Седьмая любовь Капитолины - 6

Войдя в квартиру, Капа тут же позвонила подруге. И та сразу примчалась. Журналист появился, как всегда, без приглашения.
Устроились на кухне. Выпили за Капин приезд.
– Ну, рассказывай! – нетерпеливо приказала Светка.
– Смотрите! – Капа достала из кармана открытку, похвалилась. – Полароидом сделала!
– Так это не на полароиде! – рассмотрел ее журналист.
– Деревня! В Европе уже другие полароиды! – заступилась за подругу Светка. – Сразу такие открытки выдают!
– Значит, ты теперь будешь у нас Капитолина Кузьминишна фон Фейхтванген! – развеселился он, не обратив внимание на "деревню".
– Магистерочка! – подключилась к нему Светка. – Теперь честным пирком да за свадебку!
– Свадьба-то когда?
– Свадьбы не будет! Рыцари давали обет бедности и обет безбрачия!
– Ну вот! Погуляли, называется!
– «Москва-Динамо» это называется! Что ж тебе, Кузьминишна, так не везет с мужиками? О-хо-хо…
– Не осталось мужиков-то ни у нас, ни в Европе!
– Может, на Востоке еще есть?
  – На Востоке? Погодите-ка…
Журналист порылся в портфеле и извлек свернутую газету, положил на стол, разгладил руками: – «Сваха» название! Просто так купил. Я-то сам не собираюсь... Стреляный воробей! А для тебя тут, как раз есть Восток… Вот! – ткнул он пальцем.
С газетной фотографии на Капу смотрел пожилой, но еще не старый мачо в феске, орденах и с пронзительным взглядом.
– Как тебе?
– На царя Шахрияра похож!
– Так давай, пиши! Если понравишься – пригласит тебя в гости для более близкого знакомства! Вот написано… – стал читать журналист, прикрывая рукой какое-то другое объявление, обведенное фломастером, – «…наследственная честность, благородство, гордость...  мое разорванное сердце – твои разящие глаза… твоя походка – так под ветром с утра качается лоза…»
– Как его колбасит!
– Это теперь называется приглашением?
– Слушай дальше! «Вдовец желает познакомиться, с последующим предложением руки и сердца, с дамой образованной, танцующей танцы и обладающей приятным голосом. Теща не желательна». Надо же, и его довела! – сокрушенно покачал он головой. – Ох, уж эти тещи! Ну, что решила?
– Вообще-то стрёмно! За границу… Да еще к такому… – заранее завидуя удаче подруги, стала отговаривать ее Светка.
– Это тебе стрёмно! А она уже за границей побывала! Вернулась живая!
– Так что, поедешь?
– Не знаю.
– Ладно, решай! Я пошел! – журналист стал складывать газету.
– Газетку-то оставь!
Журналист аккуратно оторвал объявление по сгибу и положил на стол, рядом с открыткой, взглянул на часы: «У-у… опаздываю!» и, выпив на посошок, умчался, прихватив ополовиненный газетный лист с объявлением, обведенным фломастером.
– Так что решила?
– Я бы поехала… – задумчиво сказала Капа и тут же вспомнила. – Черт! У меня же деньги украли…
– В замке? На трапезе? Этот магистр? – притворно ужаснулась Светка и удовлетворенно сказала: – Правильно! Не надо никуда ехать! Все они такие! А еще фон! – она негодующе посмотрела на открытку, но тут же сменив взгляд на лукавый, спросила: – Неужели у тебя с ним ничего не было? А? Давай, колись!
– Не было. Но будет!

Капа не соврала.
Ее ждала ночь страсти: она писала прозу!
«О, как горячи были его объятья!..» – уже под утро отстучала она на компьютере последнюю отточенную строчку романа «Любить по-тевтонски». Перегнала текст на флешку и, истомленная, как после ночи любви, шаркая меховыми тапками модного бренда Shepherd's Life, потащилась в спальню, выполненную в стиле контемпорари. Одиноко легла на двуспальную кровать на платформе. Вытянула ноги. Лежала и смотрела в натяжной потолок с зеркальным эффектом.
Разглядела себя, и ей захотелось умереть! С жалостью к себе вспомнила девичью постель с книжкой Бунина под подушкой в комнате родительского дома, запах осени из открытого окна… Скатилась по виску слеза…
Но тут же вспомнилось брачное объявление! На Шахрияра похож…
Это воспоминание прогнало мысль о смерти – «Поживем еще! Пошумим!» – и с этой мыслью она погрузилась в крепкий здоровый сон.
Встав к обеду, пробежала написанное по диагонали, как это делал редактор Фридхоф, исправила несколько стилистических ошибок и отослала файл на редакторский электронный адрес.

***

– Написано профессионально, но… при всём моем почтении к вашему деду, должен прямо сказать следующее, – Фридхоф перевел взгляд на экран компьютера. – Любовь и любовники ушли далеко вперед, и всё описанное вами заржавело со времен Казановы и уже не актуально!
– Как про зайцев? – не утерпела Капа, чтобы не съязвить репликой из «Бриллиантовой руки».
– Если только в виде кулинарного рецепта! – Фридхоф понял ее иронию и не дал ей ходу. В деловом разговоре ей было не место.
– Я готовить не умею.
– Тем более.
– А что сейчас актуально?
– Сейчас Восток хорошо идет...
– О! Как раз собираюсь…
– Ну вот, – поощрительно кивнул редактор и взглянул на золотой Rolex на смуглом запястье. – Соедините восточную страсть с западной интригой! Кстати, Фрейд сейчас не актуален!
«Заржавел!» – поняла Капа и уточнила: – А кто вместо него?
– Карл Густав Юнг! – Фридхоф даже удивился ее вопросу и щелкнул мышкой компьютера, закрывая файл.
– Переделайте!
– Авансик бы… – заныла Капа. – К жениху на Восток собираюсь, а денег нет, украли…
– С деньгами напряженка, – с вежливой улыбкой развел руками редактор.

– Не принял! – сразу поняла секретарша Вера Павловна, увидев лицо Капы, вышедшей из кабинета.
– И аванс не дал! Деда он уважает… – скривила она губы и полезла в сумку за сигаретами. – Да просто завидует! Поэтому и меня чморит! А мне деньги, во как нужны!
– А кому не нужны?
– Это да! – закуривая, кивнула она. – Но мне особенно...
– А что такое?
– Деньги украли, а мне к жениху надо ехать!
– Что за жених? Откуда?
– С Востока… Адрес в интернете… Кстати, глянь, что там за адрес? – Капа достала газету.
– О, какой! – оценила жениха Вера Павловна и защелкала по клавишам. – И имя какое... Царское! Шахрияр!
– Что, правда? Ну надо же! – недоверчиво покачала головой Капа. – Фридхоф сказал, что Восток сейчас хорошо идет.
– Вот! Поедешь, познакомишься с Востоком! Заодно книгу наваляешь про страсть восточную… А может и замуж выйдешь за этого Шахрияра!
– Вот выйду, и тогда фиг я к Фридхофу приду просить!
– Сам попросит! Давай садись! Пиши!
Капа потушила сигарету, села и под руководством Веры Павловны отстучала письмо, где представлялась образованной женщиной, умеющей танцевать танцы и даже петь. Нашла в телефоне свою давнюю фотографию, на которой себе нравилась.
– Вот такая есть…
– А ты ничего была, – удивленно разглядела Вера Павловна пышноволосую волоокую девушку и поторопилась сказать: – Сейчас еще лучше!
– Да, – полюбовалась на себя Капа. – А подписаться-то как?
– А подпишись – Шахразада! Ты же тоже, как и та, сказки сочиняешь!
– Ха! Та Шахразада – профурсетка стиля! Вот если он прочитает мои сказки, то сразу поймет, что я – женщина умная. Это по синтаксису видно, по запятым. А стиль какой! Все обзавидовались! Только до Фридхофа это никак не дойдет! – и Капа покосилась на дверь.
– Он тебя кокоткой пера назвал, – шепотом донесла Вера Павловна.
– Язык без костей. А Фрейда назвал неактуальным! Юнг, говорит, теперь вместо него.
– «... где Фрейда обложка тверда рядом с приятными бреднями Юнга...» – процитировала поэта Льва Лосева образованная Вера Павловна.
– Вот-вот! – кивнула Капа. – Еще сказал, что в романе мне нужно соединить восточную страсть с западной интригой! Ты что-нибудь знаешь про нее?
– Про интригу? А как же! – бодро откликнулась секретарша.
– Нет, – отмахнулась Капа. – Про это я и сама знаю. Про страсть восточную...
– А-а… Чисто теоретически. Видела в палатке у метро пластмассовые фигурки в позах Камасутры. Вот такая у них и любовь! Лица, как маски бесстрастные, позы гимнастические! Купила одну… – и Вера Павловна, оглянувшись на дверь кабинета, пошарила в ящике стола.
– Гляди!
Капа взяла тяжелую пластмасску, повертела в руке.
– Во перекрутились: не поймешь, где чьи ноги… Нет, я так не смогу!
– Видела жриц любви, тех, что выходят каждый вечер в блестящих лосинах на Ленинградку?
– Видела! И что, мне тоже – в лосины? У меня – высшее образование и знание английского на уровне!
– У них этого образования и языков у каждой второй! Точно знаю! Но стоят в лосинах! Какой архетип Юнга они задействовали?
– Может, Тень? – неуверенно предположила Капа.
– Может! И ты, выключи свой интеллект, свою когнитивную систему... и – вперед!
– Ой! Даже не знаю… – Капа представила себя в лосинах на Ленинградке и с сомнением покачала головой.
– Между прочим, Фридхоф на совещании определил политику издательства, как писательскую конкуренцию. Чтобы писатели «не потчевали на лаврах»! А конкуренция, мать Кузьминишна, это тебе не социалистическое соревнование! – пугала ее секретарша.
В это самое время в приемную вошел мужчина в шляпе, с кроткими и деликатными манерами. Но острый и цепкий писательский глаз Капы отметил, что манеры его напускные: мужчина знает себе настоящую цену и может вести себя в определенные моменты совсем не деликатно, а возможно, даже по-хамски.
– Господин Бролер! Одну минуту! – Вера Павловна поспешила в кабинет. Тут же вышла, распахнула дверь: – Прошу вас, Осип Михайлович! Вас ожидают!
Мужчина кивнул и прошел внутрь, не снимая шляпы.
– Это кто? 
– Твой конкурент! – секретарша включила кофейную машину. – Недавно в Москву приехал. Гений. Писатель Бролер. К нам ходит! Издаем!
– Так уж и гений!
– Ну кто-то должен же им сейчас быть! На безрыбье… А потом ему рекламу один бойкий молодой журналист делает. Газета такая «Соплеменник», в народе именуемая «Сопли».
– Не читала. И кто этот «сопливый» журналист?
– Есть такой. Митя Коровин. Бролер сумел стать его учителем и наставником, и Митя безоглядно отдал ему на откуп свое богатое мировоззрение, – по-театральному закончила Вера Павловна и понесла в кабинет поднос с дежурным VIP-набором: двумя чашечками кофе и чем-то еще на блюдечке. Вернулась, аккуратно закрыла дверь.
– Было время, когда он сотрудничал с СПС, – сев за стол, показала она глазами в сторону кабинета.
– Сотрудничал с правыми? – скривила губы Капа.
– А сама? Ты ведь – тоже...
– Я им только тексты речей писала и их тексты правила! Они сами написать ничего толкового не могли! – возмутилась писательница. – И вообще – мне деньги были нужны!
– Ну и ему – тоже! Сейчас-то он об этом молчит. Если спрашивают, обставляется, что, мол, не понимал, думал младореформаторы – ребята правильные! Это он умеет. Язык подвешен. Фридхоф печатает всё, что он не напишет! Так что давай, поспеши! А то отлучат тебя от нашего издательства! Что делать-то будешь?
– У меня, как бы... уже имя есть…
В это время из кабинета вышел писатель-конкурент. Фридхоф провожал его.
– Давай, подписывай и отправляй! Имя у нее… – проворчала Вера Павловна, проводив их понимающим взглядом.
«Шахразада», – быстро подписалась Капа, вставила фото и нажала «отправить».
– Замуж-то хочешь?
– Черт его знает. Фамилию-то свою менять все равно не буду, – Капа задумчиво разглядела пластмассовую Камасутру. – Халаты-то им зачем?
– У них страсть и секс, как ритуальная игра в темноте шелковых халатов!
– Плотские утехи – херня! Есть наслаждение выше!
– У тебя было? – загоревшись глазами, спросила Вера Павловна.
– Было. Во сне...
– Белые кучевые облака?
– Зигмунд сейчас не актуален! Сказала же! Я Карла Густава теперь люблю! – отмахнулась Капа и, срываясь голосом, выдала сокровенное: – В шелковом халате в темноте комнаты возможна только игра в поиск высшего слова! Для меня настоящая страсть духа и плоти – это написание отточенного текста, синтаксиса, запятых…
– Понятно, почему мужики от тебя бегут!
– И что тебе, интересно, понятно?
– Не нужны они тебе! – вздохнула Вера Павловна.
– Ну как… Вот собираюсь ехать, знакомиться… В клетку, что ли, мне их сажать?
– «Не клетку смастерю, как повелось, – Совью гнездо из звуков, зацелую…» – процитировала поэта Переца Маркиша образованная Вера Павловна. – Ты же гнездо не вьешь! Вот и бегут…
– Не умею я его вить!
– Тогда уж лучше смастери клетку! – пытаясь скрыть иронию, сказала секретарша и тут же оживилась. – Хочешь кофе? По-восточному, с кардамоном…
– Давай! А то у меня машина какую-то бурду варит!
Сваренный секретаршей кофе был густ и терпок. Но Капа любила еще крепче. Ее большое тело требовало большого и крепкого во всем: в словах, в неожиданной доброте своей, злости, еде. В еде она толк знала и даже писала рецепты в блогах, оттачивая стиль письма на манер Венечки… Навалять там сырничков, огненного борща... сальца розового с чесночком, со шкуркой, в крупной соли... Водку, ясен пень, из морозилки...
– Черт, какую водку? Какое сальцо? – Капа даже поперхнулась кофе. – Они же сало не едят!
– Еще как едят! – успокоила Вера Павловна. – Ты только не мешай!
– А курят? Там можно будет?
– А кальян на что?
– Ну, хоть курить будет можно!
– А давай-ка я поучу тебя восточному танцу! Я на курсы ходила!
– Давай!
Вера Павловна нескладно завертела худыми бедрами. Капа стала повторять.
– Хорошо! – одобрила секретарша. – Есть, чем крутить! А песню восточную знаешь?
– Льет ли теплый дождь… – затянула Капа под Ободзинского, глядя на дождь за окном.
– Нет. Лучше про наманганские яблочки! «На меня не смотришь ты-ы, неприятно мне!..» Учи, споешь ему!
– Не смотри-ишь… неприятно-о... – обреченно завела Капа.
Пикнул компьютер.
– О! Ответ пришел от Шахрияра! Быстро-то как! – воскликнула Вера Павловна, бросаясь к столу. – Приглашает Шахразаду в гости для более тесного знакомства!
– И куда?
– Здесь рядом. В Подмосковье!
– Какой же это Восток?
– Ближний! И деньги большие не нужны на поездку! Езжай домой, собирайся!