилась в угол. Она даже прикрыла голову крылом, изображая неподдельный ужас.

В павильоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь притворными всхлипама Деметры и язвительным комментарием попугая какаду:
— Убивают! Помогите!

Леонид стоял багровый, готовый провалиться сквозь землю. Он понимал, что любое его движение будет истолковано против него. Парень был в ловушке, мастерски расставленной пернатым венценосным манипулятором.

И тут случилось неожиданное. В птичий павильон, что-то тихонько напевая себе под нос, заглянул старый смотритель, дядя Ваня. Ему было под семьдесят. Дядя Ваня работал в зоопарке ещё в те времена, когда Деметра была молодой и дерзкой девицей. Он никого не боялся и ко всем относился с одинаковой, немного рассеянной добротой. Дядя Ваня не входил ни в одну из категорий Деметры. Он был для неё как сила природы – вроде солнца или дождя, на которые она не могла повлиять.

Увидев замершую сцену, дядя Ваня хитро подмигнул комиссии.
— А, Деметра на сцене? – весело сказал он. – Сегодня в роли жертвы, я смотрю. Ну что, богиня, хватит играть, иди сюда.

Он достал из кармана замусоленный пакетик и протянул к решётке горсть обычных овсяных хлопьев. Не изюма, не сверчков, а простой овсянки.

Комиссия замерла в ожидании новой вспышки гнева. Но произошло чудо. Деметра, секунду помедлив, опустила крыло. Она посмотрела на дядю Ваню, потом на овсянку, фыркнула, но... сделала несколько шагов вперёд. Деметра с неохотой и с видом королевы, снизошедшей до крестьянина, взяла несколько хлопьев из его руки.

Заклинание было разрушено. Фарс закончился. Комиссия, немного ошарашенная, перевела дух. Директор зоопарка бросил дяде Ване взгляд, полный безмерной благодарности.
— Уникальный экземпляр, – быстро заговорил он, пытаясь спасти ситуацию. – Очень артистичная птица. Видите, какая у неё богатая мимика!

Деметра, тем временем, доедала овсянку и смотрела на Леонида. В её взгляде уже не было ненависти. Это был скорее... стратегический расчёт. Что-то вроде: «Ладно, сегодня ничья. Но я за тобой слежу».

С тех пор прошло несколько месяцев. Леонид, наученный горьким опытом, разработал собственную тактику. Перед входом в павильон он всегда громко и почтительно объявлял:
— Ваше величество, это я, Леонид. Разрешите войти?

И, о чудо, Деметра перестала нападать. Она по-прежнему не любила его, но теперь её отношение переместилось из категории «воплощение зла» в категорию «надоедливый, но признающий мою власть вассал». Иногда, если он приносил ей особенно сочный зелёный лист салата, она даже снисходительно позволяла ему поменять воду у себя в поилке, не устраивая театра одного актёра.

Вот так и течет жизнь в Ленинградском зоопарке. Под незримым, но чутким руководством богини Деметры. Она не просто венценосный журавль. Она – дух этого места. Капризный, своенравный, вечно недовольный, но бесконечно любимый. Она напоминает всем – и людям, и зверям, – что у каждого места должна быть своя душа. А уж, какой она будет – великодушной или мстительной – решает сама душа. В данном случае, это душа с золотой короной на голове и с изюминкой в клюве.