Литературный салон мадам Лоухар

 Войдя  в  гостиную,  я  огляделся.  Люцию   еще  днем  Варгыз  собственноручно  отвел  к Мадам.  Простились  мы  тепло,  и  я  обещал  иногда  навещать Рысенка.
 
                ***

      Между  нами,  я  не  собирался  сегодня  посещать  литературный  салон  госпожи  Лоухар.  Однако,  после  того,  как   Люция  была  представлена  мадам,  та  настояла  на  этом,  обещав  познакомить  меня,  как  она  выразилась,  с «безусловно  интересным человеком»…  Признаюсь — с  неохотой  хожу  на  подобные  сборища  еще  и  потому,  что  в  таких  случаях  приходится  напяливать  на  себя  неудобнейшую   «шкуру»  для  светских  приемов,  но  любопытство  а  еще  --  трудноопределимое  предчувствие  пересилили…  Провозившись  с  капризными  застежками  костюма, я  проклял  все  на  свете.   Когда  добрался,  наконец,    до  места,  дым  уже  стоял  коромыслом...   
                ***
 
  Думаю,  всякого,     впервые   очутившегося   в стоунге  по  Лёр рю Лаванш, 63,  брала  оторопь:   подниматься  на  верхние  этажи   приходилось  по   лестнице,  что шла  вдоль   стен  внутренней    башни    высотой  саженей  этак  пятнадцать:  стоя  на  дне  исполинского  колодца,  вы  чувствовали  себя  пигмеем,  недостойным  входить  в  чертоги  великана.   Может,  Мадам  еще  на  заре  учреждения  сего  благословенного  пристанища  муз   намеревалась  посредством  использования  такой  вот   неумолимой  архитектуры  понизить  накал  страстей  молодых  литераторов,  навещающих  кабачок  «У лисицы»?  И в  самом  деле,  одолев   десяток-другой  дюжин   ступеней,  вы   бы  более  помышляли   о  доброй  выпивке  в  удобном  кресле,  чем  о  жарких  спорах  на  окололитературные  темы…  Надо,  однако,    признаться,  что  первое   вовсе  не  исключало  второе — скорее наоборот.  И  не  было  проблем с  залетными  пьянчужками,  с  Парнасом  не  знакомыми,  это само  собой.  Труднодоступность  места  служила  надежным  щитом от хулиганства и грубости  плебеев,  а  коренные  обитатели  «верблюда»  сюда и не заглядывали — будущим штурманам алкоголь  был  воспрещен  строго. Девицы  же  из «Горанны» вообще  были отделены  от  злачного  приюта  глухой  перегородкой,  выстроенной  в  галерее  в  более  поздние  времена.  Сделано  это,  подозреваю,  было  вовсе  не  для  бережения  юных  барышень  от любопытных  поползновений  в  сферу  изящных  искусств,  а  для  того,  чтобы затруднить  мужскому  подвыпившему  полу  доступ  в  женскую  часть  здания…       
               
                ***

    По  преданию,    глубокий  лестничный  «колодец»  был  очень  удобным  для  отправления  в  мир  иной  незадачливых  искателей  приключений,   безуспешно  пытающихся   завладеть сокровищами,  скрытыми,  по  их  мнению,  в   башне,  возвышающейся  над  городом.  В  самом  деле,  не  каждый  флибустьер    мог  надеяться  в  добром  здравии  вернуться  к  себе  на  корабль,  приземлившись  на  каменный  пол  с   высоты  доброго  десятка  этажей.  Злые  языки  утверждали  также,  что  в  позднейшую  эпоху,  «Эпоху  Лисицы»,  эта   внутренняя  «башня молчания»   поглощала  бренные  останки   чересчур  неосторожных  критиков,  дерзнувших  покуситься  на  творения  молодых  и  не  в  меру  обидчивых  авторов…   И  я  в  это  верю  -- дуэльный  кодекс   утратил  свои  позиции  не  так  давно:  дух  соперничества  в  среде  университетской(и  не  только)  молодежи  порой  выплескивался  в  нешуточные  баталии… Много  позже,  с  устройством  тривиального  лифта,  здесь  потихоньку  начали  устанавливаться  «цивилизованные»  нравы. Я,  кажется,  говорил,  что   с  незапамятных  времен     здание  служило  не  только  нуждам  обсерватории,  но  и  использовалось,  как  маяк --  для  кораблей,  стремящихся  к  тому  участку  побережья,  который  пришельцы  с  Запада издревле  называли «страной  холмов»?  К  верхней части  Балшгарда,  что  взбегала  уступами  домов  на  вершину   одного  из  таких  холмов(если  уж  быть  предельно  точным, это  были  не  просто  холмы,  а  волнистая  поверхность  огромных  массивов  песчаника,   оставшихся  в  наследство  этой  части  мира  от  некогда  бывшего  тут  океанского  дна,  и покрытых  более поздними  наслоениями  почвы),   вела  спиральная  улица-серпантин:  довольно  естественно   для  крепости,  стоящей  на  возвышении… Некоторые  из  «высот»(если  выражаться  языком  военным)  соединялись  лучами-виадуками.  Один  из  них  соединял  Площадь  Ратуши,  расположенную  в  самом  сердце  Балшгарда,   со  сдвоенной  башней  нашего  маяка-обсерватории,  стоящей  почти  впритирку  к  Южной  Стене.  Вполне  естественно,  что  строительство  маяка  на  вершине  сэкономило  «мунисипии»  изрядную  часть  казны  и  усилило  главную  «рабочую»  функцию   сооружения.  Почему -- поймете  сами,  если  повезет  когда-нибудь   оказаться  на  палубе  корабля,  идущего  по  направлению  к  порту  Балшгарда:  свет  путеводной  звезды  маяка   виден  на  расстоянии полсотни  с  лишком  верст  от  берега...    Да,  и  давайте-ка    опишу,  пока  не  забыл,  это  не  совсем  обычное   место  немного  подробнее:    опорой(точнее,  одной  из  опор)   верхней  галереи  здания  служит,  как  я  говорил  вначале,     «колонна»,  внутри   которой  я  сейчас  поднимаюсь  по  лестнице.   «Колонна»   состоит  из  двух   прямоугольных  колодцев, «вложенных»  в  друг  друга:  толщина  стен  колодцев,  сложенных  из  массивных  плит  песчаника,   примерно  одинакова  -- аршина  полтора.  Пространство  между  внешней  и  внутренней  стенами  занимают  комнаты,  расположенные  ярусами  друг  над  другом: в  комнаты  эти  ведут  дверные  проемы,  открывающиеся  с  лестничных  площадок  каждого  яруса.  Всего  таких  ярусов --  одиннадцать.  Над  продолговатой,  соединяющей  обе  башни  здания  галереей двенадцатого  яруса  главная  башня  возвышается  еще  на  четыре  этажа.  На  последнем,  собственно,  и  помещается  рабочая  камера  маяка.    Вторая,  меньшая,  или,  как  принято  называть  ее в  обиходе, «младшая» башня, на  которой  покоится   галерея,  протянувшаяся  на  десяток  с  лишним  саженей,  не  имеет  такой  высокой  надстройки:  наличествует  только  купол  обсерватории.  Если  смотреть  сбоку  на  здание,  то  оно  напомнило  бы  вам  гигантскую  букву   h.   Пару  столетий  назад  здесь,  кроме  астрономов  и  профессуры  Университета,  были  расквартированы  офицеры  имперской  ротанги  с  семьями. А  в  самом  «начале  времен»,  когда,  по  выражению  морских  охотников-ньёди,  «косатки  еще  выходили  на  берег»,  комнаты-отсеки  здания  вообще  не  имели  никаких  дверей  и  служили   складом  для  постоянно  пополняющихся  запасов  дров(сигнальным  огнем  маяка   служил  обычнейший,  хотя  и  крупный  по  размерам   костер)...  Теперь  же  в  левой  башне  располагается  общежитие  Морской  Школы,    а  в  правой(если  не  с  идентичной,  то  весьма  похожей планировкой)   --  второй  корпус пансиона  для  девушек  из  благородных  семей,  названный  именем  одной  из  могущественных  фавориток  Шарна,   учредительницы   заведения --   «Горанна».  О  первом  корпусе,  расположенном  напротив  оружейной  мастерской  господина  Руанди,  я,  кажется,  уже  упоминал…  Читатель  догадается  самостоятельно  о  том  факте,  что  не  столь  далекое  отстояние  башен  друг  от  друга  давало  возможность  их  разнополым  обитателям  вполне  без  затей  подсматривать  за  жизнью  друг  друга. Что  давало,  в  свою  очередь,  полный простор  влюбленности  романтических  душ...  Иногда  мне  приходит  в  голову  мысль,  что  столь  странное,  на  первый  взгляд,  соседство   имеет  свой,  потайной,  первоначальный  замысел,  ведомый  лишь  силам  Провидения,  которые,  как  известно,  направляют  умы  даже  сильных  мира  сего.  Слишком  заумно,  скажете?  Сам   понимаю!   Моя  склонность  к  философствованию  когда-нибудь  вылезет  мне  боком,  но  ничего  не  могу  с  собой  поделать...

                ***
                Просторная  комната  непосредственно  под   рабочей  камерой  маяка,  в  которой  некогда  жил  смотритель  маяка( а  теперь  размещалась  таверна  «У лисицы»),  могла    вместить  вполне  приличную  компанию...  Сверкали  начищенной  медью  развешенные  по  стенам( и прекрасно  сохранившиеся)  приборы  для  наблюдения  за  климатом,  хронометры и подзорные трубы.  Радовали  глаз  старинные  морские старинные карты  и  экзотические  маски,  привезенные  прежним  хозяином  из  странствий.    Разношерстная  публика  привлекала  мое  внимание  не  столь  сильно,  как   эти  изящные  морские  безделушки,  потому,  наверно,  я  не  особо  всматривался  в  лица  гостей...   Выделялся,  конечно,  пятидесятилетний  красавец  с  гривой  седых  волос,     стянутой   в  «конский  хвост».  Синяя жилетка-ланнаг  под   боррингом   переливалась  золотыми  нитями,  а  букли,    завитые  по  моде  «дорн- гэб»,  источали,  если  подойти  близко,  резкий  аромат  янтарного корня.  Коли  уж  вы  в  состоянии  порадовать сей  картиной   свой  внутренний  взор,  добавьте  к  воображению    заинтересованные  лица  слушателей вокруг.  Разговор   естественным  образом   вертелся  исключительно  вокруг  вчерашнего  убийства.  Публика( мужчины в  боррингах  и  женщины  в  пати) кольцом  обступила  седовласого,  который  был  не  кем  иным,  как  мужем  мадам,  и -- по совместительству -- как она  иногда  шутила -- шефом  полиции Балшгарда.   Надо  думать,  что  увиденное(а возможно,  и  что-то  еще)   включило   спрятанный  глубоко  внутри  меня  тормоз,  который  не  позволил  бы распространяться  о  своем  присутствии на  вчерашнем  представлении….   К тому же,  я  веду  раздел  светской  хроники,  а  не  криминальной! 
 
                ***

   Предчувствия  не  обманули:  как  раз  в  этот  момент господин    Рао,  супруг  мадам,   произносил   приличествующие  случаю  фразы,  призванные   утихомирить  наиболее  экспансивных  завсегдатаев  салона:                --  Смею  уверить,  господа  -- прискорбный инцидент поручено расследовать одному из моих  самых  блестящих  офицеров. Тот уже провел опрос свидетелей,  начаты  следственные  мероприятия.  Преступник  будет  пойман  в  ближайшее время! --   что  он   недоговаривает,  было  ясно  даже  такому  неподкованному  в  сыске  суслику,  как  я,  но  вряд  ли  кому-то  здесь  могло  прийти  в  голову  вслух  подвергать  сомнению  авторитет  начальника  полиции…

                ***

 Господин  лет  шестидесяти,  сидевший  в  одном  из  «львов»,   усмехнулся(надо  полагать,  в  адрес  вышеприведенной  сентенции).  Я  в  этом  «литературном  раю»  бывал  редко,  но  знал,  что примерно  раз  в  полгода  мадам  Лоухар  приглашала  ЗНАМЕНИТОСТЬ  и  решил  было,  что  это  и есть  тот  самый  «гений  пера»,  с  которым  она  обещала  меня  познакомить. Как  выяснилось,  я  ошибался...
 
                ***
       
               
      --  Милош,   чарочку    черемни?  --  у  шефа  полиции  плотоядно  приподнялся  правый  ус.  Это  не  было  простой  учтивостью --  рассказывали  --  ему  доставляет  нешуточное  удовольствие  напоить кого-нибудь,  пусть  и  не  вусмерть… Знак  особой  симпатии,  так  сказать…   Да  и,  черт  меня  дери,  наверняка  учитывались  мои  дохленькие  покупательные  способности…                -- Домис,   опять  ты  решил  разбавить  статистику  и  разнообразить  список  жертв   нераскрытых  убийств   с  помощью  своего  дьявольского  зелья?   --  осведомилась  госпожа  Лоухар.                -- Уж  не  тебе  тут  сетовать  на  зелья ,  моя  очаровательная  колдунья, --  отпарировал   Рао,  -- а  со своими  трупами  я  сам  как-нибудь  разберусь…  Кстати,  дорогой  Милош,  вы  ведь  тоже  присутствовали  на  вчерашнем  представлении?
   Кто  вам  такое  сказал? -- надеюсь,  реплика  прозвучала  искренне.
 --  Сильду   напела,  что  вас  видели  там  в  компании  очаровательной  кошечки!
Уши  загорелись  предательски и совершенно  не  к  месту.  Делать  было  нечего.                --   Хотите,  чтобы  я  поделился  соображениями  о   «руке  славы»,  осенившей  происшедшее?  На  это  очень  похоже!
   
                ***

     Смысла  скрывать  не  было  и   я  продолжал, -- думаю,   каждый  видел  происходящее по  своему:  такие  вещи  иногда  просто  чувствуешь, -- не  мог  же  я  признаться,  что  превращение  Люции открыло  во  мне  дремлющие  доселе  способности  к  видению  потустороннего. И  потом,  любой  человек,  даже  не  будучи  медиумом  или  ясновидящим,  имеет  право  на  определенную  степень  чувствительности...
 ...Тут я  поперхнулся  вином  и(это,  а  может,  и  взгляд  одной  из  «фрейлин»,  отключило  осторожность)  добавил, -- почему-то  в  самом  конце  этого  дьявольского  представления,  когда  ко  мне  вернулась  способность  соображать --  пришло на ум имя — Сестра Тьмы!  --  у  господина  Рао  поднялся  второй ус, --  и  то,  что  я  видел… все  настолько  странно,  чтобы  и  сам  верю  с  трудом!
  -- Ну-ну,  выскажитесь, наконец, -- потребовал муж  Мадам. В  конце  концов,  это  моя  прямая  обязанность — знать,  что  происходит во  вверенном  в  мое  попечение  городе! --  господин  в  кресле(к  которому  была прислонена  изящная  тросточка  с  набалдашником  в  виде  черепа  трехглазого  Быка Смерти)   равнодушно  прикрыл  глаза,  не  выказывая  интереса  к  беседе:    Сонлиш  Донсо(она  не  так  давно  стала  появляться  на  «раутах»  и  явно  претендовала  на  роль  «фрейлины!),  сидевшая  поодаль,  скучала  совершенно  по-женски, бросая  любопытные  взгляды  то  на  начальника  полиции,  то  на  меня,  то  на  других  мужчин.  Не  знаю,  как  на  других,  а  на  меня  они  действовали,  как  сладкий  удар  током(каюсь,  в  такие  моменты    совершенно  не  сознаю,  что  женские  чары  бывают  опасны)!   Ох,  уж  эти  мне  каштановые  волосы!  Ум  говорил  мне,  что  словосочетание «ветер  в  голове»   было,  пожалуй,   единственно  верным эпитетом  в данном  случае.  Хотя -- зачем  женщине  интеллект,    тем  более,  такой  красивой?  Обаяния  и  сексапильности  хватает,  а  остальное пускай   кавалер  додумывает…  Сила,  как  говорится,  есть — ума  -- не надо... Вот  как  раз  тут,  кстати,  мне  опять  вспомнилась   «сестра тьмы»,   чей    зловещий  и  сладкий  яд  вчера  вечером,   похоже  проник  в  самую  «глупь»(по  выражению  Дервина  Хаша,  отшельника  с  Границы)  моего  естества.   Девица  Сонлиш(о  которой  я  не  знал  ровным  счетом  ничего)  ассоциировалась  у  меня  с  мыслями  о  потустороннем? Или  довольно  редкий,  орбиксовый,  цвет  глаз  ее  говорил  о  той  самой  глубине,  в  которой  мужчине  подчас  хочется  утонуть  бесповоротно  и  навсегда? А  нырнуть  хотелось,  что  уж  там...  Я  и  раньше  встречал  Сонлиш,  но  всегда — в  силу  изрядной  своей  застенчивости --  старался  оттолкнуться  от  недвусмысленных  намеков  подсознания  на  возникшее  влечение...  На  этот раз  предчувствие  чего-то  желанного    отгородило  меня  от  всего  происходящего  в  салоне.  Думаю,  вы  тоже  испытывали  такое:  когда  видишь  небезразличную  тебе  особу  женского пола,  все  остальное  в  поле  зрения  вмиг  теряет  плотные  очертания  и  даже  порой(о, ужас!)  -- исчезает  вовсе...

                ***

   Я  вижу  теперь  последствия  еще  одной    встречи,    случившейся  в  тот  вечер    в  салоне  Мадам,  и  отчетливо  понимаю,  что  мэтр  Теакин    с первого  же  взгляда  прочитал  все  мои  страхи,  иллюзии и попытки  избежать  принятия каких  бы то  ни  было  решений…
 
                ***

     Не  всегда  приятно  чувствовать  внимание  к  своей  персоне!  На  секунду  меня  окатило  мраком — ну,  знаете, как это бывает при внезапном приступе дурноты — с той  разницей, что не было и в помине головокружения или слабости. 
-- Почему-то  приходит  на  ум  фраза  Эдна  Роверта -- « помните нас — ибо  мы  тоже  были  живыми!»                -- Почему? — мадам  не  улыбалась.                -- Никогда  не  было  так  страшно, -- сознался  я, -- что-то  нечеловеческое было в той кукле… Наши  жизни   для  нее --  листопад!  Листья,  что   ничего  не  стоит  сдунуть  с  лона бытия…  И еще  я  чувствовал  в  тот  момент,  как  легко  разрушить  барьер,  который отделяет здоровую  психику  от безумия! А  вы как думаете,  что  случилось?   Вы  там   были  тоже! 
    Мадам  открыла  рот,  будто  собираясь  что-то сказать,  но  передумала.  Она  нервно  крутила  в  руках    бамбуковый  веер  с  изображенными  на  двух  его  сторонах изображениями  тигра.  Тигр  попеременно  то  открывал,  то  захлопывал  пасть.                -- Сознайтесь,  Милош, -- она  устало  прикрыла  глаза, -- здешняя атмосфера  успокаивает и даже неприятные воспоминания в  ней  растворяются   уютом…  Как будто сидишь  у  камина и читаешь  рассказ  о  собственном приключении — у вас не  бывало  так?  Вы  правы --  оборотная сторона вчерашнего,  в  чем    еще  вчера  я   боялась  сознаться  самой  себе,  это то,  что  — я перестала  страшиться   смерти,  как  мне  кажется…  Нет,  не  то!  Скорее  уж,  я   умерла  один  раз  и  по  воскрешении   жизнь  видится  мне  прекрасной   даже  в  ее   уродстве!
   
                ***

  --  Заставляете  окружающих  ловко  формулировать    мысли,  мой  юный  друг!  Есть  талант  будить  чувства,  а?  -- Домис  Рао  опустился  в  кресло, --  либо вы  кажетесь  умнее,  чем  на  самом  деле,  либо  от  природы  наделены  даром  полной… этакой,  знаете-ли,  беспощадной --   ясности… Не  советовал  бы   афишировать    факт — народ  не  любит,  э-ээ,  тех,  кто  на  голову  выше…
  Я  уже  чувствовал  себя  неуязвимым  и  отпарировал:                -- -- Смотря  кого  вы  считаете  «народом»,  господин  Рао…  Бояться  мне  присутствующих,  или?   

                ***
               
  Присутствующих,  как  выяснилось,  моя  персона   не  интересовала  нисколечко:  вежливое  хихиканье  «фрейлин»  вплеталось в  фон  для  последующих  ничего  не  значащих  событий:  «большой круг»  распался,  мужчины   занялись  напитками,  женщины  вполголоса шушукались  в  своем  кружке.  Сонлиш   украдкой  посматривала  на  меня.  В  среде  представителей сильного пола,  кроме  самого  Домиса,  выделялся низенький  и  полноватый  человек  с  эспаньолкой,  какие  принято  носить  в  артистической  среде.   В  глазах  мерцали    зеленые  искорки,  и   привлекали    внимание  они  не столь  необычным  цветом,  сколь  необыкновенной  шириной  зрачков,  которые  едва оставляли место узкой полоске   радужки.  Да  еще,  пожалуй,  чем-то  неуловимо-знакомым,  испытанным    в  прошлом  впечатлением,  которое,  как  не  пытаешься,  не  можешь  уловить  за  хвост...  -- Тот самый,  -- первая  мысль,  которая  не  замедлила  прийти   на ум. На  этот  раз  я  не  ошибся.   Кажется,  мы  встречались,   но  где?  Сейчас я  начинал   приходить  в  себя   после  вчерашней  экскурсии  в  мир  хаоса,   а  этот  человек  прямо-таки  светился  незыблемым  покоем...               

                ***
   
                Он  ощупал  меня  взглядом.   
-- Ваша  фраза  о  Сестре  Тьмы… -- Теакин  тянул   гласные  так,  как  это  делают  уроженцы  Колоний(почему-то  акцент  показался  мне  наигранным), --   вы   читали  о  ней,  или  так — по наитию? Персонаж   неизвестен  широкой  публике!
   Опять  дежавю!   Я  отбросил   мысли  об  этом, попутно  похвалив  себя  за  то,  что  не  отказался  от  приглашения  накануне:    у  меня  и  мысли  не  было,  что пресловутая  Сестра Тьмы  окажется  реальной  личностью.  Писательские  предвкушения —   как  стакан  можжевеловой  настойки — порой  ударяют  в  голову...

                ***

    Знаете,   кто  это?   Рядом  с   красоткой?  -- я  помотал  головой,    обнаружив, что  опять  краснею.  Теакин  продолжал:                -- Читали  Франсину  Леа?  В  середине Темных  Веков  она  была  очень  популярна  в  придворных  кругах,  несмотря  на  морганатический  брак:  муж    маркизы  родом  из  сантаульских  дворян     был  прилично  богат(что  дало  ему   возможность  инстигировать титул  обнищавшей  невесты),  держал  несколько постоялых дворов,   пару  мануфактур  -- текстильную  и  кожевенную,  что  позволяло  ему  выгодно  торговать  в  собственных  магазинах,  а  его  законной  впоследствии супруге  -- заниматься  стихосложением,  не  думая  о  мелочах  вроде  добывания  хлеба  насущного... Но  --   мало  кто знает,  что она,  кроме  поэтических увлечений,  всерьез  была  занята    исследованием  древних  рукописных  раритетов   наподобие  пресловутого «Зеркала Времен». Считалось, что  один из таких  раритетов, «Синнагитон-Синова»,  был  утерян  много  тысячелетий  тому  назад  и  его  существование  серьезные  историографы  склонны   приписывать  фантазии  досужих  любителей.  Должен,  однако,  заметить,  друг  мой, -- тут  он,  кажется,  задержался  взглядом  на  Сонлиш, -- что  всякая  глупость  имеет  своим  верным  залогом —  чрезмерную серьезность,  эту  спутницу  ограниченных… Не  спрашивайте  меня,  откуда  я  это  знаю,  но -- рукопись  сия  неизвестным  мне  образом  оказалась  в  архиве  во-он  того  господина! Знаю  и  то,  что  господин  Сулайни   давно  уже  подыскивает  книжного  червя,  которому  доставило  бы  удовольствие  привести  в  порядок  его  архивы!  Чуете  зерно?  Только  не  вздумайте  ему  показать,  что  вы  знаете  о реальности  трактата!  Я  не  уверен,  что  он  сам  знает!

                ***

     У  меня  вспотели  ладони. Я  знал  того  человека,  который  работал  в  университетском  архиве.  Был  он  моим  очень  далеким  родственником.   И если  бы  он  не  скончался  скоропостижно  от  воспаления  легких  уйму  лет  назад,  то взял  бы  меня  к  себе  помощником… Оказывается,  место  университетского  архивариуса  до  сих  пор  пустовало?   Немыслимо!  И  почему  Теакин  говорит  о  декане  Дзеремо,  как  о  единоличном  владельце  архива? …   Теакин,  видимо,  уловил  огонек  в  моих  глазах:         
--  Милош,  дорогой,   вы  заинтригованы,  а  посему  предлагаю  взять быка  за  рога  тут  же… -- он  подмигнул  и  направился  прямиком  к  декану  Сулайни,  попутно  подхватив  со  стойки  бара  стакан с какой-то  крепкой  жидкостью:  увлеченный  разговором,   я  и  не  уловил  момент,  когда  Теакин  сделал  знак  бармену. Уже  через  пару  минут  я  поймал  на  себе  заинтересованный  взгляд  декана.  Едва  уловимый  кивок  головой  в  мой  адрес,  и  он  принялся  рассматривать  на  свет  содержимое  стакана.

                ***
    У  меня  ощутимо  ослабло  в  коленках — и  дело  было  совсем  не  в  Сулайни  с  его  архивом,  а  в  сидевшей  поодаль  Сонлиш… Но(делать  нечего) -- пришлось  направить  стопы    на  тропку,  указываемую   «перстом  судьбы»,  как  я  сразу  мысленно окрестил  то  ли  декана  Дзеремо,  то  ли  ситуацию… Сонлиш  смотрела  на  меня  испуганно.  Хорошенькое  дело — газель  и  охотник  друг  друга  боятся!   Я,  правда,  успокаивал  себя  мыслью,  что  мортрана  заряжена  и  выстрелит  в  нужный  момент… Помогала  эта  мысль  мало:  ноги  так  и  остались  ватными. Я  даже  рассердился  на  нее — какого   дьявола  она  прилипла  к  этому  старику?  Хмель от  чарки  господина  Рао  уже  выветрился,  и  не  мешало  бы  повторить — для  храбрости…

                ***

       Наверно,  кто-то  из  богов  услышал  молитву:  Теакин,  как  выяснилось,  уже  возвращался  от  стойки  бара  с  подносом:  в  двух  стаканах,  украшенных  гербом  Балшгарда,  плескалась  та  же  янтарного  цвета  жидкость.  Вид  которой  живо придал  мне  бодрости. Мы  подошли к  господину  Сулайни  одновременно  с  писателем:  я  подкатил поближе  к  столику  стоявшие  у  стены  кресла  и  учтиво  испросил  позволения  присутствовать. Позволение было  получено,  формальности  соблюдены.
               
                ***

       Господин  декан  был  немногословен.  Я  даже  не  успел  допить  свой  стакан, как  мы  достигли  устного  соглашения.  Я  был  удостоен  благосклонных  взглядов  и  заверений,  и  приглашен  назавтра  в  Золотую Приемную... 

 

                ***


               
   
                Примечания
   
      Стоунг -- высокая жилая башня с несколькими подземными этажами, часто опускающимися до самого уровня океана;
       Улица Роз;
       "Верблюд" -- ироническое прозвище "здания-под-маяком";
        «У Лисицы» -- название  таверны  и  литературного  салона м-м Лоухар:  много  лет  смотрителем  маяка  служил  отставной   боцман  капера  «Сигара»,  Люстер  Кабиэт, по прозвищу Лисица;
        Ротанга -- полк  имперской  пехоты;
        Борринг -- костюм  для  выхода  в  свет, напоминает покроем укороченный  котарди;
         "Дорн-гэб" -- принятый в декабре(дорн)  основной традиционный цвет светской  одежды, в более широком  смысле --  название вариационного модного стиля.  Каждому  месяцу  соответствовал свой  стиль;
          Черемни -- можжевеловая  водка;
          Амбер(янтарь)-- природный минеральный краситель, используемый в качестве ароматических притираний. С этим веществом связано множество легенд;
         Пати -- вечернее платье;
         "Львы" -- кресла, выполненные  в  стилизованном "зверином" стиле;
         "Сильду напела"(сорока на хвосте принесла): Сильфидуани -- самоназвание птицелюдей(ньяров). Согласно  легендам,  женщина-красавица этого племени   превращалась  в  уродливую  фурию, когда начинала петь;
          "Рука славы" -- колдовской атрибут(рука повешенного за  убийство преступника, обработанная надлежащим способом), которым в средние века широко пользовались, чтобы сбить со следа искателей кладов;
           "Бык  смерти": в  Мире  Готт   Яма Лунорогий традиционно изображался чудовищем с головой быка и тремя глазами.
            Инстигация  -- практика  получения  законных  прав  на дворянский  титул  для  лиц «подлого» происхождения. Титул можно было купить, получить высочайшим пожалованьем за особые заслуги перед короной, в особо  редких случаях, по ходатайству титулованной супруги(супруга)  -- в  качестве  приза  за  особые  заслуги оного(оной)  перед  короной  же.  Конечно же, дело не обходилось без пожертвований в казну, либо заведениям, находящимся под высочайшим покровительством;
          "Зеркало Времен" -- древний  свод  пророчеств;
          "Дзеремо"(Дом Дзере) -- факультет  астрологии Балшгардского Университета