Окаянка

Эту историю мы так никому и не рассказали: взрослые без сомнения подняли бы нас на смех... А к зиме мы уже и сами начали подозревать, что удивительные дачные приключения нам приснились. Но ведь не могли они присниться сразу нам обоим? Или всё же могли?

Одиннадцатое лето нашей жизни мы с моим на-пятнадцать-минут-старшим братом Симкой провели на даче бабушки и дедушки. За нашим участком протекала маленькая речушка с забавным названием – Окаянка.
Берег речки – крутой, скользкий, поросший густым кустарником, крапивой и иван-чаем – был местом весьма и весьма странным.

– Знаешь, Лизка, мне кажется, тут у нас аномальная зона! – как-то сказал мой брат Сима. Он любил употреблять умные слова.
Что-то такое чувствовалось в этом месте: то ли птицы пели тише, то ли солнце светило иначе... Не знаю. Но эту странность, как выяснилось, ощущали не только мы.

– Окаянное это местечко, не ходите туда! – сказал нам как-то раз дед Тихон, круглый год стороживший наше садоводство.
Дед жил в вагончике у шлагбаума, где грунтовая дорога была особенно ровной. Мы катались там на роликах и галдели прямо у деда под окном.

– Почему окаянное? – нам с братом понравилось смешное старомодное слово; мы без спросу забежали в сторожку и уселись на продавленный диванчик. Впрочем, дед никогда на нас не сердился.

– Там, говорят, птички особенные водятся, которые шалунов к себе забирают. И вас заберут, если будете озоровать...
Мы захихикали. Слово "озоровать" нам тоже понравилось. Естественно, про птичек мы не поверили. Странные шутки у деда, но зато смешно!

Сима считал себя будущим орнитологом. Каждое лето – как только нас стали отпускать с участка без присмотра – мы записывали на диктофоны голоса разных птиц или обшаривали окрестные кусты в поисках гнёзд. Спускаться к речке нам разрешалось, но, естественно, мы никогда не вспоминали про запрет.

...Тем июньским утром мы улучили момент, когда бабушка затеяла варить рассольник к обеду – и тайком выбрались с участка прямо к речке: искать в прибрежных кустах птичьи гнёзда. Солнце уже припекало, ленивые шмели ползком перебирались с одной головки клевера на другую, а потом нехотя взлетали: "вввву, вввввуууу".
У самой кромки воды бегала маленькая серая птичка.

– Гляди, это трясогузка! – сказал Симка. Видишь, как она хвостиком качает?

Птичка поглядывала на нас хитроватым глазом-бусинкой – словно звала подойти поближе.

– Смотри-ка, Лиз, что это?

Под свисающими к самой земле ветвями плакучей ивы лежало что-то белое, непонятное, похожее на кокон большой личинки. Мы присели на корточки, чтобы получше разглядеть находку... Странный предмет тотчас вырос до размеров дачного домика – и втянул нас с братом внутрь.

Там, в коконе, было пусто и светло, хотя никакого источника света я не заметила. Бело-розовые стены. Ни окон, ни дверей. Мы – внутри какого-то гигантского яйца?!

– Кажется, мы попали в плен, — прошептал Симка.
– К кому?!
– К инопланетянам, наверное!
– Маааааамочки! – жалобно отозвалась я и закрыла лицо руками.
– Лизка, надо как-то выбираться! Иначе они нас заберут на другую планету и будут показывать в зоопарке!

Я молча кивнула и стала торопливо ощупывать гладкие стены нашей камеры.
Тщетно: дверь отсутствовала.

Ужасно хотелось завизжать – пронзительно, изо всех сил. Но я сдерживалась: Симка такое детско-девчоночье поведение обычно не одобрял...

Через какое-то время мы сдались: сели на пол, обнялись и надолго замолчали.

...Казалось, мы находимся здесь уже много часов. Что думают о нашем исчезновении бабушка с дедушкой? Ищут ли? Позвонили ли уже маме? Неужели нас никто так и не найдёт?! Я всё-таки не выдержала и заревела.

...Как мы поняли, что это сообщение? Не знаю. Просто нам в головы одновременно пришла мысль: выбраться из ловушки возможно при одном условии.

"Мы тебя выпустим, но только одну. Второй ребёнок останется у нас навсегда", – прозвучало в моей голове.
Вернее, мне словно показали короткий фильм внутри головы: я выхожу наружу и бегу домой, а Сима остаётся один в коконе. Навечно.

Сима потом рассказал, что увидел ту же картинку – но в коконе осталась я.

– Нет! – выкрикнули мы одновременно.

И зарыдали. И вновь – ещё крепче – обнялись. Естественно, мы никогда не бросим друг друга!

"Ясно. Спасибо!" – прозвучало в моей голове.

И в этот момент кокон пропал. Мы опять стояли на берегу Окаянки, а на соседнем кусте цвиркала какая-то крошечная встревоженная пичуга.

Нас трясло. Несколько минут мы ничего не соображали – приходили в себя.

Всё вокруг было привычным, нормальным.

Нас никто не искал.

...Несколько дней мы только и говорили, что об этом происшествии. Удивительно, как быстро приключение перестало казаться нам страшным. Мы с братом решили: хотим ещё!

...Место, где в прошлый раз был кокон, нашлось легко: воздух напряженно вибрировал. Кажется, нас приветствовали как старых знакомых.

– Ты чувствуешь? Оно нас затягивает, – прошептал брат.
– Кто? – спросила я испуганно.
– Это место...
– Я боюсь, пошли назад! – пискнула я.
– Мне кажется, поздно...

...Помню, больше всего меня испугало свинцово-фиолетовое небо. Тучи висели низко, почти над самой головой, а солнце... Разве это наше солнце? Зеленоватое, маленькое, тусклое. Незнакомое.

Было довольно жарко, но чувствовалось, что тепло исходит откуда-то сбоку. Мы стояли на краю огромного озера.

Минуту мы не шевелились и не разговаривали. Потом я осторожно спросила:

– Сим, а что теперь?
– Нуууу... Пошли...
– Куда?
– Чувствуешь, что нас куда-то зовут?
– Ага. Но я боюсь!

Наши ноги по щиколотку утопали в мокром серо-голубом песке, в лицо дул горячий ветер. Дышалось довольно легко, но сухой воздух обжигал горло.

Мы шли и шли – не знаю, зачем и куда. Происходящее было похоже на тягостный сон, и я несколько раз украдкой больно щипала себя за ногу – а вдруг получится проснуться?

"Почему, почему мы опять сунулись на этот берег? Надо было вообще уехать с этой дурацкой дачи! И бабушке с дедушкой сказать, чтобы туда больше не ездили", – думала я. Но вслух ничего не говорила.

Через какое-то время, когда мы уже довольно сильно устали и захотели пить, что-то поменялось. Вдалеке мы смутно углядели что-то белое, лежащее у самой кромки океана.

– Побежали туда! Посмотрим, что это, — сказала я брату.

Мы помчались, увязая в зыбучем сером песке.
На берегу ничком лежал малыш лет пяти-шести. Круглоголовый, ушастый, коротко стриженный.

– Ээээй! – Симка осторожно потряс мальчика за плечо, – что с тобой?

Мальчик открыл глаза и издал слабый стон.

Было видно, что он очень рад нашему появлению, но слишком слаб, чтобы приподняться нам навстречу.

– Домой хочу, – застонал мальчик, – и пить очень хочется...
– Как тебя зовут? – спросила я встревоженно. Мне показалось, что малыш умирает.
— Витя.
– А как ты здесь оказался, Витя?
– Я на берегу землянику собирал. С няней Ирой. Увидел гнездо какой-то птички. Я потрогал птенчиков... И сразу здесь оказался...

Мальчик заплакал. Он понял, что от нас явно не будет никакой помощи – мы, хоть и старше, но тоже ещё слишком малы, чтобы придумать план спасения из чужого мира.

– Витюша, не плачь! Вот увидишь, инопланетяне отпустят нас назад! – уверенно сказала я.

Симка энергично закивал.

– Эй, вы, инопланетяне! - хрипло выкрикнул он, – хватит уже нас здесь держать! Чего вам от нас надо на этот раз?

Ответ поступил в наши головы сразу: мы должны бросить Витю лежать на берегу. Одного. Как только согласимся – сразу вернёмся домой. Если не уйдём – навсегда останемся здесь, вместе с ним. И умрём от голода и жажды. Спасать нас никто не станет.

Мы обменялись взглядами и без слов пришли к единому мнению: бросить Витю одного здесь – немыслимо.

Зелёное солнце начало поднялось повыше и начало припекать. Горячий ветер по-прежнему дул в лицо. Причём я заметила одну особенность – если мы пытались отвернуться, ветер тут же менял направление, словно кто-то разворачивал невидимой рукой гигантский фен.

Наши лёгкие футболки промокли от пота.

– Сима, Сима, придумай что-нибудь! – шептала я в отчаянии.

– Что я могу придумать? Пропали мы с тобой...

Мы сели на песок и гладили Витю – по плечам, по рукам, по голове. Так иногда перед сном гладила нас мама, когда хотела, чтобы мы расслабились после тяжёлого школьного дня.

– Знаешь, вот я всегда думал: куда, интересно, деваются пропавшие дети? Ну, те, которых так и не нашли... Оказывается, они попадают на другую планету...

Мы опять замолчали.

– Какая тут страшная вода, – задумчиво сказал брат. – Как будто это не вода вовсе. Я даже боюсь её трогать... Пить её точно нельзя.

Я тоже боялась. Жидкость была похожа на грязь. Она слабо и мерно колыхалась, словно кто-то гигантский дышал под водой: "Хлюп-хлюп, хлюп-хлюп".

Мы продолжали сидеть. Витя, казалось, заснул.

– Сим, как ты думаешь, наша мама будет сильно плакать, если мы отсюда не вернёмся?

– Мама не будет сильно плакать, – медленно ответил брат, – если мы не вернёмся, она просто не сможет жить. Она не умрёт, будет вечно ждать нас, но это будет не жизнь.

Брат говорил как взрослый – и вот тут-то мне стало по-настоящему страшно. До сих пор мне казалось, что стоит лишь крепко зажмуриться, и приключение закончится само собой, как компьютерная игра. А после слов Симки я вдруг отчетливо увидела: всё всерьёз. Мы можем провести в этом странном и страшном месте много-много часов и дней. И умрём от жажды. Никто нас не найдёт...

"Нет, не может быть! Я же не в фантастическом фильме снимаюсь! Я обычная девочка! – в отчаянии подумала я, – с какой стати я тут оказалась?"

Брат сидел на песке по-турецки, слегка раскачиваясь взад-вперёд – он всегда делал так, когда нервничал. Мама даже водила его в детскую поликлинику к врачу-неврологу.

Мама... Поликлиника... Я зарыдала.
Витя открыл глаза. На губах у него пузырилась пена.

– Вы не уйдёте? – спросил он жалобно.
– Не уйдём, – ответил Сима.
– Честно-честно?
– Честно-честно...

Я заплакала в голос. В этот миг что-то поменялось.

"Эксперимент окончен" – словно сказал кто-то в моей голове. Но не словами, а... Ну, не знаю. Просто я это поняла.

И через мгновение мы оказались на берегу нашей родной Окаянки.

Витя стоял рядом с нами – нормальный здоровый ребёнок, никакой пены на губах.

– Ой, – сказал он растерянно, – я здесь заснул, да? Мне такое снилось! Страшное! Как в мультике! И вы мне снились оба. А где моя няня Ира?

Няня Ира уже ломилась сквозь кусты с истошным криком:

– Витя! Куда ты залез, я же с ума схожу!

Витя поспешно ринулся на этот зов и исчез.

...Мы провели в ином мире много часов, но бабушка с дедушкой даже не думали беспокоиться. И обед ещё не был готов. Сколько же мы отсутствовали здесь? Получается, не больше часа? А меж тем мы были зверски голодны, словно не ели целые сутки...

Отсыпались и отъедались мы два дня, не меньше. Выходить с участка не хотелось – вернее, было очень страшно.

...А в конце июля ОНИ нас позвали.
Внезапно очнувшись на рассвете, мы почувствовали: в этот раз нас не заманивают, а вежливо приглашают.

Я села на кровати. Сима тоже не спал.

– Пойдём? – спросила я.

– Ох, как не хочется... – ответил брат, – но вроде как надо. Эксперимент должен быть завершён. Это ОНИ сами так мне сказали.

Мы быстро оделись и выбежали на улицу. В предрассветном тумане пробежали по садовой дорожке до задней калитки. Соседский Джим за забором из сетки-рабицы резво выскочил из своей будки, затявкал, но быстро учуял знакомый запах; угомонился, принялся шумно греметь цепью и зевать во всю пасть.

Мы начали спускаться к реке по скользкой от росы тропке. Комары зудели над ухом, где-то в зарослях скрипел сонный коростель.

Нас опять встречал кокон-яйцо – без окон, без дверей. На этот раз он не притворялся маленьким: возвышался над кустами в полный рост. Подходить к нему было страшновато, но мы чувствовали: сейчас нам не причинят вреда. Я ощущала уважение со стороны этих непонятных экспериментаторов.

Как только мы прикоснулись к стенке кокона, нас снова – как и в первый раз – втянуло внутрь.

Часть кокона в этот раз была превращена в подобие экрана: кажется, сейчас нам предлагали посмотреть фильм.

На экране плескалось и хлюпало знакомое нам озеро.

– Это мы, — прозвучал голос в наших головах.

– Вы – это озеро? – уточнил вслух Сима.

– Совершенно верно.

Мы с Симкой переглянулись и деликатно промолчали. Чего только ни бывает на свете! В конце концов, фантастики мы прочитали и посмотрели немало... Ладно, озеро так озеро. Что тут особенного?

Затем камера показала трясогузку, бегающую по краю нашей Окаянки. Птичка суетливо отыскивала в прибрежной траве прокорм для птенцов, покачивала черным хвостиком.

– А это, – сообщили ОНИ, – наши биороботы, последняя модель. Вы называете их трясогузками.

– Ой, – воскликнула я, – надо же!

– Мы провели эксперимент со случайно выбранными представителями земной расы – с вами – и получили некоторые сведения о разумных жителях планеты. На основании вашего поведения мы сделали выводы: вы не бросаете в сложной ситуации себе подобных. Это очень важный показатель эволюции. Ваша планета занесена в список планет с высоким уровнем развития эмоционального интеллекта.

– Нуууу, – ответил правдивый Симка, – если честно, то мы, люди, не все такие... Это просто так получилось…

– Неважно, – совершенно по-человечески вздохнули инопланетяне, – данный эксперимент окончен. Благодарим вас за участие. Планете под местным названием Земля будет присвоен особый код – "неприкосновенная". Это значит, что на планете проживают существа с большим потенциалом. С этого момента планета находится под нашей защитой. Ещё раз благодарю вас и приношу извинения за доставленные неудобства.

...И всё закончилось. Мы с братом стояли посреди поляны. Светало. На ногу мне сел комар и впился хоботком в голую щиколотку. Я хотела его прихлопнуть, но брат остановил меня.

– Не надо! А вдруг он тоже разумный биоробот?

– Ох уж! Бежим домой, пока эти биороботы нас совсем не загрызли! – сказала я.

– Бежим. Только вот что, Лиз. Давай договоримся: не будем в этом году писать правду в сочинениях на тему "Как я провел лето". Конечно, можно сказать, что мы с тобой спасли планету...

– Ага... Сказать-то можно. Только кто ж нам поверит?