сказка о жизни русофоба Лёни. Часть 1
Изменил в ней имя главного героя на вымышленное имя.
предлагаю сказку вашему вниманию в виде аудиоверсии, записанной на катушечный магнитофон
Здравствуйте, дорогие радиослушатели!
Вы слушаете радиопостановку «Сказка о неком русофобе и его буднях». У микрофона Тихон Чикамасов. Привет!
Но в начале хочу сказать: проза мне наскучила, эпиграммы приелись. Сказки — это новый этап моего творчества, дебют. Я впервые взялся за материал такого типа. Сказка в духе М.Е.Салтыкова-Щедрина.
Буду рад получить ваши отзывы. Надеюсь что сказка поднимет вам настроение, а кое-кто узнает в ней себя.
Итак, поехали!
Вступление.
В славном городе Семи Колодцев, который затерялся в знойных Ближневосточных песках, жил-был инвалид с психическим заболеванием.
Проживает он там уже лет пятнадцать, перебравшись из славной Одессы. Перебрался-то перебрался, а душой, видно, остался там же, где и пуповину его некогда обрезали, да не до конца, а так, слегка подщипнули.
Так и осталась эта невидимая, но крепкая связь через "моря-пустыни, горы и долины". И питает она его не молоком материнским, а чем-то дугим, потому что он зачастую становится неадекватным, проявляет агрессивные черты поведения и передвигается вокруг колодца на полном приводе (на четырех точках опоры).
Жил инвалид-пасквилянт не как все люди. Мудрость великую в быте проявлял: когда солнце палило так, что камни плавились, переселялся он в пещеру, ибо там прохладнее. А когда ночи становились холодны, как сердце ростовщика, перебирался в один из колодцев, ибо там теплее. И так, скитаясь меж каменным чревом и земляной глоткой, мыслил он себя пророком в пустыне, а по сути был просто пожилым троглодитом с ноутбуком, трясущейся в мелком треморе головой и когнитивными расстройствами.
Основная часть. Будни и труды.
Просыпался наш несчастный "герой" с первыми лучами солнца, которое он недолюбливал за то, что светит оно России. Первым делом чесал руками свою знаменитую бороду – вместилище мудрости, уснувших зелёных мух и верблюжьих колючек, что цеплялись к ней во время его философских прогулок к отстойнику.
Расчёски он не признавал, ибо это орудие порабощения и унификации личности. Оттого шевелюра его походила на гнездо пустынного воробья, разорённое ураганом, а от всего его существа исходило такое «амбре», что даже скорпионы, проходя мимо его жилища, сворачивали в сторону, щелкая клешнями в знак протеста.
Утолив голод сухой лепёшкой, приготовленной на потной залысине соседа и мысленно послав проклятие русским блинам, инвалид приступал к главному труду своему – священнодействию. Открывал он свой ноутбук, добытый, по слухам, в обмен на три обещания:
- никогда не мыться,
- не причосываться
- и погружался в пучину творчества в любую погоду.
Пальцы его, похожие на высохшие корни мандрагоры, начинали стучать по клавишам, рождая то пасквиль злобный, то саркастический вирш. Писал он о России. О том, как все там – насекомые слепые, мухи глупые, что бьются лбами о стекло на закрытой кухне, алча свободы. А он, мол, свободен, как птица, сидящая в колодце глубиной в пятнадцать метров. Писал, пыхтел, потел от усердия, отчего «амбре» лишь усиливалось, приобретая нотки перезрелого сыра и философского фанатизма.
А когда персты его уставали стучать, "герой" предавался другому занятию — чтению чужих стихов. Найдя в сети Интернет творение, что казалось ему слабым, он немедля брался за перо дабы написать на него едкую пародию. И в этом деле он видел свою высшую миссию: не сотворить прекрасное самому, но указать другому на его несовершенство. Он был подобен старому, беззубому льву, который уже не может охотиться, но с наслаждением рычит на молодых и сильных, доказывая самому себе, что его рёв всё ещё имеет значение. И каждая удачная, как ему казалось, насмешка над чужой строкой питала его тщеславие лучше всякого финика, ибо в унижении другого он находил мимолётное собственное величие.
А был однажды случай, коий ясно обнажил всю суть его бытия. Решил как-то он, что ему необходимо «свежее вдохновение». Выбрался он из колодца и побрёл на местный Бедуинский базар, дабы узреть «радость свободной жизни». Увидел он торговца, продававшего сладкие, сочные финики. И захотелось ему фиников страстно, но денег, как водится, не было. Подошёл он к лавке, набрал в грудь воздуха (отчего торговец отшатнулся, будто от удара серной гранатой) и изрёк:
— О, сын пустыни! Даруй мне горсть фиников, дабы я, узник совести, мог подкрепиться для новых битв с Империей Зла!
Торговец, человек практичный, ответил:
— Битвы битвами, а финики — по десять шекелей.
Инвалид по голове, возмутился до самой глубины саоей спутанной души:
— Как?! Я, голос правды из колодца, обличитель тирании, должен платить?
Да мои посты в Facebook бесценны!
— За бесценное и платить не надо, — философски заметил торговец. — А за финики — надо.
Не солоно хлебавши, удалился наш бедолага. Но не сдался. Вернулся в колодец, сел за ноутбук и написал гневный трактат на семи страницах о том, как «в этом так называемом свободном мире даже элементарное человеческое сочувствие и поддержка инакомыслящего измеряются меркантильными шекелями! Всюду дух торгашества, всюду презрение к высокому! А в России… в России…»
Тут он задумался, пытаясь вспомнить, давали ли ему что-то даром в России, но память подвела, выдав лишь образ строгой продавщицы в гастрономе. Пришлось закончить абстрактно: «…А в России вообще всё плохо! И финики там невкусные!»
И, насытившись этой мыслью, он почувствовал себя сытым и правым. Вот так простое финиковое фиаско превратилось в его сознании в эпохальное подтверждение всех его теорий.
И вот, когда накоплялась у него критическая масса пасквилей, случалось чудо. Ветер, тот самый попутный ветер с востока, подхватывал и ароматы нашего калеки, и виртуальные перлы его, и нес через пол-земли прямиком в Россию. «Вот, – думал он, вдыхая знойный воздух, – донеслось. Чуют теперь, чуют правду мою!»
А в России в это время бабушка у открытого окна говорила: «Что-то ветерок несёт, плохо пахнет, будто мыши дохлые в подполье», – и закрывала форточку.
Вечерами, сидя на краю колодца и глядя на звёзды (которые он тоже подозревал в русофильстве, ведь они и России тоже светят), наш герой вел беседы с местными шакалами. Те выли на луну, а он – на Россию!!
Диалог получался оживлённый и взаимопонятный,даже без слов.
Выводы, или Отчего человек в годах гадости пишет.
А отчего же, спросит читатель, человек, проживший семьдесят пять зим, тратит остаток дней не на созерцание вечного, а на стряпню словесной отравы? Причины сокрыты в трёх колодцах его бытия.
- Первый колодец – Колодец Забвения. Он боится, что его забудут. И в Одессе, и в России, и в Семи Колодцах. А кого помнят? Того, кто либо добро великое сотворил, либо такую пакость устроил, что не вывести. На добро сил нет, а пакостить языком – всегда пожалуйста. Лайк, шер, проклятие – тоже внимание.
- Второй колодец – Колодец Оправдания. Всю жизнь свою он искал виноватых в своих неудачах. И нашёл. Огромная страна, идеальная мишень. Все беды – от неё. И переезд в пещеру – не бедность, а принципиальный протест. И немытость – не лень, а аскеза борца. И даже финик, не полученный даром, – не его жадность, а всемирный заговор против инакомыслия. Чем громче он ругает прошлое, тем праведнее кажется себе в настоящем.
- Третий и самый глубокий – Колодец Невозвращения. Он сам себя загнал в угол, в пещеру, в колодец. Признать, что можно жить иначе – значит признать, что пятнадцать лет он провёл в маниакальном бреде. Силы на такое признание нужны титанические. Проще продолжать. Писать. Злиться. Источать "Амбре". И ждать того самого попутного ветра, который донесёт до бывшей родины весть о том, что в песках, в колодце, сидит престарелый, больной человек и всё никак не может успокоиться.
Так и живёт он, пророк в собственном уме и троглодит в глазах остальных.
А невидимая пуповина тянется, без которой он уже и жить-то не может.
Ибо благодаря чей-то ошибке эта связь сохранилась, а без этой связи, пусть и столь уродливой, он – просто больной человек в глубокой яме, которого и шакалы-то всерьёз не принимают, и фиников ему не дают на базаре.
Вот и сказке конец, а кто слушал - молодец. До новых встреч, друзья!
Вы слушали 1 часть аудиодрамы "Сказка о жизни русофоба и его буднях".
Автор М.Е.Салтыков-Щедрин.
Читал Тихон Чикамасов.
Далее звучит энергичный Марш ЦАХАЛА (официальный марш Армии обороны Израиля, исполняемый на церемониях и парадах).
Свидетельство о публикации №225121702057
С брезгливостью,
Евгений, юрист
Евгений Новосельцев 2 17.12.2025 23:32 Заявить о нарушении
Когда у оппонентов кончаются доводы, они зовут на помощь «законников», чтобы те прикрыли их наготу судейской мантией. Брезгливость юриста — это высшая похвала для сатирика! Значит, правда колется, как терновый венец.
Ваша краткая, но «брезгливая» рецензия заставила меня улыбнуться.
Вы изволили назвать меня «склочником». Позвольте полюбопытствовать, а Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин в вашем юридическом табеле о рангах тоже проходит по ведомству мелких склочников? А Денис Фонвизин? А Николай Гоголь?
Удивительное дело: человек закона, призванный стоять на страже справедливости, выказывает брезгливость к сатире, обличающей русофобию. Неужто в ваших кодексах прописано, что защищать Родину — это склока, а строчить пасквили на свой народ — это доблесть? Вот так юрист...
Ваша «брезгливость» — лишь признак того, что сказка автора попало в самую цель. Ибо ничто так не раздражает сухих законников, как живое, острое слово, которое не засунуть в пыльную папку с делом. Продолжайте изучать свои параграфы, стойте на защите пасквилянтов, а мы продолжим изучать нравы.
Эпиграмма на брезгливого юриста.
Законник строгий, Новосельцев,
Брезгливо морщит свой анфас.
Среди бумажных погорельцев
Он правду судит без прикрас.
Коль Щедрин склочник — жребий лестный
В ряду великих постоять.
Ваш гнев, холодный и безвестный,
Не сможет совесть заковать.
Перефразируя известную пословицу скажу брезгливому служителю Фемиды: на каждое его сухое слово у нас найдётся десяток острых рифм!
Я оказался в хорошей компании «склочников».
А законник - сам определил себя в компанию русофобов...
Тихон Чикамасов 18.12.2025 02:39 Заявить о нарушении