Карасик и Темнота

  -Не хочу я тебя мучить, - думал Карасик, слушая, как редкий "Какалацкий жук" скребется в спичечной коробочке.
 - Я ведь, только покормить хотел, а ты ни одной травинки не с,ел. И он тонким пальчиком погладил круглую полосатую спинку, и бережно посадил жука на высокий цветок цикория.
- Лети к своим деткам, - вздохнул мальчик, -я отвернусь,  а то, плохо деткам без папки. И он представил, как Колорадский прилетел в свое гнездышко, и как его лапками и усиками обнимают полосатые малыши.

 Карасик вдруг почувствовал волну нежности к своему отцу, аж в глазах защипало. Свой папка -  родной большой, сильный, самый - пресамый! А еще, он сильно- пресильно любит. Конечно, папка может и ругаться, но это все потому, что ему "некогда", - он всегда спешит на работу.
А когда не спешит, можно взять его за руку и пойти гулять, хоть " На край света". Карасик очень любил гулять, а с папой, так вообще, можно идти далеко-далеко. Может, за дальним оврагом и есть этот самый Край, и на речке Край, - думал Карасик, - потому, что можно свалиться. И туда одному нельзя.
Вот придумали же взрослые, - "Нельзя", - слово такое вредное, чтобы у детей сразу же настроение портилось. Как манная каша с комками или какао с пенками. Пусть сами себе и запрещают, сколько влезет...

 На самом деле, Карасика звали Васей.   Его светлые волосики, словно солнечные лучи хаотично торчали в разные стороны. Был он худентким ребенком и наверное, самым низеньким из своих друзей, что позволяло ему легко теряться, "слившись с местностью". Чуть оттопыренные уши делали лицо милым, вызывая улыбку, может поэтому детское прозвище Васик-Карасик пристало, и мальчик ни капельки не обижался .
Но самое удивительное в его облике, это взгляд из-под пушистых ресниц, взгляд, который может быть только у ребенка, который тебе полностью верит.

 Уткнувшись носом в оконное стекло, Карасик безнадежно смотрел на улицу. А там, рыжий Санек, который без переднего зуба и длинный Костик прыгали в лужу. Санька закасал свои треники, почти по пояс, а Костик был голяком, в коротких штанишках. Мальчишки орали что-то задорное, а фонтаны грязи из лужи, настоящей радугой счастья светились на солнце, оседая на асфальте, на мальчишках, на чьем-то лупатом автомобиле.. Карасик тяжело вздохнул и сильнее прижался носом к стеклу, опять это "нельзя". Подумаешь, недавно болел, что ж теперь, так всю жизнь без луж и прожить?

Вскоре пришли родители и долго о чем-то шептались на кухне.
- Да понятно, раз дверь закрыли, значит, опять ругаются. Будто я не знаю. И Карасик заполз в нишу между диваном и стеной, прислонился к последней, горестно обхватив коленки руками. В такие моменты ему хотелось куда- нибудь исчезнуть, чтобы его не нашли. Вообще. Никогда- никогда.
-Опять из-за меня, - трепыхалось сердечко мальчика. Он положил голову на колени, - и что я опять такого сделал...
Но, к его удивлению, папа совершенно не сердился, он взял Карасика на ручки и погладил вз,ерошенные волоски, а мама поцеловала готовые скатиться слезинки.
-Мы едем в деревню, - об,явил папа, ребенок должен набраться сил.
- И поправиться,- улыбнулась мама. Поправляться Карасик не хотел, зачем ему становиться толстым и неуклюжим, как соседская Ленка, с ее противными косичками, но не отказываться же из-за этого от дальней поездки, и мальчик недоверчиво покосился на маму.
 А если совсем по секрету, мама и папа решили его немножко подкормить, чтобы на "звонкого мальчика с глазищами, словно большущие весенние лужи, хоть не жалко было смотреть". "Нам нужно, молоко",- решила мама. И поскольку папа не возражал, выбрали деревню, где это молоко было еще прямо в коровах, тепленьким утрешним наполняло звонкие глиняные крынки.

 Коровы протяжно мукали и умиротворенно щипали колокольчики да ромашки, между круглым песчаным озером и лисичковым лесом.  Над ними порхали разноцветные капусницы, да корольки. Под ними, пятками назад стрекотали кузнечики. А Карасик с мамой и папой жил в бревенчатом доме с большой беленой печкой, возле того же леса. Пуховые подухи горками выглядывали из-под крахмальных накидок. А белые занавески с красными петухами почти не закрывали окошки, за которыми всходило рыжее солнышко.
Ходить по скрипучим половицам с плетеными дорожками босиком, после городского асфальта и колдобин было сплошным удовольствием. А еще, даже в самую непривычную жару, в доме было прохладно. Пахло сырой глиной, чистыми половицами, костром, и печеньем с корицей.

Кроме рыбалки, да грибов, у Карасика в деревне сразу же нашлось много работы. Прям, как у папы. Надо курям жирных червяков из под досточек повыковыривать, чтобы за них они в поединках сражались, а потом, вытащить у петуха его длинное перо, что зеленью и медью отливает и приладить на стрелу. Лук сделать, чтобы стрелял, как у Гойко Митича.
Выследить хитрую бледнолицую кошку, которая  любит молоко гораздо больше Карасика, и не любит, когда на нее охотятся индейцы.
 На берегу озера нужно забабахать линию Манергейма, а потом, разбомбить ее из танка. Танк из красного кирпича, наш, со звездой. А укрепления, конечно, немецкие.
 А еще, надо успеть всяких вкусностей поперепробовать, что на деревьях за заборами. Сразу и не поймешь, какие пора сбивать, а какие нельзя, потому, что соседские или с Нового года остались.

 Вечером, непременно, костер палить, картоху печь, да папины истории слушать.  Даже интересней, чем мультики по телеку. Жаль только, что с расказыванием, все равно спать надо ложиться.
-И кто только это придумал, что дети должны слушаться? Пусть сами себе и слушаются, если им так надо. И спать зачем, если вокруг столько всего интересного осталось? Вот бы, до самого утра папа рассказывал, надо только не дать ему заснуть, и следить, чтобы он не придумывал, а рассказывал повзаправдашнему.
-Горе ты мое, горькое, солнышко курносое,  говорил папа, но не сердился совсем, а быстро засыпал.
-Ну и пусть бы, даже без костра, но чтобы с папой  и с расказыванием подольше, - думал Карасик, ведь ночью папа всеравно ничем не занят, а только спит. Вот почему, все волшебное только ночью, а родители гонят спать? Так и жизнь вся пройдет...
В дни без костра, он брал папу за руку и вел гулять "на край земли".
Уж небо вокруг, все черное - пречерное, звезд, что зерна в курятнике, пока кури его не раздолбают. В городе столько звезд никогда не увидишь. И светятся все разным светом, будто танцуют, и Карасику подмигивают, -  не дрейфь пацан, мы с тобой, только руку протяни.

 Папа все созвездия знает, где Мишки, где богатырь Персей с Мечем,  и Голова отрубленная Медузы Горгоновны со змеями, которые только глянут на человека... Лучше туда и не смотреть.
    На центральной улице три фонаря желтым светятся, в большущих колпаках. Тени страшные из леса выглядывают, а тишина такая, что даже шепот до звезд слышно. В стороне, только окна домов кое-где светятся. Собака воет. А может, не собака, а волк. Луна скалится, тоже мне, Лабуду деревенское, так и ждет, что папину руку выпущу. А если свернуть с центральной дороги, то сразу предчувствия всякие нехорошие, звуки таинственные, тени крадутся, коряги с длинными пальцами.. Обернешься, а они сразу же замирают, будто и нет их.
Карасик сильнее сжал папину ладонь, чтобы он не потерялся. С папой совсем не страшно, сердечко колотится, аж дух захватывает от собственной смелости.

 Вырос Карасик. Наверное, молоко деревенское подействовало.  Высокий, да сильный. Уже своего Заиньку беленького за ручку держит, да папины истории рассказывает. 
-Куда пойдем, мой хороший?
-Паап, ты не понимаешь, конечно, В Темноту!