Нерассказанные и ненаписанные истории. 17

— Как я уже говорил, почти всю положенную ему норму болезней Леонид Казимирович исправно выхворал в самом детстве.
   — Хорошо бы так было всегда! Положена тебе печаль, пострадал месяцок или даже полгода, зато потом всю жизнь радуешься!
   — Так живут только идиоты, безмозглая ты башка! Что за удовольствие испытывать только один вид эмоций! — Дракон, расстроенный тем, что Время неумолимо сжирало его монеты, то есть дни, был слегка раздражён и зол, и успокоить его могла лишь прекрасная история, которую следует рассматривать спокойно и вдумчиво. — И не отвлекаться на реплики редкостных болванов! — рявкнул Дракон, и Рудин испуганно замолчал.
   — Прости. Я просто... да, ты абсолютно прав! Продолжай пожалуйста!
   Дракон постарался немного успокоиться и подумать о прекрасном, то есть о своей коллекции золота и драгоценных камней, а также об историях, которые ещё были в запасе.
   — Всю свою жизнь Осипов помнил слова лучшего друга Петьки, который утверждал, что если болезнь нельзя вылечить баней и стопкой крепкой настойки, то это не болезнь, а так, ерундовина, на которую и внимания обращать не следует. Наверное поэтому хвори обходили Леонида Казимировича стороной. Какой был им смысл вкладывать все силы в болезнь, которая не в силах изменить настроение и, что самое главное, настрой больного? Осипов был крепок, бодр и здоров. Долгие лета жизни себе не выпрашивал, полагая, что всё придёт в свой срок и что смерть — это последнее приключение в жизни, к которому нужно готовиться долгие годы.
   — Готовиться? — не удержался Михаил Валерьевич.
   — Жить по-человечески, чтобы и умирать не страшно было. Ведь, кто отчаянно старается продлить свои годы, знаешь? Те, чьи рыльца даже не в пушку, как вы говорите. Те, кто похож на жертву мягкой версии суда Линча, то есть все в дёгте и перьях. Им перед уходом ясно показывают, какой путь они заслужили, вот это и вселяет адский ужас. Леонид Казимирович подобного испытания не то, чтобы очень боялся... Нет, опасался, конечно. Но не предсмертный ужас удерживал его на стезе добродетели. Просто он был порядочным человеком, и не страх сделал его таким. Осипов жил так, чтобы ни покойным родителям, ни бабушке, ни ему самому стыдно не было. Впрочем, я уклоняюсь от темы. Так вот, не будем считать сезонный грипп и прочие простуды как серьёзные болезни (они не обошли нашего героя, и это вполне естественно), но чтобы болеть по-настоящему, чтобы думать о вечном и перечитывать завещание — такого с Осиповым не случалось до того самого дня, вернее вечера, а в темноте, как ты знаешь, любое, даже самое лёгкое недомогание имеет обыкновение вырастать, как нос у сказочного брехливого мальчишки. Так вот, через пару недель после вашей встречи, аккурат перед Новым годом, Леониду Казимировичу вдруг стало очень худо. Ноги сделались ватными и отказывались нести своего хозяина туда, куда следует, в глазах поплыло, голова закружилась и напуганный Леонид Казимирович с трудом дополз до телефонного аппарата, чтобы набрать номер, по которому он не звонил никогда в жизни. 03. Обуял ли Осипова ужас? Да, просто космических размеров! Но боялся он не за себя. Страшно было за Жулика, за Кольку, которого Леонид Казимирович поклялся вывести в люди, за книги, которые были для Осипова всем: родными, друзьями и детьми. За всё это тревожился Леонид Казимирович, сидя на полу прихожей (входную дверь он как-то сумел открыть и, стараясь не потерять сознание, удерживал за ошейник Жулика, который, почуяв свежий, морозный воздух, рвался на прогулку, не подозревая, насколько хозяину плохо и как он, Жулик то есть, может остаться сиротой).
   — Но говорят, собаки идеально чувствуют не только болезнь хозяина, но даже малейшее его дурное настроение! — удивился Рудин.
   — Далеко не все. Настоящие собаки чувствуют, остальные — нет.
   — Настоящие? Что это значит?
   — Потомки тех самых, завезённых  на Землю извне. Они, конечно, многое растеряли, да почти всё растеряли, все свои умения и таланты, но кое-что осталось.
   — А не настоящие — это какие? Местные?
   — Да.
   — А как их отличить?
   — По поведению, конечно же! Всё, не перебивай меня! Жулик, как ты уже понял, был не настоящей собакой. Он был преданным, любящим псом, но того сокровенного вИдения, которое и отличает эти два вида, у него не было. Именно поэтому он ничего не заподозрил и радостно лаял, предвкушая дополнительную прогулку. Когда приехала бригада скорой помощи, Осипов первым делом попросил высокого, сильного врача запереть собаку в кухне, чтобы Жулик не сбежал, а уже потом заниматься им, больным. Врач наотрез отказался потакать подобным прихотям, но медсестра, ловко схватила Жулика за шкирку и отволокла в кухню, где этот шельмец сдёрнул со стола скатерть (мстить, так мстить!) и разбил любимую хозяйскую чашку. Впрочем, я снова увлёкся. Осипова довели до дивана, врач вроде бы внимательно больного осмотрел, измерил давление и послушал сердце, пожал плечами, а потом сказал Ленке (так звали медсестру) внутривенно ввести Осипову... Нет, не могу это выговорить. Какое-то лекарство, конечно же. Ленка сноровисто затянула на руке Леонида Казимировича жгут, протёрла кожу ваткой, а потом, к ужасу Осипова, тихонько сказала: «Ну, куда же ты убегаешь?» Надо сказать, что Леонид Казимирович всё же боялся двух вещей: мышей и сырости. Первые могли погрызть ценные книги, а вторая жрала их не менее резво, привлекая в сообщники свою вечную подругу — плесень. Вот Осипов и подумал, что медсестра увидела в комнате мышь. Леонид Казимирович дёрнулся и, вроде бы, ему мгновенно стало намного легче. «Мышь? Где вы её увидели?» «Почему мышь?» — удивилась Ленка и медленно начала вводить лекарство. «Вы только что сказали, что она убегает», — слабым голосом ответил Осипов, думая, что он уже спятил. «Это наша Леночка так вены заговаривает!» — вмешался в разговор врач. «Мы её так и называем: «венская шептунья». Любую вену найдёт, выманит колдовством и коварством, хоть у человека, хоть у обезьяны, хоть у пса измождённого, да, Ленка?» Медсестра покраснела и, чтобы сменить тему разговора, спросила, вернее, просто сказала (о чём можно спрашивать человека, у которого книги не только стоят на полках, но и лежат и на тумбочке, и на обеденном столе, сразу видно, что перед вами любитель чтения, а не обыкновенный коллекционер): «Читать любите. Моя бабушка тоже обожает книги. Особенно о животных!» «Какое совпадение!» — едва слышно ответил Леонид Казимирович. «Я сейчас как раз читаю рассказы английского ветеринара. Джеймс Хэрриот. Слышали о таком?» «Нет. Сейчас запишу это имя, а завтра же спрошу его книги в библиотеке». «Вряд ли они там будут. Тиражом его издавали большим, но он разлетелся, и из библиотек его книги часто пропадают. Прекрасно он писал!» Леонид Казимирович прислушался к своему организму, который после чудодейственного укола начал быстро оживать и неожиданно для себя предложил: «Знаете, возьмите эту книгу для своей бабушки. Нет, не на совсем, я ведь её ещё не дочитал. На время. Когда прочитаете, вернёте.» Леночка начала отказываться, но Леонид Казимирович, которому становилось всё лучше и лучше, решительно настоял на своём предложении, а потом, вспомнив, что и врача, и медсестру хорошо бы отблагодарить (названная бабушка семейства Осиповых — Мария Ивановна — болеть не любила, но если случалась какая лихоманка, относилась к болезни уважительно и с размахом, говоря, что врачу магарыч предоставить — чуть ли не святая обязанность благодарного и, главное, вылеченного больного), с трудом дошёл до кухни, где, в большом шкафу и хранил все подаренные ему бутылки с коньяком, вином и крепкими настойками. Выбрал самую красивую (Осипов не очень разбирался во всех «градусных» премудростях) и растерянно замер. А Леночку чем отблагодарить? Вином? Вдруг она не любит его? Девушка молодая, нежная, зачем ей поганить организм? И тут Осипов вспомнил: шоколадка! Та самая, кэнтерберийская, то есть кэдберийская, которую он положил в этот же шкаф и забыл про неё! Обрадовался, как мальчишка, схватил бутылку и шоколадку и вернулся в комнату. И Леночка, и врач (его имя тогда Осипов даже не спросил) сначала отказывались, но Леонид Казимирович видел, как жадно молоденькая медсестра смотрит на шоколад и строго сказал, что отказа не примет. «Спасибо!» — просто ответила Леночка и добавила, что бабушка постарается прочитать книжку как можно скорее и аккуратнее. И вот тут Осипову снова стало худо. Он вдруг осознал, что он натворил. Отдал книгу абсолютно незнакомой девушке! Зачем? Почему? Кто его за язык дёрнул? Какой дьявол? «Вам стало хуже?» — участливо спросила Леночка, но Осипов, кляня себя за длинный язык, помотал головой. Он совершил глупость, но ронять своё достоинство и отбирать книгу, которую Леночка бережно прижимала к груди, он не мог и не хотел. «Может быть всё-таки в больницу поедем?» — врач повторил своё мрачное приглашение (на первое Осипов ответил яростным «нет!»). И на второе так же ответил. «Завтра вызывайте участкового и лечитесь!» — велел врач, и они с Леночкой, а, главное, с книгой Леонида Казимировича, исчезли.
   — Начинаю догадываться! Дело в книге! Там было зашифровано какое-то послание! И оно попало в чужие руки, верно? И что было дальше? — заволновался Михаил Валерьевич.
   — Узнаешь через минуту! Кыш! — строго велел Дракон и моргнул. Рудин исчез, а Дракон печально посмотрел на семнадцатую монету, но потом и её положил на синий бархат. День прожит, нечего жульничать!
©Оксана Нарейко