Песнь о Тадж-Махале

Глава из моей трилогии                " Ветер Бессмертия " ;;
-----

Песнь о Тадж-Махале

Время фаджра, мой господин. Тьма расступается по краю неба, а истинный рассвет несёт азан. — вкрадчивый голос слуги нарушил сонную тишину. Прижимающий к груди большой медный кувшин кашмирский мансабдар отвесил поклон в сторону вытянутых ладоней правителя. Из украшенного чеканкой тонкого горлышка послышалось характерное курлыканье. Ещё через мгновение — и из него пролились прохладные, водяные струи. Великий Могол омыл руки до локтей, омыл лицо, медленно протёр голову влажной ладонью и озадаченно сжал скулы.                Дело в том, что во сне к нему приходил Устад Лахури — главный придворный зодчий. Да упокоит Аллах его душу… Шлейф мелкой мраморной пыли с его одежд создавал впечатление, что непревзойдённый мастер «кружевных облаков» сам выточен из камня. Устад Лахури явился перед взором правителя за минуту до истинного рассвета. Старик тяжело вздохнул и стал уверять, что в выборе печальных камней Агры ему нет и не будет равных. Он был готов незамедлительно приступить к работе — к возведению ещё одной усыпальницы…                Устад Лахури — главный архитектор моей скорби. Разве станет он беспокоить душу своего господина по мелочам?— думал Шах Джахан, всё отчётливее ощущая приближение катастрофы. Стойкий привкус крови проник не просто в сознание, но и в каждый вздох. Привкус стал ощущаться даже в шербете из розовой воды и шафрана. Ранее шафран хоть как-то скрашивал монотонные будни. Слуга подал полотенце и немедленно удалился. Внимательный кашмирский мансабдар служил шаху с незапамятных времён. Он, как никто другой, понимал, что его повелитель переживает непростые времена. Его Господин уповает на Всевышнего, а в этом деле помощь слуги не нужна. «Когда ты остаёшься один — остаётся Тот, кто был всегда». Именно эта суфийская мудрость подтолкнула мансабдара к выходу — к лестнице, что вела за пределы балкона восьмигранной башни. Да упокоит Аллах душу мастера, — чуть слышно произнёс Шах Джахан и бросил взгляд в сторону рассвета, что наступал с востока. Взгляд правителя коснулся излучины реки Ямуны, вызвав глухое шипение дюжины гавиалов. Эти длиннорылые крокодилы привыкли пробуждаться под распевные звуки священного азана. Взгляд Шах Джахана задел холку гигантского буйвола, обогнул заросли речного камыша и начал восхождение. Восхождение к своим кружевным облакам. По сложившейся традиции там, на холме, его ожидала память о Гул-и-Ман Мумтаз… Усыпальница любимой жены уже давно превратилась в место ежесекундного паломничества — виртуального, разумеется. Ибо прикасаться к священным стенам лично,- свергнутому правителю Великих Моголов строго-настрого запретили. Ирония судьбы. Я бы даже сказал — горькая насмешка…
Трудно себе представить, но в Агра-форте Шах Джахана заточил не кто иной, как Абу-ль-Музаффар Мухи ад-Дин Мухаммад Аурангзеб Аламгир. Проще сказать —  бессовестный средний сын. Содержание престарелого родителя под стражей стало для Аурангзеба делом особой государственной важности.
10 августа 1659 года. По свидетельству очевидцев, день выдался на редкость жарким. Приговорённый к казни вёл себя спокойно — не просил о пощаде и не проклинал. Он лишь щурился, пытаясь не впустить в себя неумолимо наступающую слепоту. D;r; Shuk;h — старший и любимый наследник Шах Джахана — был философом. Ему не составило труда понять, что стоит голове отделиться от тела, как она прекратит всякое противление этому полуденному солнцепёку. Она перестанет щуриться, а значит, позволит солнечным змеям выесть всё живое до самых глазниц. Связанные плетённым шнуром запястья затекли. Сидящий на ковре Дара слышал тяжёлое дыхание человека за спиной. В поле его зрения попало колено, как, впрочем, и вся правая нога палача.
— Персы носят сандалии… А у этого — пыльные, степные сапоги. От которых, к тому же, жутко несёт животной кожей…
Дара отвёл взгляд от примятых голенищ тюркского наёмника.
— Бедный… Бедный отец… — подумала голова и глухо ударилась о поверхность из короткого, шерстяного ворса. Ударилась, бросив разочарованный взгляд в сторону Аурангзеба. Младшего брата, что молча наблюдал за казнью.
Я, конечно, не ханжа. Чего греха таить — иной раз и сам рубил с плеча… Но то, что случилось далее, даже меня повергло в депрессию. Содержимое серебряного подноса временно прикрыли тёмной тканью. Блюдо было подано и оставлено перед лицом Шах Джахана ровно через четыре дня после казни. А как вы хотели… Дара Шикоха обезглавили в городе Дели. Стало быть, до Агры его голове предстояло проделать долгий путь — аж в 210 км.
Абу-ль-Музаффар Мухи ад-Дин Мухаммад Аурангзеб Аламгир — проще, бессовестный сын шаха — был неумолим. Мало того что он запретил ставить на могиле своего старшего брата камень памяти, он отказал отцу в праве присутствовать на похоронах. Великий Могол Шах Джахан умрёт в заточении 22 января 1666 года, так и не навестив могилы своего любимого Дары.
Вот такая история беззаветной любви, предательства и великой боли.
Да, кстати, помните белого слона? Того самого, что пришёл в мои сны с танцующим журавлём Tanch;-tsuru на голове ? Наверняка помните.
Так вот, впервые Белый Слон появился не в Префектура Хоккайдо, что на самом севере Хонсю, но именно здесь напротив восьмиконечной башни.  И случилось это сразу после погребения Шах Джахана.  Стоило рассвету следующего дня забрежить на горизонте, как у излучины реки Ямуны материализовалось очень  одинокое божество. Оно шевельнуло самыми большими на земле ушами и начало восхождение к своим кружевным облакам.

ТоТ