Мама. Часть 2

СТАРШИЙ БРАТ, ЛЕОНИД

Наши родители жили настолько близко друг от друга (г. Лохвицы Полтавской обл.), что просто чудо, что они не познакомились до Ленинграда! Но особо мы благодарны нашим дедушкам и бабушкам с обеих сторон за их мужественность, решимость и настойчивость по переезду семей в город. Иначе у нас с братом были бы другие родители, и мы бы сами на себя не были похожи! А жаль!
Мама студенткой, и вплоть до приезда в Одессу, была очень стройной, привлекательной женщиной и папа — большой молодец, что добился ее расположения – верю было непросто!
При этом она была очень мужественным и сильным человеком. Из чего я делаю такие выводы:
Я – Леонид, родился в августе 1946 г. Ленинград уже не был в блокаде, но жилось голодно. Мама в положении (по её собственному выражению) шла по улице, «держась за стены». Но шла!

Второй фрагмент является даже не воспоминанием, а смутным видением. Папу направили после академии на Кольский полуостров. Там создавался Мурманский военный округ. Читатель, вероятно, помнит Североморск — северную военно-морскую базу СССР. Отец выбрал это место, т.к. там присваивалось сразу звание, раза в полтора – два выше оклад, предоставлялся более продолжительный отпуск, и определенная самостоятельность. Он отвечал за создание медсанчасти войсковой единицы (полка, дивизии) без которой людей не присылали. Поэтому наша семья физически отмечала своим пребыванием будущие точки расположения войск на местности. Вначале была Печенга. Добирались мы туда морем. И мне, пацану лет пяти, запомнилось страдальчески – мужественное выражение маминого лица во время непрекращающейся качки. А ведь она тогда уже была беременна Владиком!

Она всегда находила силы и мужество налаживать быт в суровых условиях: в казарме, которую разделили на отсеки для семей офицеров, в землянке после сапожной мастерской. Помнится случай в Печенге, когда они с соседкой, женой папиного сослуживца Михно (имя не помню) бежали почти полкилометра за сорванной ветром постиранной наволочкой! Ветры там бывали такие, что солдатам порой разрешалось за территорией ходить лишь втроём, обязательно держа друг друга за руки. Как мама умудрялась готовить и содержать в порядке своих сорванцов при постоянно отсутствующем папе, для меня загадка!
Нормальное жилье мы получили только в Нагорном (в 10 км от Мурманска), да и то, это была коммунальная квартира. А после Печенги был Кильдинстрой, потом Дровяное. В «Кильдине» я отправился в 1-ий класс школы на… лошади, в сопровождении ездового. И благодаря высокому чутью этого животного, остался жив во время сильной метели, когда меня и еще нескольких людей разыскивал почти весь полк! А каково это все пережить маме?
Мама никогда в жизни не подняла на нас руку! Самое страшное наказание – «я расскажу папе». А папа – хоть и сдержанный, но я своими глазами видел, как после перепалки мама заперлась в спальне, и не реагировала на папины возгласы «Открой!» два раза. На третий раз он ударяет двумя руками по верхней части двери, и полотно вместе с петлями так и легло в комнату!
Далее всплывают в памяти отдельные картинки: мы едем на поезде (четыре дня!) в Крым на лето. Владику купили кубики с буквами, и и и до Крыма он уже мог читать. Где-то после Москвы, на стоянке в вагон заносят яблоки, и мы потом на каждой станции просим маму купить сладкий… лук! Ибо от яблок на севере отвыкли и забыли это слово.
Север остался в моей памяти постоянными рыбными пирогами (на паек рыбу давали), тремя парами поломанных лыж, самостоятельно залитыми катками и игрой в лапту до 2 –х ночи (светло!)
Но в целом – жизнь там не сахар. Папа увез оттуда хроническое воспаление почек, мама – холецистит, я – ревмокардит, Владик – маленький рост. Так что эти года с 1950 по 1961 будут, вспоминаться, и хорошим, и плохим до конца жизни.

СРЕДНЯЯ ДОЧЬ ЛЕОНИДА, ВИКТОРИЯ

Нам с Вадимом сразу пришло на память, как мы в 2012 году, перед тем как решили пожениться, приехали в Германию. Разместиться, естественно, решили у бабушки с дедушкой. Она рассказывала про всех актёров, которых знали и мы с Вадимом, и это не было воспоминаниями из детства, это было вот сейчас, современное! И нас очень поразил тот факт, насколько она трезво рассуждает, насколько она здраво мыслит, и это при её скажем так, весьма преклонных годах!
А ещё произошёл смешной эпизод. Это когда она начала читать на память стихи. Мы полчаса с ней беседовали, и она сказала, что ей очень нравится стихотворение, которое декламировал Стеблов в одном из фильмов, и начала с выражением читать:
- Когда сгорят рябиновые кости...
потом запнулась, и, подумав, поправилась:
- Нет, наверное, не сгорят, и конечно не кости!
Мы все вместе смеялись, и очень долго, потому что на самом деле в тексте песни были слова:
- Пока горят рябиновые грозди...

А ещё я ей очень благодарна за то время и талант, которые она мне уделила во время моей учёбы в пятом классе. Я тогда пропустила в начале учебного года несколько недель занятий из-за операции. Мы только начали изучать английский язык, и я страшно боялась, что пока оклемаюсь, дети выучат весь английский, а я приду и не буду ничего понимать.
Так вот, бабушка взяла надо мной шефство, и сказала, мол, ты, Викуся, не переживай, что ты в больнице, что одноклассники уже учат слова, а буквы УЖЕ (!) выучили, и даже смогут связать пару слов! Ты не волнуйся, мы с тобой их догоним и перегоним!
И надо отдать ей должное, мы с ней действительно не то что догнали, но и солидно всех перегнали! Она дала мне за пару месяцев программу, которую мои одноклассники заканчивали только в мае! Так что респект бабуле, и тысяча благодарностей! Бабушка Аня действительно была учителем от Бога!

Вот и Вадим говорит, что был очень впечатлён её эрудицией, тем смыслом, который она вкладывала в свои действия. Поразила его огромная доброта и широта души человека, прошедшего в своей жизни немало испытаний. Очень нравилось, как она говорила, откровенно, без фальши, без придури, без какого-то кокетства... Это был человек широчайшей души! В ней была любовь, которая могла пожурить, но никогда не наказывала!
С доброй улыбкой вспоминается, как часто бабушка Аня делала замечание дедушке Юре:
- Юра, причешись!
Хотя на голове дедушки остатки волос едва просматривались.

СТАРШАЯ ДОЧЬ ЛЕОНИДА, ЮЛИЯ

Вот тебе пока воспоминания от Ксюши: (дочь Юли) Она помнит, как она приезжала в Германию, когда Ленка ещё было лет 12, и говорит, что она чувствовала такое тепло, как будто сразу попала в свою семью. Когда была у бабушки с дедушкой, помнит, как они ей показывали в подвале, где у них там всё хранилось. А главным её впечатлением была зелёная терраса с морем цветов и ягод. Ксюша оценила, что и что бабушка, и дедушка были очень расположены к ней. А, кроме того, она почувствовала семейное тепло. И это же тепло она ощутила уже в этом году, прилетев в Штутгарт из Штатов. Но самое главное, что у неё воспоминания бабушке остались очень тёплыми. И тогда, первый раз, и сейчас  она очень чётко почувствовала, что значит быть частью семьи.
Теперь попытаюсь описать уже мои ощущения. Я точно знаю, что бабушка была на моей стороне, и пыталась мне помочь, и всячески оберегать, правда она всегда мне рассказывала, как я должна жить, и что я должна делать, что меня, естественно бесило в том возрасте. Ведь это были последние годы школы, и начальные годы института, самый такой сопротивляющийся возраст! Она мне постоянно читала нотации, и я всё время чувствовала, что я не такая как она хочет, поэтому я на неё и сердилась
Но она мне очень помогала! Именно у неё, и, наверное, по её настоянию, я жила у дедушки с бабушкой, когда родители получили квартиру в посёлке Южном. Я оканчивала школу, и мне было трудно ездить в школу  в центр города,  а жить – практически в другом городе. Не знаю, протестовал ли дедушка, но думаю, что  протестовал, и ей было не просто уломать его. Много десятилетий прошло с тех давних пор, а я ей и ныне очень благодарна!

 Она же приютила меня после того как случился страшный случай в моей жизни, когда на меня напали, и чуть не убили. Я видела, и ощущала всем сердцем, как ей было меня жалко, почти так же как моей маме.
Ну и ещё отмечу один факт, хоть я тебе уже говорила. Я бабушку внутри себя критиковала за множество разных мелочей, которые меня в ней раздражали, например, за её вечное "Юра причешись". Мне всё казалось, ну зачем оно его долбит, если там чесать-то нечего?! Или, например, то, как она говорила о предстоящих делах:
- Вот, мне ещё письмо писать, да ещё на кухне разбирать! И говорилось это так, будто бы это были дела, которые займут если не неделю, то уж день наверняка! Хотя на самом деле на это должно было бы уйти от четверти часа - до часа.
И у неё всё получалось так долго, и так натужно, с огромным усилием. И вот, много лет спустя, всё, что я внутренне в ней критиковала, теперь нахожу у себя!  И многословие, когда меня о чём-то спрашивают,  а  я начинаю аж от царя Гороха, и медлительность безумная, и ощущение, что я должна свернуть горы, когда мне нужно сделать какое-то пустяковое по сути дело.  А самое главное, что эти ощущения выливаются в реальность, и действительно получается, что не 15 минут это дело занимает, как должно было быть, а Бог его знает, сколько времени! И главное, сколько сил это стоит, и всё выходит очень тяжело, и нет желанной лёгкости. То есть всё, всё, за что я её в мыслях критиковала, теперь с ужасом нахожу в себе! И мне сейчас безумно стыдно перед ней! Хорошо ещё, что я бабушке Ане никогда не высказывала свою критику, но внутри-то она была!  И теперь, я прошу прощения у неё в своих молитвах, когда обращаюсь к ней в церкви, и когда ставлю свечку за упокой её души.

Она писала мне письма сюда, в Америку, в первые годы моей эмиграции, и конечно в этих письмах были и лекции, и всё время указывалось, как мне надо жить. Были там и очень тёплые слова.
И ты знаешь, моё мнение о бабушке сильно изменилось в лучшую сторону, особенно после рассказов моей мамы о том каким, она была хорошим человеком, и насколько сильно она помогала маме. А я ведь в детстве думала, что она мою маму не любила! Но это было не так. Наоборот, бабушка относилась к ней с очень большим теплом, и поэтому единственное место, куда моя мама выезжала из Одессы  после развода с отцом, это был Штутгарт. То есть она ездила только к своей свекрови. А потом мама помолчала, и закончила свои воспоминания такими словами:
- Всё хорошее, происшедшее со мной в этой семье, являлось инициативой и заслугой Анны Моисеевны. Она любила меня тихо, без шума, и я её так же.