Дети, родители и окружающие

Издевательство над детьми в школах продолжается уже сотни, если не тысячи лет, в зависимости от того, как долго существуют школы. Сколько существуют школы, столько же продолжается и издевательство. Судя по тому, что положение не меняется, видимо оно всех устраивает, кроме самих жертв.

Для начала издевательства много не надо: достаточно ребёнку быть хотя бы по одному признаку не таким, как остальные, и вот, его начинают травить. Этим признаком может быть всё, что угодно: причёска, физическое или умственное развитие, успеваемость, цвет кожи, адрес проживания, занятие родителей, их наличие или отсутствие, дефект речи, любимая еда, инвалидность, наличие или отсутствие братьев или сестёр, стиль одежды, национальность, ведущая рука, финансовое положение или традиции семьи, разрез глаз и так далее. Этот список продолжать можно практически бесконечно, потому что почти всегда могут сложиться условия, при которых другие ученики в школе примут решение травить кого-либо. Объяснить самим себе, почему они занялись травлей, они даже не всегда в состоянии: иногда кому-то одному достаточно даже ненамеренно бросить фразу или предпринять какое-то действие, и моментально формируется толпа, стадо, которое повторяет, продолжает и развивает их с целью травли. Так это видится со стороны большинства.

Со стороны самой жертвы травли тоже возможны разные варианты. Иногда им тоже достаточно одного слова, жеста или поступка, чтобы пресечь травлю на корню. Некоторым достаточно дать кулаком в нос, и на этом травля заканчивается, и дальше все, и толпа, и её жертва, живут долго и счастливо, забывают раздоры и дружат всю жизнь, но этот счастливый исход случается редко. Признавать успех такого исхода общество как правило не желает: он непопулярен, потому что как бы чего не вышло. Чаще требуются более серьёзные действия со стороны жертв травли, чтобы она прекратилась: драки, жалобы, вмешательство родителей, учителей или администрации школ, и вот такое вмешательство, к огромному сожалению, происходит слишком редко, слишком поздно и слишком слабо.

Одна из причин заключается в том, что в силу эволюционно выработанных особенностей высокоразвитых млекопитающих, которыми являются люди, их дети далеко не всегда склонны вовлекать взрослых в свои беды. Наш разум сформировался так, что для повышения выживаемости вида Homo Sapiens наши дети пытаются решать свои затруднения сами, не демонстрируя свою слабость окружающим. Это прекрасно! Это именно то и то единственное, что нам всё ещё нужно для дальнейшей эволюции. Но это также не всегда адекватно в быстро меняющихся условиях существования наших особей. Иными словами, те практики, которые были эволюционно адекватны 50 или 100 тысяч лет назад, оказались сломаны стремительным развитием человеческого общества с тех пор.

Также, как ни парадоксально, наиболее приспособленными к этим изменениям оказались взрослые, а наименее — дети. Говоря простым человеческим языком, наши дети действуют скорее, как поступали бы наши предки-приматы и древние люди, чем люди современные. У них просто ещё не сформировались современные реакции и опыт, и в этом им нужна помощь уже адаптировавшегося разума взрослых. К сожалению, она далеко не всегда бывает оказана.

Родители заняты своими делами. Их нет рядом. Они на работе, трудятся в поте лица, чтобы прокормить семью, потому что никто другой за них это не сделает. В этой области почти ничего в нашем обществе не изменилось. А вот где изменилось — так это в организации школьного обучения и в законодательстве: многое из того, что было нормой и не регулировалось ничем и никем 50 и 100 тысяч лет назад, сейчас строго запрещено теми, кто тысячи лет назад осознали преимущества от власти крошечного меньшинства над большинством и захватили её.

По идее в школе место и роль родителей должны занимать и выполнять учителя. Но и они тоже подчиняются нагромождению законов, подзаконных актов, правил и других соображений. Не имея родственной привязанности ни к кому из учеников, они гораздо в меньшей степени мотивированы следить за соблюдением их интересов. При этом часть детей неизбежно оказываются не защищены, и это всегда наиболее уязвимые: слабые, болезненные, живущие за пределами области компактного проживания других учеников, внешне выделяющиеся. Как они могут противодействовать травле, если у них физически нет на это сил или не хватает харизмы или красноречия? И тут мы снова должны обратиться к опыту эволюции, потому что именно он может объяснить нам, что произойдёт в этом случае.

Возможно, внимательный читатель уже понимает, куда я клоню: к использованию руки и орудий. Именно тогда, когда у приматов развился противопоставленный большой палец руки, и когда они начали использовать орудия, возникли труд и вооружённое противостояние. Первое использовалось для улучшения благосостояния особи, а второе для защиты её интересов. Наши дети, повторяя эволюционное развитие нашего вида и будучи разумными существами, неизбежно приходят к тому же решению: использовать орудия для защиты, когда других способов защитить себя они не видят. В этот самый момент обычно происходит трагедия, летят головы, общество бьётся в истерике и ищет виновных, потому что затравленный ребёнок кого-то убил или покалечил.

Самым простым решением всегда бывает наклеивание ярлыков: экстремист, радикал, сторонник идеологии насилия. Дальше бюрократическая машина государства оперативно ликвидирует проблему: доведённый до отчаяния ребёнок или его родители оказываются в тюрьме, и о них забывают. Но остаются могилы или другие атрибуты происшествия: покалеченные тела или психика окружающих. Тем временем те, кто по идее должны были заранее выявить назревающую трагедию и предотвратить её, тихо продолжают жить, как и раньше: вести уроки, заполнять журналы, выдавать и проверять домашние задания, составлять расписания и осваивать бюджеты. В остатке лишь покалеченные или прерванные жизни учеников, как виновных, так и нет.

Сколько раз, где и когда бы ни случались эпизоды насилия в школах, практически всегда обнаруживаются долго накапливавшиеся обиды. Практически всегда у ученика, напавшего на других учащихся или учителей, медленно, но верно формировалась веская причина так поступить, потому что помощи от окружающих взрослых они не получали, а их физическая или эмоциональная неприкосновенность нарушались, и продолжалось это достаточно долго, чтобы довести их до полного отчаяния и сознания полного одиночества в условиях травли. Представьте себе, у детей тоже есть гордость и сознание собственной ценности и неприкосновенности. Представьте себе, им не хочется, чтобы их незаслуженно обижали или причиняли им физические страдания. Именно такие ученики школ как правило в итоге дают отпор при помощи насилия.

Если не кривить душой, то абсолютно каждый из нас припомнит случаи и объектов травли. Каждый из нас припомнит, как кого-либо в школе или классе дразнили или исключали из взаимоотношений по какой-либо причине, иногда оправданной с детской точки зрения, но чаще совершенно пустой и надуманной. Также, если не врать самим себе, каждый из нас помнит, что учителя, администрация и даже родители почти всегда ничего не предпринимали для противодействия травле.

Учителя возразят, что они обязаны только преподавать и следить за успеваемостью. Разнимать драки и следить, чтобы никто никого не обижал, они не обязаны. Это правда. В служебные обязанности учителей и критерии их соответствия должности и уровню оплаты это как правило не входит. Дисциплина в классе, за которой они должны следить, имеет чёткие границы: ученикам не позволено нарушать учебный процесс. Травить друг друга им учитель не обязан запрещать.

Администрация школ тоже не обязана следить, чтобы никто никого не обижал. Душевное состояние учеников нигде не упомянуто в должностных инструкциях тех, кто проводят всё своё время в кабинетах, подсчитывая, сколько денег из бюджета нужно на ремонт мебели, полов, лестниц, дверей и окон, а сколько на заказы расходных материалов, необходимых для процесса обучения.

Родителей я уже упомянул: они далеко и слишком заняты.

Вот и выходит, что защитить свои интересы дети могут практически только сами.

Поскольку проблема травли давняя и прекрасно известная, отсутствие её планомерного решения означает, что кому-то она выгодна. Кто же её возможные бенефициары? Все они на виду: это службы и структуры, получающие выгоду от повышенной угрозы насилия и напряжённости. Это и изготовители средств безопасности, и подрядчики, устанавливающие их, и все, кто оказывают услуги по предотвращению кризисных ситуаций и устранению их последствий. Эти товары и услуги относятся к категории самых дорогостоящих и прибыльных, следовательно лобби их производителей вполне по силам оказывать влияние на создание исходных условий для травли.

Немаловажным аспектом проблемы является уровень заинтересованности учеников в соблюдении норм поведения и дисциплины. Когда они осознают, что их будущее благосостояние практически не зависит от их собственного поведения, преграды к насилию рушатся в их сознании. Когда, учись, не учись, курьер зарабатывает больше, чем инженер или квалифицированный рабочий, бояться ученикам становится нечего, и у преподавательского состава и администрации не остаётся рычагов воздействия на них. В своей безудержной гонке за обогащением общество упустило это очевидное соображение. Удержать себя в рамках морали, нравственности и закона может лишь сама личность. Если она осознаёт, что их соблюдение представляет меньшую ценность, чем защита от травли, то она сломает и прорвёт барьеры, и примет решение защищаться при помощи насилия. Взрослым следует понимать это, особенно тем, кто занимают должности в организациях, контролирующих образование. Именно от них зависит, что включено в обязанности сотрудников школ, находящихся в контакте с детьми. Что-то мы не наблюдаем от этих должностных лиц особого рвения в деле устранения условий для травли, а ведь это не так уж сложно.

Практически за каждой трагедией в школе кроется длительная травля. Но решением до сих пор служит тюремное заключение для того, кто не выдержал её и сорвался. Персонал можно понять. По законам бюрократии каждое должностное лицо заинтересовано только в трёх условиях: уменьшении ответственности, продвижении по службе и устранении конкурентов. По неписаным законам человеческого общества, они же заинтересованы в своей безопасности, поскольку они не молодеют, а живут зачастую среди своих же учеников и их родителей. Окажи школьные учителя или администраторы давление на них, можно и самим подвергнуться самым разным формам насилия, от порчи имущества до нападений. Вот системные меры противодействия травле и отсутствуют, а перспектив их возникновения и распространения не наблюдается.

Вот мы и подошли к главному вопросу: имеет ли кто-либо моральное право осуждать затравленного ученика, который взял в руки оружие и расправился с обидчиками, если ему никто не оказал никакой помощи, не выслушал, не принял меры? В законодательствах большинства цивилизованных стран есть статьи, предусматривающие наказание за доведение до самоубийства. А вот наказание за доведение до отчаяния, выходом из которого детям кажется только насилие над обидчиками, где-нибудь предусмотрено? Хоть кто-нибудь понесли ответственность за то, что их подопечные довели до отчаяния и загнали в угол одноклассника? Что-то я о таком не слышал.

Массовое среднее, да и высшее образование в его нынешнем виде существует лишь последние примерно 150 лет, плюс, минус несколько десятков, в зависимости от региона. В последние четверть века условия даже этого относительно нового явления начали стремительно меняться. Если ранее общество было относительно однородным, то сейчас государства подливают масла в огонь, вбрасывая новые переменные и неизвестные: этническую, религиозную и социальную неоднородность. При этом парадигма всей организации образования нисколько не изменилась: контролирующие органы не продумали все последствия и не оказали школе никакой поддержки, лишь установили кое-где рамки металлодетекторов, да и то с запозданием. Разумен ли такой подход? Судите сами: насилие в школах тоже на подъёме. Так кто же больше виноват: затравленный ребёнок или общество, игнорирующее резкое изменение своего состава и условий своего существования?

Пока дети счастливы, никто из них сам по себе не интересуется никакими идеологиями и не становится их последователем. Потребность в них появляется, только когда ребёнок доведён до отчаяния и брошен на произвол судьбы всеми: сверстниками, родителями, учителями и остальными; когда ему или ей не к кому обратиться за помощью и не от кого её ждать. Вот тут-то, будучи от природы любознательными и изобретательными, дети начинают искать другой выход, и вот тут-то их поджидают вербовщики в самые разные культы, секты, течения и прочие организации. Доведённый до отчаяния ребёнок не является на самом деле последователем какой-то идеологии: он лишь использует её, как средство защиты своих интересов. Сознательное следование идеологиям приходит гораздо позднее. Обвинение детей в том, что они нашли выход из ловушки, в которую их загнали окружающие, является верхом цинизма и безразличия, в особенности, потому что такие обвинения всегда выдвигает тот, кого не было рядом, и кто действует в силу бюрократических интересов.

В силу различных причин в последние пару тысячелетий человечество всё больше не желает признавать своё эволюционное прошлое: мы сотни миллионов лет кусали, царапали и толкали тех, кто нас обижал. Внезапно это стало нельзя делать, мы отняли у детей эти способы, но взамен мы ничего не дали. Напротив, общество прикладывает усилия, чтобы сломать всех и каждого и подчинить их интересам правящих элит: каждый, кто не они, должен быть бессловесным рабом, который ценит лишь возможность жить в обмен на нищенскую компенсацию. За последние несколько лет даже это оказалось в опасности из-за появления и распространения искусственного интеллекта и робототехники, заменивших людей, причём не на самых тяжёлых и опасных должностях, а на самых высокооплачиваемых. До чего мы так докатимся?

А ведь чаще всего достаточно малого: обратить внимание, выслушать, поговорить, посоветовать, пересадить, перевести в другой класс, или сменить учебную нагрузку. Короче говоря, достаточно перестать быть равнодушным к судьбам детей, вверенных сотрудникам учебных заведений. Неужели в наши дни ценность человеческой жизни настолько мала, что для этого не находится ни желания, ни финансирования?

Увы, жизни как детей, так и взрослых мало чего стоят в современном обществе. На планете людей больше восьми миллиардов. Что бы ни случись, или родители нарожают ещё, или государства завезут лишних мигрантов, недостатка в которых не наблюдается, а чтобы он, не дай бог, не возник, в странах их проживания можно дестабилизировать обстановку, манипулируя их экономическими и политическими условиями: там дать денег этническим или религиозным группам, там открыть или закрыть завод, там подбросить в прессе агитацию и провокации, а ещё где-нибудь ввести или снять санкции. Что изменится для должностных лиц, если какой-то ученик школы убьёт одноклассника или не убьёт? Для многих из них ровным счётом ничего. Крайним окажется лишь какой-нибудь пенсионер, стоящий на входе. Вот и получается в конечном итоге, что у затравленных учеников школ друзей нет, и полагаться они могут только на самих себя. Поздравляю, человечество! Ты показало, что хронически не в состоянии и не желаешь правильно расставлять приоритеты, сосредоточено на второстепенном в ущерб главному, и твой цинизм не знает пределов.