Стоит ли вешать жизнь на тряпку? Глава 4

                Опять ночные

   Теперь дополню про ночные прыжки. Всё как днём, только после команды «Подъём» все встают и включают фонарики, который у каждого закреплён на запаске, если она впереди, или на грудной перемычке, если запасной парашют у Вас в основном ранце   сзади. Далее правило, все отделяются одинаково, как правило, ложась на поток. Обязательное условие, Вы должны уже владеть телом и уметь, не видя линии горизонта, стабилизировать своё падение. Это я рассказываю для спортсменов, которые прыгают с ручным раскрытием. Десантникам, прыгающим на верёвке проще. У них за них всё делает стабилизирующий парашют, поэтому особо можно не заморачиваться.

   Мне трижды приходилось приземляться на лес, причём два раза в одну прыжковую смену. Дело было так. К нам на аэродром в Храброво привезли на ночные  прыжки морскую пехоту. Сразу скажу, отношение руководства к матросам меня просто поражало. Для примера — несколько смен они у  нас сначала прыгали днём. Был ветер 8-10  метров в секунду, и начальство всё равно приняло решение проводить прыжки, мол, у них горит план.

            В итоге, несколько ребят поломало ноги, у троих сотрясение мозга. Попали спиной на полосу, шваркнуло головой о бетон, их тоненькие шлемы не обеспечивают полноценной защиты головы, не то, что наши каски.  Я понимаю,  были бы это учения или настоящая война. Там надо прыгать в любых условиях, но здесь - то зачем народ гробить?

    В общем, в ту ночную смену народу привезли как никогда много. Мне показалось человек 200. Бросал всех с АН-2 полковник Падра. И нас спортсменов было несколько человек. В подъём нас допускали крайне неохотно, т. к. если я садился в самолёт, то какой-то десантник оставался на земле, поскольку я занимал его место. Поэтому Николай Семёнович брал нас с собой не более одного человека. На земле при осмотре парашютов инструктаж  выглядел так: сначала выскакиваю я, поскольку с ручным раскрытием, потом 8 морпехов и замыкающий полковник Падра. Но ему-то надо успеть приземлиться, добежать до старта, одеть новый парашют,  который для него укладывало специально обученное лицо. Провести осмотр и инструктаж очередного подъёма. После чего загнать всех пинками в самолёт, выбросить, и этот «марафон» для него повторялся сначала.

   Но на самом деле всё выглядело по-другому. Когда легли на боевой курс, и открылась дверь, я встал, готовясь выскочить первым. А Николай Семёнович вдруг мне ухо орёт: «Первым пойду я, а выпукающим пойдёшь ты. Пинай их с интервалом не более трёх секунд. Не успел я как следует переварить эту «новость», как Падра заорал «Пора», и только его ноги мелькнули. Соответственно я стою перед дверью, за которой темнота, а передо мной 8 десантников с ожидающими «пендаля» лицами. Кричу: «Чего встал?

              Пошёл!» - и хлопаю первого по плечу. Он как-то не очень охотно, я бы сказал, с ленцой» выполнил мою команду, и вышел на свежий воздух. Конечно, одно дело, когда тобой командует бравый полковник, и совсем другое, когда тщедушный лейтенант, у которого на морде лица написано, что он тоже боится. Это было видно даже не по лицу, а по моей позе с судорожно ухватившимися за трос вверху руками.

   Я ведь даже днём никого не выпускал, а тут всё впервые и сразу ночью. Как бы-то ни было, семерых  выпихнул, а вот восьмой, такой же «толстый» как и я, только выше на голову, почему-то встал у двери, высунул голову и что-то стал там высматривать внизу. Только с третьей команды «Пошёл» и пинка под зад он покинул борт самолёта. Я посмотрел, что передо мной никто не маячит, резко толкнулся и полетел в темноту.

           Хотя это был мой всего лишь 44 прыжок, тело привычно легло на поток. Падаю 5 секунд, левой рукой дёргаю кольцо, рывок, всё «абге махт» по ощущениям. Парашют у меня Т-4м, руки на клеванты, управляется хорошо, только, блин, почему огни полосы так далеко? Развернулся на них, лечу, как дела у остальных и где они не вижу. Всё внимание приковано земле. Я же кроки своего аэродрома знаю, а там небольшой лесок с высокими деревьями — это я уже в сладостном предчувствии, где придётся приземляться.

    Поправляю горящий фонарик под резинками запаски пытаясь, чтобы он хоть немного светил вниз. Руки волнуются, дрожат, ничего не получается. Как-то на интуиции почувствовал, что подо мной деревья. Зажимаю ноги, руками защищаю морду лица, жду — куда меня «кривая вывезет?» Яйца сжались и ждут, пропорет их сук или  не пропорет? Ощущаю как ветки пошли по ногам. Проваливаюсь ниже, готовый повиснуть на зацепившихся за деревья стропах парашюта. Но Бог миловал, довольно больно шлёпаюсь ногами о землю, падаю на бок, рядом ложится купол.

    Посветил фонарём, что всё нормально. В поле зрения попадает ствол крупного дерева, за крону которого я задел, но не зацепился. Чётко помню мысль: «Хорошо - здесь деревья растут редко. Если бы приземление было ближе к домику ДС, где у нас экипаж сидит в постоянном недельном дежурстве, так бы легко не отделался, там лес погуще. Собираю парашют, и рысцой направляюсь в сторону старта. По дороге догоняю двух десантников, которые громко делятся впечатлениями от прыжка и никуда не торопятся.

            Спрашиваю: «Мужики, нормально?» Они мне: «Нормально, тов. капитан». Блин, раз обозвали лейтенанта капитаном, значит точно им стану. Но мне надо торопиться, у меня ещё один уложенный парашют припасён. Хотя удовольствия от прыжка никакого, кроме морального удовлетворения, но хочется прыгнуть ещё.

     Прихожу на старт, Падры нет. Он уже в воздухе со следующим подъёмом. На меня особо никто не обращает внимания, все заняты делами. Укладываю в сумку свой парашют, нахожу второй — уложенный. Подхожу к прапорщику Ване Задесенцу, который МС СССР и старший на старте, говорю: «Я готов в следующий подъём». Он: «Хорошо, одевайся». Быстро набрасываю через верх на себя основной купол, пристёгиваю запаску, подхожу к нему на осмотр. В это время над нами уже идёт выброска. Минут через 5 из темноты прилетает на УТ-15 Падра.

           Приземляется прямо на парашютный стол, тут же сбрасывает парашют, одевает новый и кричит: «Кто со мной?» Иван показывает на меня. Николай Семёнович машет рукой: «Пошли». Рысцой подбегаем к очередному подъёму десантников, которые уже осмотрены и стоят в шеренгу. Пока Падра проводит короткий инструктаж, подруливает АН-2. Не выключая двигатель, производим посадку, и сразу пошли на взлёт. «Да, конвейер отработан», - мелькает мысль.

   Николай Семёнович пристёгивает за трос вверху десантникам фалы, которые после выхода из самолёта расчековывают прибор КАП-3. После чего через три секунды у них начнут открываться основные купола. Встречаемся с ним взглядом. Он кивает: «Как в прошлый раз, ты замыкающий». Хотя для меня это морока и лишняя «головная боль», но доверие окрыляет, тем более радует, что мы обходимся без слов. Звучит сирена «На боевом». Падра открывает дверь, показывает: «Встать и включить фонарики на запасках».

              Я перехожу в позицию за него. Действую несравненно более уверенно, чем в первый раз. Успеваю заметить, что высоту ещё не добрали, высотомер показывает 950 метров. Звучит сирена «Пошёл», но у Николая Семёновича свой расчёт. Где-то лишь через 5-7 секунд он покидает борт. Жду 5 секунд, так он велел при инструктаже и показываю первому «Пошёл». Парень без промедления выполняет команду. Дальше все дисциплинированно выходят на свежий воздух с интервалом 3 секунды, кроме меня. Я вываливаюсь сразу за пред крайним десантником, крайний — это я. В парашютном спорте никогда не говорят слово «последний» - «последний подъём, последний прыжок» - правильно «КРАЙНИЙ».

    Кстати, на десантных парашютах типа Д-1-5у или Д-6 различных модификаций у меня количество прыжков можно пересчитать на пальцах одной руки. В училище мы прыгали на квадратном ПД-47. А в боевом полку учли мои 17 прыжков по сравнению 4-6 у моих однокашников и мне сразу дали условно спортивный Т-1, который в момент раскрытия был абсолютно круглый.

            А уже после раскрытия полагалось рывком или рывками расчековать три щели, но если плохо пообедал, то фигушки — хрен ты их расчекуешь. Но если операция удавалась, то это давало иллюзию управляемого спуска — скорость по горизонту метра 3-4 и возможность развернуться к ветру задом, если изображаешь прыжок на точность приземления. Самый сложный парашют, из тех, что довелось мне прыгать — это УТ-15.

            Перегрузка в момент раскрытия достигает 16-18 g, если спина травмирована — это вообще «жесть», и очень капризен — не терпит резкой работы клевантами. Мой начальник ПДС полка капитан Данилов на 400 — каком-то прыжке сломал на нём спину. Я уже думал завязывать с прыжками, как появился парашют-крыло ПО-9, сначала второй серии с рифовкой, потом третьей — со слайдером.

    Когда я на нём прыгнул первый раз, сказал себе: «Вася, тебе повезло — это парашют для пенсионеров, на нём можно прыгать хоть босиком, если умеючи, разумеется. Потом были прыжки на нашем спасательном С-3-3, ПТЛ, ПО-17, но до современных  скоростных парашютов типа «Парафойла» и пр. руки, точнее ноги, так и не дошли — дорогие, зараза.

                «Лётчики» прыгают
 
  А время, когда спортивные парашюты входили в имущество аэроклуба или АТСК, похоже, канули в лету. Сейчас все прыгают на своих личных куполах, которые отличаются от парашютов, типы которых я перечислил, как «Москвич» старой марки отличается от BMV или «Мерседеса». И пару слов о надёжности парашютов. Самыми «дохлыми» в отношении были УТ-2р и УТ-2к. У нас не обходилось практически ни одной смены, чтобы кто-нибудь не отцепился. Помню характерный случай. Прыгал транспортный полк, точнее, его сборная, где все были МС или КМС, а также несколько человек приехало на прыжки с Чкаловска с полка ТУ-22р.

     У нас в 35 ОАЭ была предварительная подготовка. Я, естественно,  с неё сбежал, успел сделать один прыжок, как в следующем подъёме начальник ПДП 15 одрап капитан Карасёв (Карась по — простому) вынужден был после безуспешной борьбы за нормальное раскрытие основного купола марки УТ-2к из него выскользнуть на 100 метрах. Запаска у него раскрылась метрах на 30, и он сразу приземлился. Прошло 10 минут, как мы увидели несущуюся через полосу чёрную «Волгу» начальника штаба авиации Балтики генерала Двинских.

           Как только она остановилась возле нас, полковник Падра скомандовал «Смирно» и доложил: «Тов. Генерал с лётным составом проводятся парашютные прыжки, всё по плану, происшествий не случилось». Двинских: «Как это не случилось, а это?» - и он показал руками на Карасёва.

    Николай Семёнович, не моргнув глазом: «Это всё планово. С этим типом парашюта из 100 прыжков, согласно его ТТД, шесть заканчиваются подобным образом. Это как раз шестой прыжок, так что всё по плану».Генерал не нашёл что сказать на эту навешанную ему на «уши лапшу». Тогда он произнёс: «Хорошо, покажите мне лётный состав,  кто у вас прыгает?» А из лётчиков там я был один. Сразу понял, что дело - «швах!». Я же должен сидеть на предварительной подготовке. Тут же развернулся и как на стометровке побежал через полосу.

            Падра же моего этого моего «старта» не видел и говорит: «А вот старший летчик капитан Чечельницкий», - поворачивается, а я галопом удаляюсь, только «пыль из под копыт». Двинских: «Так куда же он?» А ему кто-то отвечает: «Да он никогда генерала живого вблизи не видел, вот и испугался, теперь хоть бы до туалета успел. Потому так и бежит».

            Все засмеялись, и инцидент был исчерпан. А я как раз успел на контроль готовности. Если бы не Двинских, то наверняка опоздал бы, т. к. увлёкся и контроль за временем потерял. Но не будем «о грустном», к тому же  я отвлёкся от своего второго в жизни ночного прыжка.

            Опять на лес — никакой «фантазии», блин

    Первый, как Вы помните, получился на деревья. Второй по странному совпадению тоже. Впрочем, почему странному? Сам виноват. Я уже написал, что когда полковник Падра оставил меня наедине с десантниками- морской пехоты, я вёл себя намного более уверенно чем в первый раз. Мне удалось, несмотря на мой тщедушный вид, сделать «зверзское» выражение лица, и через раз кроме обычной команды «Пошёл», добавлять слова-связки, типа «Пошёл, бляха-муха!», подкрепляя это  хуком с правой руки со «всей дури», но ладонью, в плечо или спину очередного кандидата погулять под звёздами.

            А поскольку я хоть и «хилый», но КМС по боксу, удар получался при отделении чувствительный. Некоторые вылетали как пробка из шампанского, не успев сказать слово «мяу». Вообще-то, за такую выброску потом морду бьют, но это если днём. А ночью кто ж меня опознает, блин?

    Эта самоуверенность, что я уже «крутой выпускающий» меня и погубила. Я поторопился выйти, и только положил левую руку на кольцо, как почувствовал, что меня переворачивает на спину. Дальше последовало ещё пара непонятных кульбитов, пока меня дошло, что сейчас будет классический штопор. Дальше времени на раздумья
 не было. В ушах засвистел воздух. Это когда к концу 10 — ой секунды парашютист завершает разгон, скорость набрана, и можно крутить комплекс.

    Я подтянул под себя руки-ноги, потом резко раскинул, не забыв прогнуться. Полёт, точнее падение пошло стабильно, но высоты я потерял много. В итоге, не долетел до старта ещё больше, чем в первый раз. Дальше опять «картина маслом» - зуд в яйцах и ожидание - «напорюсь или не напорюсь».

            Дуракам везёт, пронесло и в этот раз, правда парашют зацепил за ветки высокого, но не пирамидального тополя. Ветви у него хрупкие, сломались, и вместо того, чтобы повиснуть метрах на десяти, я чувствительно врезался ногами и задом в родную матушку-землю, чему был несказанно рад. Потёр то, что болело, пощупал то, что спереди могло напороться на ветки. Убедился — всё на месте, точно пронесло — и вот только тогда смог глубоко и ровно задышать.

    А когда пришёл на старт, узнал, как повезло нач. РЭБ транспортного полка капитану Гере Шилину. Он боковым кольцом на комбезе, что предназначено для крепления фалы ножа, нанизался на остриё металлической треноги, стоящей зачем-то недалеко от полосы. Сантиметров бы 10-15 правее, и он бы сел на него задним отверстием. Да, в «рубашке родился парень», но Герман после этого случая навсегда оставил прыжки. Вот она непредсказуемая цена прыжков ночью. Ну, и закончить ночную тему хочу описанием ещё одного прыжка, в котором посчастливилось участвовать.

    Я уже писал в одном из рассказов на парашютную тему, что у Николая Семёновича Падры была небольшая «странность», которой не было больше ни у кого из больших начальников, во всяком случае я не слышал. Периодически, в наборе высоты, когда  до точки выброски ещё пилить и пилить, и народ, в основном, «кемарил», чтобы даром время не терять, он вдруг делал «квадратные глаза», орал: «За мной» и тут же покидал самолёт прямо в развороте. Остальным ничего другого не оставалось, как следовать за начальником.

              Ну, дальше кому как повезёт. Мало того, что прыжок как правило выполнялся с малых высот. Надо было очень быстро оценить обстановку, где ты, как ветер, принять решение с учётом подстилающего рельефа, и главное — это твоё решение успеть реализовать. Честно скажу, в первый момент бывало страшно, но в итоге, мы его ученики, приобрели такую психологическую закалку по действиям в неожиданных экстремальных ситуациях, что это дорогого стоит.

    Я знаю, в том, что я ни разу не струсил и в общем, достаточно чётко действовал во всех ОСП (особых случаях полёта), которых было много за все 37 лет лётной работы, огромная заслуга школы  начальника ПДП ВВС Балтики Николая Семёновича Падра, которую я прошёл под его руководством, за что ему большое СПАСИБО. Так вот, один прыжок был ночью. Мы выскочили на высоте 1200 метров над северной оконечностью аэродрома Храброво.

              С одной стороны разум подсказывал простое решение лететь в сторону полосы  и аэродрома, и приземляться в темноте. Некоторые так и сделали. Но большая часть нас выбрала другое решение, которое оказалось более надёжным и правильным. Мы полетели в сторону освещённых прожекторами складов базы, огороженных колючей проволокой. Там было сложно приземляться, но всё было видно, а значит под контролем. Так, листаем парашютную книжку дальше. Смотреть интересно: записаны № по порядку, дата, цель прыжка, тип ЛА и высота.