Как всё меняется, преображается

Речонка с названием Светлое освещается берёзовым и ивовым светом светло - жёлтым и зелёным. На берегу тихо, задумчиво и тепло. Ни птичьего вскрика, ни рыбьего всплеска. Только гулкая тишина середины осени.
Только листья берёз, осин, черёмух, дубов шуршит под ногами. Только перестук на маковке сосны дятла - пёстрого слышится.
Вот загорелась, как огромный факел одинокая рябина на правом берегу. Ольхи и липы уже стряхнули листву. Как всё меняется, преображается вокруг до неузнаваемости.
На земле просыпаны листья, словно расстелен пёстрый ковёр светло = жёлтый, местами с лёгкой зеленцой изумрудного мха.
И тишина стояла - гулкая, сухая, от болота тянуло сыростью. Болото выгибалось дугой, шла широкой полосой зелёного мха и болотных кочек, кустов багульника, сабельника, голубики. Местами края влажных кочек были густо обкиданы бордовыми россыпями клюквы. Грузнет сапог на моховой кочке, где просыпана ядрёная, огнистая, сочная, кислая - кислая ягода - клюква. 
Мухоморы, как пожарные рядами, стояли  у лосиной тропы.
Набрал я корзину целю грибов самых разных: маслят, рыжиков, подберёзовиков, а боровиков попалось только два.
А ну-ка, ну-ка послушаю тихую песенку овсянки: "Зинь- зинь- зинь". Негромкая осенняя песенка, но сладостная, радостная, бодрая, слышится далеко - далеко. Как приятно в тиши звенит, переливается тёплый, доверчивый голос.
Тропинка вела, петляла между разлапистыми соснами с бронзовой корой, которые охраняли вход на просеку.
На самом краю сосняка, снова нарвался на рыжики, как только  в траве сумел разглядеть крохотные серо - зелёные кружочки. Неужели, рыжики? Да рыжики и сразу засёк и одно, и второе, и третье светло - жёлтое пятно.
  Звонкий голос сойки прозвенел в ельнике и отозвался там гулким эхом. Остро пахло грибами, палыми листьями, спелой клюквой.