Седьмая любовь Капитолины 9

Эти скандальные события были по-восточному цветисто и кудревато освещены в газете «Соплеменник», в народе именуемой «Сопли», молодым и дерзким журналистом Митей Коровиным и распространены в сетях интернета.
И книга Капитолины Тёмной «Жизнь в гареме» стала настоящим бестселлером и мгновенно разошлась большим тиражом.
А Фридхоф тут же напечатал отвергнутый им роман «Любить по-тевтонски». И он тоже тут же исчез с книжных прилавков. Народ хотел знать всё о писательнице, побывавшей в гареме!
Вот тогда и сказал свою знаменитую фразу про тираж и скандальчик мудрый писатель Бролер и добавил: «Надо будет подумать и о своем!» И, не теряя времени, собрал некоторые сплетни об известных людях, непристойности придумал сам, литературно обработал их в своей свободной и развязной манере, используя подлинные имена, – назвал роман «Забытое ботало» и отнес в издательство. Роман тут же был напечатан. Но ожидаемого скандала не получилось. Те, про кого написал Бролер, его книг не читали.

А у Капитолины Тёмной во всех книжных магазинах вовсю шли встречи с читателями.
Попугай Ара, усыновленный издательством, присутствовал на них. Сидел рядом в клетке. И даже вступал в дискуссии с читателями.
Народ хотел знать подробности! И Капа давала их, рассказывая интересные и пикантные случаи из своей жизни в гареме.
Особенным успехом пользовались истории о страшных казнях строптивых наложниц в пуфе-«росянке»!
Их народ слушал, затаив дыхание…
Попугай же возмущенно ходил по клетке и однажды не выдержал и заорал, прервав воспоминания писательницы:
– Вр-р-ранье!
– Это не вранье! – заткнула его Капа. – Это – цветение моей фантазии.
– Ва-а-у! – с иронией закричал попугай. Зрители с интересом посмотрели на него.
– И чем цветет ваша фантазия? – с почтением спросил писательницу кто-то из зала.
Капитолина Кузьминишна растерялась...
– Сиренью – черемухой?.. – доброжелательно подсказали ей. И со всех сторон понеслось:
– Белоснежной вишней…
– Яблоней в цвету...
– Махровым цветом...
– Плесенью!
– Плесенью? – поморщилась Капа.
– Да! Черная гниль! Убийственно красиво цветет!  Ее цветение утонченнее цветения белоснежной вишни... – воскликнула молодая девушка и даже руки к груди прижала.
– А серая гниль! – воодушевился пожилой книголюб со значком «Почетный микробиолог» на лацкане пиджака. – Она о-очень элегантна! Скрывает вульгарную яркость ягоды под нежным, пушистым, дымчатым пухом, делая ее туманной и загадочной... С такой надо осторожней... – он говорил мечтательно. – На отдалении... Такая в своей любовной привязанности опасна!
– Плесень благородна! Херес!
– Плесень экстравагантна… Сыры...
– Да-да! Люблю! – включилась и Капа. – Рокфор, Сент-Агюр, горгонзола!
Но ее уже не слушали, оборотясь к микробиологу.
– А хлебный квас? А дрожжи...
– А пирожки?
– Да-да! Друзья! Плесень спасительна! Пенициллин! И живуча. Живучей, чем человек. Она может убить человека! – с энтузиазмом рассказывал он. – Мукор... Низший плесневый гриб!  Он – начало и конец нашей жизни...
– Стр-ррах! Уж-жасс! – вдруг гортанно крикнул попугай, и все испуганно замолчали: «Это будет пострашней пуфа-росянки!»
Стали расходиться.
Шли задумчивые... Мимо писательницы.
Никто не подошел за автографом. Только романтичная девушка, задержавшись у клетки с Арой, нежно провела пальчиком по прутьям и шепнула ему что-то ласковое…

– Что мне с попугаем делать? – пожаловалась Капитолина подруге Светке. – Срывает мои встречи. Одеяло на себя тянет!
– Так не таскай его на встречи!
– Фридхоф велит!
– А забери его к себе! Пусть дома сидит! – предложила подруга. – Всё-таки ты, как бы отчасти, повинна, что он без хозяина остался!
И в утешение ей рассказала анекдот: «Вы помните Рабиновича, который жил напротив тюрьмы? Так теперь он живет напротив своего дома!»
Это Капу не утешило, но настроило на снисхождение к попугаю.
Всё-таки, он тоже пострадал.