Халява

Пелагею Никодимову провожали на кладбище всей деревней. Нет, она не была председателем колхоза или секретарём сельского совета. Она даже не работала в родной деревне и уж тем более не числилась в партии. Она была одинокой женщиной, которая прошла всю войну и умерла в очень почтенном возрасте, не имея ни дочери, ни сына, ни даже дальних родственников. И похоронили бы её совершенно обыденно, не окажись в это время в деревне человека из райкома партии. Он заглянул сюда к своей родственнице по линии жены, которая работала в совхозе профсоюзным руководителем. Дорогой гость сидел за столом и слушал, как нескончаемо тарахтит женщина. Поручение жены он выполнил, навестив родню, и собирался уже на выход, когда в дверь постучали и на пороге появился её сосед.
— Михаловна!
Обратился он к ней.
— Никодимиха померла!
— Как померла?
Не сразу поняла его соседка и повернулась, пожав плечами, к родственнику.
— Что, ты не знаешь, как отходят в мир иной? Бабы два дня не видели её на колонке, заглянули домой, а она готова. Что делать будем? Надо ж схоронить! Все-таки ветеран войны!
При этих словах партийный лидер посмотрел на Михайловну и сказал:
— Надо бабулю похоронить со всеми почестями, как полагается участнику войны. Выделите, Наталья Михайловна, на это средства, выделите. Не так уж много осталось их среди нас.
Профсоюзный руководитель и рад был бы спустить, как обычно, это дело на тормозах, но слово не воробей, тем более сказанное на таком высоком уровне и при посторонних.
— Ладно, Петрович! Что мы, не люди, оставим бабулю на лавке? Раз ты пришёл, тебе и карты в руки! Назначаю тебя организатором похорон.
Поддержала Михайловна родственника.
— Да ты что, соседка? Я всю жизнь в коровнике про горбатился, а здесь организатором?
Стал отказываться мужчина, но, поймав на себе строгий взгляд начальства из района, тут же согласился, с одним условием:
— Дай тогда в помощники хотя бы Пряхину Валю и Ткачёву Нинку, один не осилю.
— Хорошо! За деньгами придёте ко мне в кабинет. Я скоро! И смотрите, отчитаетесь за каждую копеечку,
Предупредила предпрофком, и Петрович исчез также внезапно, как и появился. Провожая родственника до автомашины, Михайловна по-свойски ему призналась:
— Зря мы это затеяли! Нажрутся полдеревни и передерутся. Закопали б по-тихому!
— Ничего, ничего! Посевная закончилась, скоро сенокос. Люди и так без выходных работают, а здесь повод. И мы с тобой о ветеранах думать должны? Должны! А то не о чем сказать будет на отчётном.
Заключил райкомовский работник и, сев в автомобиль, умчался.
— Тебе хорошо давать указания. А я тут расхлёбывай!
Вслед уезжающему родственнику пробурчала Михайловна. Но делать было нечего. И она направилась в сторону конторы, у которой уже ожидали её организаторы похорон.
— Так!
Говорила она, открывая железный сейф, в котором находилась касса взаимопомощи:
— Купите ящик водки и ящик вина, селёдки, консервочек, сырку, печенья, конфет, в общем, всего понемногу. Не свадьба. Выпили, помянули — и хватит! Понятно?
— Хорошо! Хорошо!
Кивая головами, соглашались активисты, но, выйдя из кабинета начальства, Валентина, которая была старше годами своих коллег, распорядилась по-другому.
— Короче, Петрович, бери деньги и дуй к Лявонихе за самогоном. Фляги хватит, я думаю. И на тебе могилка. А ты, Нин, в столярку насчёт гроба и собери баб к Никодимихе, надо будет собрать бабку да сегодня же и схоронить. И так два дня лежит на лавке. Ну, а я организую столы, закуску, в общем, всё остальное. Встречаемся у покойной.
Организаторы, поделив выданные деньги, разбежались в разные стороны, и уже к двенадцати часам дня всё было готово. Похоронная процессия, положив усопшую в гроб, двинулась к кладбищу, которое находилось за деревней. Церемония прощания длилась недолго, без траурных речей и слёз, необходимых в такой ситуации. Впереди были поминки, и этот ритуальный обряд решили единогласно провести в клубе, где уже всех ожидали накрытые столы. Закопав деревянный крест, народ дружной толпой двинулся к месту проведения поминок. За столом, за отсутствием родственников у умершей бабули, первое слово взял председатель колхоза. Специально для этого оторвавшись от текущих дел.
Для него отдельно нашлась бутылка водки. Коротко напомнив присутствующим имя и отчество покойной, а также пожелав ей земли пухом, он залпом выпил и поспешил удалиться, дабы не стеснять народ, не забыв при этом, как и полагалось в таких случаях, назначить ответственным за мероприятие зоотехника колхоза Сидоренко. Тот, согласившись, кивнул головой, и церемониал продолжился.
— Петрович! Скажи теперь ты речь! Кто у нас сегодня главный организатор?
Торопили голоса активиста похорон. Тот поднялся, покряхтел, вспомнил хорошим словом односельчанку и тоже выпил. Народ последовал его примеру.  После этого люди ещё поднимались, что-то тоже говорили, но мало уже кто прислушивался к этим речам. В это время Петрович, который сегодня перед тем, как купить самогон, не раз попробовал его на вкус, ослаб на прочь. Осмотрев грозным взглядом клуб и скрипнув напоследок, зубами он уткнулся лицом в салат, стоявший рядом с ним. Но, не заметив такой потери, поминки продолжились без его участия, скорбных речей и воспоминаний. Кто-то из старшего поколения завёл поминальную песню, которую народ тут же поддержал, а закончив её, начал следующую, но уже немного веселей. Не прошло и часа, как за столом слышались совсем не поминальные ритмы. Вскоре на сцене появился магнитофон с танцевальной музыкой. И молодёжь, да и не только, абсолютно забыв назначение мероприятия, принялась танцевать. А те, кто потяжелее, подпевая, помогал им из-за стола. Кульминацией банкета стал тост Петровича, который проснулся от шума и выкриков танцующих. Подняв голову из тарелки салата, он никак не мог сообразить, где находится, кем и на какое мероприятие был приглашён. Наконец из колонок магнитофона он услышал долгожданную подсказку:
«Обручальное кольцо, не простое украшение, Двух сердец одно решение, обручальное кольцо!»
Он набрал воздуха в лёгкие и что есть мочи прокричал:
— Горько! Горько!
Валентина, сидевшая по воле случая рядом с Петровичем, услышав этот тост, хотела повернуться, чтобы возразить говорившему, но соскользнула со стула и с грохотом завалилась на пол. Сельский клуб вначале притих. Кто-то выдернул шнур магнитофона из розетки, и тот, прохрипев для приличия, тоже замолчал.
— Я так и предполагала всё!
Раздался в наступившей тишине голос Михайловны, которая наблюдала за происходившим, стоя у входа.
— Да он просто нажрался, как свинья! Дорвался до халявы!
Крикнул кто-то из зала, чтобы разрядить обстановку, и это было единственным правильным решением для оправдания данной ситуации. Тут же молодые люди подхватили под руки очумевшего от самогона Петровича и поволокли к выходу. Женщины снисходительно запричитали о нехорошей выходке односельчанина и также поспешили ретироваться. Люди, распихивая по карманам недопитое спиртное, стали медленно расходиться по домам с чувством глубокой досады за мероприятие, испорченное недостойной выходкой Петровича, оставляя после себя горы мусора и профсоюзного лидера с глубокой и не совсем идейной мыслью в голове:
— Нет, не умеют наши люди скорбеть тихо! А может быть, и правильно! От этого любое горе не станет меньше, а наша жизнь лучше!