Пляжный пёс с белыми ресницами

«…увидеть в глазах собачьих
Почти человеческую тоску?
(Степан Щипачёв)

В Шри-Ланку я попала с третьего раза. Первую, уже оформленную и оплаченную поездку сорвал Ковид, а во второй раз, аккурат  за неделю до  вылета, я сломала руку.  Но наконец, ночной перелёт завершился в Коломбо, прибывшие туристы разошлись по автобусам, и нас стали развозить. Несколько остановок у многоэтажных, пышных отелей, где выходящих из автобуса  путников у порога встречали торжественный привратник и суетливые носильщики. Такие густонаселённые  многоэтажки я ощущаю как благоустроенные общежития для туристов. Для себя я предпочитаю  выбирать  тихие отели с розно стоящими,  небольшими коттеджами, типа отельной деревни - Ноtel village. (Соответственно возрасту и чтобы без шумных развлечений и увеселений). Меж тем, автобус, проехав вдоль  колеи Шри-ланкийской железной дороги,  свернул к воротам огороженной территории, проехал внутрь и остановился у широких, стеклянных входных дверей. Из автобуса я вышла одна,   у порога меня не встречал никто. Впрочем, нет. Конечно же, встречал.  Сквозь прозрачные двери, за  просторным, пустынным вестибюлем и залитой солнцем зелёной поляной сразу открывался вид на океан. Безграничный, распахнутый во весь горизонт, манящий.  Вступив в холл, я даже услышала его призывный гул, благозвучно вплетающийся в мелодию льющейся откуда-то сверху тихой классической музыки. Помнится, это был Альбинони.
 Холл, открытый вверх  на два этажа,              был по-прежнему пуст.  Никого не было  ни за стойкой регистрации, ни в коридоре. Только несколько недвижных фигур на лежаках  у бассейна, протянувшегося на всю длину небольшого двухэтажного отеля,  да океан за прозрачной сеткой  изгороди. Минута, две, три, десять. Я села в некотором замешательстве, сдерживая назревающее раздражение. (За недолгое пребывание на Шри-Ланке я поняла, что таков стиль жизни в этом островном государстве. Неторопливый, благожелательный и обходительный. С  подспудным стремлением обходить нежелательные вопросы и избегать  лишних  действий).
Вот тогда откуда-то возникла улыбающаяся девушка в традиционном шри-ланкийском одеянии. Протянув документы, я принялась что-то объяснять на моём скромном английском. Девушка как-то не в такт кивала, молча улыбаясь, и я поняла, что этот язык общения  для нашего общения не подходит. Впрочем, тут никакой язык не был нужен. Достав из ящика какой-то ключ, девушка вышла из-за стойки, все также молча, с неизменной, дружелюбной улыбкой, взяла мой небольшой чемоданчик и поманила за собой каким-то восточно-изысканным, танцевальным движением руки. Коридор с вымытым до блеска  светло-кремовым каменным полом  был открыт с одной стороны. По краю пола шла углубленная канавка с водой для полива, за ней шириной в два-три метра зеленая поляна, заросшая сочно-зелеными кустами и невысокими банановыми деревьями, скрывающими высокую, выше человеческого роста бетонную ограду. А с другой стороны  шли двери под постепенно возрастающими номерами. И здесь тоже нам не встретился    никто.  У предпоследней  двери, моя путеводительница остановилась, ключом открыла дверь и, посторонившись, пригласила пройти. Из маленькой прихожей с одной только вешалкой справа и небольшим застекленным шкафом слева вверх устремлялась деревянная лестница.  На верхней площадке обнаружились сразу две двери. Одна выходила на просторный балкон со столиком и плетеным креслом. Отсюда открывался ещё более соблазнительный вид на океан и на  бассейн внизу.
Другая дверь вела в поместительный номер, где слева за окнами и поверх балконных перил всё также парил бескрайний океан, а напротив державно разместилась огромная кровать и небольшой диванчик у  её изножья. Номер дополняли непременный телевизор и вместительный стол с многочисленными ящиками, с приступочкой для электрочайника, кружек   и всего прочего, надобного для чаепития.
 Ублаготворённая своим временным приютом, я принялась благодарить любезную проводницу, но она, снова поманив меня рукой, устремилась куда-то вглубь.  Здесь, в помещении, более напоминающим просторный холл,  помимо  внушительного умывальника, стандартного душа и туалета, я с удивлением обнаружила отдельно стоящую на небольшом возвышении огромную ванну.
Грациозно поклонившись, прелестная туземка удалилась. А я, достав из чемодана купальник, кинулась к океану, мечтая погрузиться в тёплые, солёные волны. И тут меня ждало неожиданное и громадное  разочарование. Я уже по Индии знала, что  океан – это не ласковое море, волны которого заискивающе лижут вам  ноги, приглашая в отдохновенное плавание по бесконечной глади вод, заманивая туда, где за прибрежной,  белесой полосой воды, взбаламученной многочисленными  купальщиками, открывается темно-синий водный простор с бездонными глубинами, куда ныряешь, словно в другое измерение.  На пляжах Гоа достаточно  было пронырнуть первую, взлетающую у берега волну, и за ней открывался нескончаемый простор с безмятежно вздыхающими волнами. Здесь же океан вздымался устрашающе свирепыми, неукротимыми,   беспрестанно надвигающимися, угрюмыми волнами, словно в  припадке бешенства  исходящими злобной пеной.  Накатываясь на  берег, волны с хищной жадностью захватывали  целые пласты прибрежного песка и с неумолимой силой утягивали его, закручивая в пену волн. Почувствовав, что      твердь  ускользает  у меня из-под ног, я быстро отступила  на сухой прибрежный песок. Подбежавший шри-ланкийский парень объяснил, что купаться здесь нельзя.
- А где же купаться? – недоуменно спросила я.
- Вон бассейн.
   Действительно, купальщиков в море не было видно. Вдоль  берега прогуливались  всего несколько человек, а грозный море-океан был совершенно пуст до самого горизонта. Даже кораблей там я не видела ни разу. Обескураженная я вернулась к бассейну, вокруг которого местились на лежаках тихие,  немногочисленные отдыхающие. Искупавшись в изумрудном бассейне, я оттащила свой  лежак я под  пленительную сень пальм, которые небольшими семейными рощицами в три-пять стволов  росли  на просторной, зеленой поляне. Утомленная долгим перелётом, я заснула. Разбудил меня неожиданный раскат грома и крупные, тёплые капли дождя. Вокруг было темно,  у бассейна  уже никого не было, только служащие отели собирали полотенца и  горкой складывали освободившиеся лежаки. За стеклянной стеной  просторного ресторана, открытого на два этажа вверх, уже сновали фигуры, одетые в белую форменную одежду. Вернувшись в номер, я разобрала вещи и с балкона до самого ужина наблюдала какую-то неправдоподобную картину южной грозы с трескучими разрывами молний и отблесками дальних зарниц. Да и дождь был каким-то редким с неспешными, словно скучающими каплями. Это феерическое зрелище   повторялось  почти каждый вечер. Причём чаще всего к утру от этой грозы не оставалось и следа.
       К указанному времени я спустилась на первый этаж в ресторан. Обращенная к океану сторона его была стеклянной и в пронзительных  взблесках  молний  там, вдали угадывалась его  присутствие,  доносилось незримое  веяние бесконечности и неукротимой мощи. Людей на ужине  было совсем немного, и ресторан казался чуть ли не пустым, когда, наполнив тарелки, все  разбрелись  по уютным столикам, разбросанным  на отдалении  друг от друга. Очевидно, любителей такой  безмерной уединенности было мало. К тому же, видимо, большинство заранее прознали о невозможности купаться здесь в открытом океане. Попозже подъехала группка вернувшихся с экскурсии, которые оживили тишину обеденного зала своими рассказами. (Да, по субботам-воскресеньям отель и ресторан заполняли отдыхающие из местных, что раскрашивало однообразие будней).  Возвращаясь в свой номер, я задержалась у доски объявлений и наметила для себя несколько экскурсий. Но первые пару дней я оставила для прогулок по пляжу.
Впрочем, к этому участку побережья пляжное название никак не подходит. Тут нет ни привычных пляжных зонтиков, ни лежаков. Никаких  кафе и закусочных. Никаких рыбаков на берегу океана, а на далёком горизонте не видать ни  рыбацких лодок, ни океанских судов. Подчас побережье так долго остается пустынным, что кажется вовсе необитаемым. Только иногда  местные мальчишки стайкой подбегают поиграть с  набегающими волнами и тут же с визгом отступают, смахивая  солёные, пенные брызги. Только один раз я видела, как  молодой крепкий отдыхающий, одев рыжий жилет, под присмотром стоящего на берегу местного парня, исполняющего роль спасателя, занырнул в пенные волны, немного проплыл, энергично работая руками,  и скоро вернулся. Правда, это было больше похоже на опасную операцию, а не на купание. Потом уже мне объяснили, что для купания в море-океане нужно выбирать отель с пляжем, отгороженным специальным молом, который гасит волны. Так что в первый день я с удовольствием  совершала долгие прогулки вдоль океана, сперва в одну, а потом в другую сторону. Я даже приноровилась подбегать к отступающей  вглубь океана волне, набирать  пригоршни  благоухающей крепкой солью воды и смачивать  разогретые жарким солнцем лицо и тело.
Его я встретила на второй день. Вдоволь нагулявшись по берегу, я присела на оголённый и гладкий ствол  старой пальмы, вырванной с корнями и выброшенной на берег могучими волнами. По пляжу лениво бегала, играя, стайка бездомных, уличных дворняжек.  Короткий и гладкий шерстяной покров  у всех них имел невзрачный,  палевый  окрас. В отдалении я заметила одинокого пса, отличного от других и мастью и поведением. Он не бегал, а именно бродил, опустив голову, как человек, погруженный в размышления. Шерсть на нём была не гладкая, но росла какими-то клоками  или пучками сероватого оттенка, словно с сединой. И морда  была совсем светлая, особенно вокруг глаз с длинными белёсыми ресницами, отчего он напоминал одновременно плачущего старика и  младенца. Почувствовав мой взгляд, пёс  остановился, а потом нерешительно сделал несколько шагов в мою сторону. Несуразным видом своим он  снова напомнил мне забитого бомжа или  боязливого ребёнка. А в обращенных ко мне глазах  метался недоумённый вопрос с робкой надеждой. Я улыбнулась ему ободряюще, и пёс осторожно приблизился. Мы смотрели   друг  на  друга, словно разговаривая.
- Можно я тут рядышком присяду,- спрашивал пёс - будто мы с тобой  знакомы. Пусть другие собаки подумают, что у меня есть друг,  родная душа или что ты - моя хозяйка. Это так важно.
- Но я дома  обещала не гладить чужих собак.
- А ты и не гладь,  просто  не прогоняй меня. Я только посижу рядом с тобой.
Проходившие мимо местные мальчишки хотели было отогнать пса, но я не позволила.
- Оставьте его. Он спокойный и умный.
    Пёс благодарно и долго  глядел  на меня, словно говоря:
- Вам, людям для разговора нужны слова. А нам собакам слова не нужны.  Они лишние, достаточно взгляда и чувствования. Ты мне в глаза посмотри и  всё поймешь. Я стар и одинок. Мне доброе слово и участливый взгляд дороже всего на свете.
   А я, глядя на пляжного пса, как всегда,  вспоминала свою единственную собаку, с которой мне когда-то давным-давно  пришлось расстаться. Мы отдали её  знакомым, добрым людям. И хотя я безустанно смиряла себя мыслью, что бывают в жизни безвыходные ситуации, когда изменить ничего нельзя,  всё равно эти  неотвязные воспоминания  из дальнего, безвозвратного прошлого  бесконечно тяготили  мою душу словно  непростительный грех.
     Обратную дорогу к отелю пёс следовал за мной на небольшом отдалении. Выйдя на послеобеденную прогулку,  я заметила серый комочек, укрывшийся  под  кустом    у  ограды.  Почуяв меня, пёс отряхнулся от песка и затрусил рядом со мной, хотя и на некотором расстоянии, словно говоря:
- Я, конечно, ничей. Но ведь теперь  я тебе не чужой. А это большая разница.
     Потом были два дня экскурсий, где я узнала много интересного о Шри-Ланке. Гид рассказывал нам, что ещё в VI веке до н. э. остров начали заселять спустившиеся из Индии индо-арийские племена  сингалов. Они покорили местных  веддов, тихих охотников-собирателей. Теперь  куцые их остатки  живут в этнических деревнях, в лесных восточных районах острова. Сингалы  образовали государство, а остров получил название Сингал. Жители острова говорят на сингальском языке, и в  большинстве своём исповедуют буддизм, но есть среди них и христиане-католики. Сингальцы составляют почти 75% населения.
    В  XIV столетии и позднее из южной Индии сюда пришли тамилы. Они говорят на тамильском языке и большинство тамилов - индуисты, но среди них  тоже есть и христиане и мусульмане. Тамилов  в стране примерно 25%.
 В 1505 году  на остров высадились португальцы во главе с Лоренсу де Алмейда. Пришельцы на свой лад переиначили название острова Сингал, который с той поры стали именовать Цейлоном. Сначала португальцы вывозили отсюда корицу, которая пользовалась большим спросом в Европе, а потом, оценив благодатный климат, принялись выращивать здесь кофе и табак. Для безопасности своих колоний португальцы построили  вдоль побережья многочисленные крепости, заложили крупные порты и гавани.
 В XVII веке с ослаблением Португалии на смену португальцам пришли голландцы. Теперь они стали контролировать торговлю в Индийском океане, захватив  все ключевые порты и крепости. Голландцы ввели монополии на торговлю корицей, перцем и кардамоном. Для облегчения транспортировки товаров к портам голландцы создали разветвлённую сеть каналов. Своеобразное архитектурное наследие голландцев сохранилось в городе-крепости форт Галле, который включён в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
В  XIX веке на смену голландцам пришли англичане. Британцы проложили шоссейные и построили железные дороги, обустроили порты. В 1867 году шотландец Джеймс Тейлор основал на Цейлоне первую чайную плантацию, и вскоре   чайная индустрия стала рядом с  кофейной.  В качестве наемных рабочих британцы дополнительно привезли на остров из южной Индии тамильцев.  С той поры на острове стали случаться неурядицы и столкновения между сингальцами и тамилами.  Но уже в ХХ веке оба языка были признаны официальными. К тому же в сфере обслуживания местные жители в достаточной мере владеют английским.   В 1972 году страну провозгласили  республикой, и она стала именоваться Шри-Ланкой.
    Во время экскурсий нас провезли по самым живописным местам острова с водопадами и горными массивами. Мы заглянули и на чайные плантации в горах и в мангровые леса, растущие в огромных прибрежных поймах, где мы перемещались на узких и юрких лодках. Проехали по железной дороге, где воодушевлённые туристы имеют обыкновение фотографироваться, опасно вывешиваясь из дверей вагонов. Нагруженные пакетами с разнообразными сортами чая, мы возвращались к отелям в подступающих сумерках. И тут на встречной полосе появился мчащийся с немыслимой скоростью  crazy bas. В  сиянии огней и грохоте музыки, автобус, размалёванный   словно нелепая подарочная шкатулка,   промчался так близко, что наш автобус даже слегка качнуло. Водитель затормозил, и в тишине раздались крики, причитания, какой-то скулёж и повизгивания. Гид удрученно вздохнул:
- Опять собаку переехали.
    Сердце у меня заныло. Перед глазами возник мой знакомый, грустный, пляжный пёс с белыми ресницами. Я даже задумала выйти к нему. Но  вечером, к нашему возвращению, разразилась такая сильная гроза, что открытый проём холла пришлось перекрыть пластмассовым, мутнопрозрачным занавесом, по которому стекали нескончаемые потоки дождя. 
    На другой день, сразу после завтрака,  я кинулась на берег. Пёс, лежавший под тем же кустом, вскочил, завидев меня. Шерсть на нём была мокрая и вся в песке, который он безуспешно старался стряхнуть с себя. Я засмеялась, и мне почудилось, что пёс улыбнулся в ответ. Дойдя до «нашей пальмы», как я теперь называла место нашей первой встречи, я достала сверточек. Надо сказать, что мои подношения пёс принимал с благородным достоинством и учтивой признательностью. Не накидывался, не жадничал и рук не лизал. Только смотрел благодарно и слегка вилял хвостом. 
    Так шли дни. Накануне отъезда, намеченного на следующую ночь, мы гуляли с ним особенно долго. Тем паче, что гроза в этот вечер не случилась. Я даже вышла на берег  после ужина с непременным угощением и со смятенной душой. Пёс, видимо, учуял мою душевную смуту. Он сидел, смиренно глядя на меня, но  в  глазах его проглядывала поистине человечья тоска, словно пёс говорил:
- Если бы ты взяла меня с собой, я бы ТАК любил тебя, охранял,  защищал…
Я смотрела на него, поражаясь  кроткому, милосердному,    бескорыстному и великому  дару любви, ниспосланному этим созданиям. И снова я была в безвыходном тупике, где изменить ничего было  нельзя. Я присела и тихо погладила его по косматой голове. Пёс, качнувшись, приник к моим коленям и закрыл глаза своими седыми, белыми ресницами. Минуту спустя, я встала и побежала к отелю.
Больше года прошло с той короткой встречи, но случается, что за  плотной изгородью минувших дней нет-нет да и всплывёт в моей памяти тот безымянный пляжный пёс с печальными глазами и седыми, белыми ресницами.