Глава 3

Продолжение. Глава 2 здесь:

http://proza.ru/2025/07/04/1555

Актовый зал школы, полдень.
           У Дарьи Тигровой был неудачный день. Сначала сорвавшаяся репетиция, а потом, когда они уже шли с Димкой Залесским от запертых дверей актового зала, их взяли в заложники.                Даша, не отрываясь, смотрела на бомбу, висящую над их с Димкой головами — простую пластмассовую бутылку.                — Как думаешь, что в ней?, — прошептала она Димке.                — Ничего сложного: гвозди, гайки всякие и металлические шарики, чтобы больше людей поранить, когда взорвётся. И взрывчатка. Я такую уже в «Новостях» видел. Пластиковая называется.                Сын военного, Димка помимо техники интересовался ещё и политикой. За серьёзный облик и большие очки его в классе прозвали «Профессором».                — Ну ты даёшь, «Профессор! — восхищённо промолвила девочка: — а синий провод  для чего?                — Делов то! Этот провод соединяет все бомбы, развешенные под потолком,  в одну сеть, как ёлочную гирлянду. Вон того бородатого дядьку видишь, который ногу на проводе держит?                — Ну.                — Там у него под ногой размыкающее устройство. Стоит ему ногу убрать и всё взорвётся, — важно объяснил Димка. 
              Даша скользнула взглядом по толпе заложников, захваченных сегодня утром. Большинство из детей, которые сидели, скрючившись на полу, она знала. Тут же находились учителя и некоторые родители, приведшие утром  своих детей в школу. Актовый зал был небольшой, стёкла в окнах были разбиты боевиками. Недалеко от стен, прямо между людей боевики поставили стулья, на которых расположили свои бомбы, начинённые самодельной шрапнелью. Слабый ветерок колыхал большие, чёрные гардины.  В туалет водили только по двое, некоторые не успевали и писались, там где сидели, их импровизированная тюрьма наполнялась удушающими запахами мочи и страха. Даше самой ужасно хотелось по- маленькому, но она пока терпела. В зале было жарко. Многие дети были раздеты до границ приличия, на спинах их бисером проступал пот. Пространство заполнял детский плач. В двух метрах от неё лежал раненый в плечо мужчина. Захватчики выстрелили в него, когда он пытался успокоить плачущих детей.
             Её глаза остановились на Свете Величкиной, сидевшей неподалёку со своими одноклассниками. Света посмотрела в её сторону и украдкой прижала палец к губам. Даша находилась рядом со входом в актовый зал и слышала доклад боевика своему командиру, когда 10 «А» привели в зал. И она понимала: боевикам лучше не знать, что сбежавший учитель — её отец. Она слегка кивнула Свете в ответ, потом перевела взгляд на захватчиков.  Террористов в зале оставалось немного: трое мужчин одетых в пятнистые комбинезоны с автоматами, один из них был в маске, и две женщины с лицами, закрытыми чёрными платками, которые носили пояса со взрывчаткой.                Один из мужчин был перепоясан пулемётными лентами, как в кино про войну. Заметив, куда она смотрит, Димка слегка толкнул Дашу локтём:                —  Видишь?                —  Что? Ленты?                —  Не. У этой, у которой лицо закрыто, — он слегка кивнул на ближнюю к ним «шахидку», по телосложению похожую на одну из сидевших на полу старшеклассниц.                — Я знаю, на ней взрывчатка. Таких по телевизору «чёрными вдовами» называют.                — Я про другое. Ты на лоб её посмотри. У неё же брови выщипаны, как будто только из салона красоты. Странно это...                — Прикоол, —  протянула Даша: — прямо как в журнале «Вог». Слушай,  Димка, давай попросимся в туалет и убежим от них. В окно.                — Не, Тигрова, тут второй этаж... Разобьёмся. Слушай, Тигрова, а ты что, ни капельки не боишься?                — Не боюсь... Знаешь, папа один раз мне сказал, когда мамы не стало, я тогда очень умереть боялась, плакала целый день...                — Что сказал?                — Смерть, — сказал: — доченька, не самое страшное. Самое страшное — страх.                Внезапно в дальнем от них углу зала поднялся учитель математики. Это был грузный, лысоватый человек, слегка за пятьдесят.                — Я Вас прошу,— обратился он к террористу, перепоясанному пулемётными лентами: —  водите  детей в туалет хотя бы  по четверо. Здесь же от мочи скоро станет нечем дышать.                — Это всё, что ты хотел сказать? — спросил его террорист. Математик кивнул. Тогда террорист выстрелил ему в голову.               
Левобережное РУВД Петербурга, 14 часов. Оперативный штаб по освобождению заложников.
                Генерал Савичев окинул тяжёлым взглядом пресс-секретаря президента Лескова.                — Что значит, представители прессы требуют более точной информации о количестве заложников? Вы же понимаете, Юрий Дмитриевич, что установить точное количество учащихся и взрослых, находившихся в школе в момент захвата, не представляется возможным.                —  Я понимаю, Иван Степанович, но сотрудники милиции уже опросили родственников заложников и ведь есть какие-то первичные данные...               Ваш помощник назвал мне цифру 364.                — Эти данные неполные, всех родственников нам опросить не удалось. Участковые ещё опрашивают людей. И потом, если эта информация пойдёт в эфир, возможны эксцессы в школе. Пока это непроверенные данные для внутреннего пользования. Впрочем, как Вы знаете, Юрий Дмитриевич,  решение о штурме школы уже принято президентом. Штурм будет проведён независимо от количества заложников.                —  Хорошо, Иван Степанович, как скажете, не буду больше Вас отвлекать от работы.                С этими словами Лесков поднялся со стула и вышел из кабинета руководителя оперативного штаба. Его тщательно подстриженные усы слегка топорщились. «Непроверенные данные, а для штурма что им тысячу надо»,— недовольно пробормотал он себе под нос. В это время зазвонил телефон на столе дежурного помощника генерала Савичева.                Дежурный оперативного штаба, полковник ФСБ, Чаплыжный снял трубку и представился. Увидев выходившего из кабинета  Лескова, он сказал в трубку: — Подождите минутку, — и обратился к  пресс-секретарю: — Юрий Дмитриевич, тут корреспондент «Первого канала», откуда-то узнал номер телефона, уже третий раз звонит. Ему нужна информация о количестве заложников для новостной программы. Поговорите?                —  Давайте. —  Лесков взял трубку. — Здравствуйте. Лесков, пресс-секретарь президента.                —  Здравствуйте, Юрий Дмитриевич. Меня зовут Антон Калинин, с Первого канала. Через полчаса выходит экстренный выпуск «Новостей» по ситуации в школе. Вы владеете уже какой-то информацией о количестве заложников?  —  Есть информация, Антон, что заложников в школе захвачено около четырёхсот. Более точную цифру Вам озвучит начальник дирекции информационных программ «Вести», Василий Кондратьев. Диктую его телефон.                Закончив разговор с журналистом, Лесков обратился к Чаплыжному:                —  Соедините меня, пожайлуста, с Кондратьевым.                Через полчаса ложная информация о количестве захваченных в школе заложников прозвучала по всем федеральным каналам. 
Вестибюль  школы, 15 часов.   
              Подойдя к вестибюлю, Женька осторожно выглянул из-за угла и увидел Валерия Пажукова, который с группой заложников носил столы и шкафы по длинному коридору. У Ольги была сестра-первоклассница. Очевидно, Валерий привёл её утром в школу и его захватили вместе с другими родителями.  Сейчас Валерий и другие мужчины баррикадировали окна в классах. Валерий, как всегда, был одет с иголочки, но сейчас его белая рубашка слегка выбилась из тёмных, тщательно отглаженных брюк. Узел галстука был сдвинут в сторону. Это был высокий брюнет с открытым лицом. Он торопился. Их подгоняли террористы. Валерию было сорок лет. Не так уж много, чтобы умереть. Террорист, мимо которого он проносил парту, был не очень похож на чеченца. Скуластое лицо, голубые глаза...                —  Давай пошевеливайся, не пялься, — сказал боевик: — будешь хорошо работать, вернёшься к своей бабе.                Валерий остановился.                — У меня нет жены: — ответил он, — только дети.                —  Значит, вернёшься к ним.  Расскажешь, что скоро мы будем жить в ваших домах и трахать ваших баб. А ваши сыновья будут хорошими  воинами Аллаха.                — У меня дочери.                — Красивые? Мне в гареме нужны красивые, — сказал террорист и загоготал. Потом дал Валерию пинка. — Давай неси свою парту дальше!                Валерий побледнел от оскорбления, но молча вернулся к работе. Женька скрипнул зубами от злости. Два дня назад они сидели с Валерием и Алексеем Ляном в баре «Каравелла», на Заневском проспекте, пили «Балтику»... Полтора года назад Валерия бросила жена, ушла к дагестанцу,  владельцу нескольких торговых рядов на Кузнечном рынке. Как и Тигров,  Пажуков воспитывал своих дочек один, крутился, как мог, на трёх работах,  хорошо хоть родители помогали...      
            Окна в школьном вестибюле были уже забаррикадированы так плотно, что и мышь бы не проскочила. Мужчинам приказали сесть в коридоре и держать руки за головой. Командовал Реза Шалимов, который двигался по холлу, словно на пружинах. Он был буквально накачен силой и энергией. Даже на расстоянии Тигров чувствовал ауру опасности, исходившую от этого мускулистого человека с наголо бритой головой. Боевики подчинялись ему беспрекословно.               
             Евгению везло, его пока не замечали. Два поста боевиков в главном здании, на пути в вестибюль, он прошёл, не спеша, уверенной походкой. Издалека его приняли за своего и не стали открывать огонь, но дальше так двигаться было опасно. В вестибюле прямо перед ним находились около десятка боевиков и группа заложников, которые сидели в небольшом коридоре, идущем вдоль раздевалок. Он находился в осином гнезде. Евгений взялся за вещмешок.      
            Сидя в коридоре, уставший и измотанный Валерий осознал, что жизнь его кончена. Словно кадры из фильма, мелькали в его воспоминаниях события жизни: свадьба, рождение дочерей, работа, уход жены…  Главарь террористов заговорил. Слова его подавляли волю. Почему-то Валерий подумал о Тигрове, бросил взгляд в противоположную сторону вестибюля и остолбенел. Откуда-то из оранжереи к центру вестибюля катилась... человеческая голова.   
               Шалимов с хрустом надкусил яблоко. Здание школы за считанные часы превратилось в заминированный бункер. Всё шло по плану. Правда, пятерых людей он потерял, но учитель, наверняка, воспользовался возможностью бежать и покинул школу. Он сразу приказал разбить все окна в школе, чтобы спецслужбы не могли пустить газ, и пробить пол в наиболее опасных местах, чтобы не было подкопов. Кроме того, в слепых зонах боевики повесили видеокамеры. Заложники были теперь полностью во власти Резы. Его взгляд упал на них, сникших и подавленных, сидящих в коридоре с руками за головой. «Рабы, — с презрением подумал он. — Небольшое нравоучение им не помешает.»
            Он обратился к заложникам: «Вы здесь в руках профессионалов. Мы будем решать: остаться вам в живых или умереть. Остальное от вас не зависит. Помните — вы просто пешки! В любую секунду я могу вас сбить с доски щелчком пальцев...»               
          Странный звук прервал его речь. Реза посмотрел в ту сторону, откуда шёл звук. По полу прокатилась и застыла недалеко от боевиков оскаленная голова «Кувалды», одного из  людей Никанорова, ещё остававшегося в школе. Во рту торчала граната. Муса Джиоев, бывший рядом, сбил его с ног и, повалив на пол, закрыл своим телом. Раздался взрыв. Осколки прошили школьный вестибюль. Один осколок впился Джиоеву в висок. Реза почуствовал на себе кровь Мусы. Тело Джиоева обмякло. «Огонь!» — заорал Шалимов. Он был вне себя от гнева. Быстро спихнув с себя тело Джиоева, он положил на него автомат и начал стрелять короткими очередями в сторону стеклянной галереи, где был враг. Несколько террористов были контужены, двое получили лёгкие ранения. Спасли кевларовые бронежилеты. Не повезло только Джиоеву. Через полминуты они были у входа в оранжерею, но учителя и след простыл. 
 Актовый зал школы, 15 часов.
              По телевизору, стоящему на сцене, передавали последние известия. Диктор говорил: «Сегодня утром в Левобережном районе Санкт-Петербурга группой вооружённых людей захвачена школа-гимназия имени Андрея Первозванного. Угрожая оружием, террористы согнали школьников, их родителей и преподавателей в актовый зал. По словам очевидцев, в заложниках могли оказаться около четырёхсот человек...»
              По залу пробежал ропот возмущения. Один из террористов, который был в маске и постоянно вёл переговоры с Шалимовым, вышел в коридор, взял в руки свой радиотелефон и вызвал Шалимова. Голос Резы звучал, не как обычно, спокойно и властно. Он слегка прерывался.                — Да, Руслан. Что у тебя?                — Командир, только что передали последние известия по телевизору. Говорят, что заложников около четырёхсот.                — Вот, суки, своих им не жалко!  Штурм готовят...  Чем меньше, тем лучше… В зале воду больше не давать, в туалет не водить. Понял?                — Сделаю, командир.                — Сейчас подойдут «Хафиз» и Затоев. Отберите восемь мужчин-заложников, самых крупных. Как Зура?                — Артачиться стала, командир. Я не знала, что здесь дети будут, — говорит: — не могу больше...                — Ладно... Пришли её тоже.  Да, вот ещё что... Если позвонит кто-то оттуда,  возьмёшь на себя переговоры, я им дал твой номер мобильного. Мне сейчас некогда.                — Есть,  командир!                Руслан Дирсоев отключил свой радиотелефон и заглянул в зал.
            Зура, у которой оба брата были убиты федералами при зачистке Ножай-Юрта, раздавала детям воду. Руслан только покачал головой. Одна из захваченных заложниц довольно громко требовала бинты и лекарства для раненого при захвате мужчины, очевидно, одного из родителей. Мужчина пытался успокоить детей, которые плакали, и получил выстрел в плечо. Сейчас он лежал рядом со своим сыном-первоклассником бледный, содрогаясь от боли, кровь, вытекавшая из него, пропитывала ламинат...  Руслан ещё раз взглянул на женщину, пытавшуюся оказать раненому помощь. Она была красива, голубоглазая блондинка с бархатистой кожей и  длинными волосами, вьющимися на концах. Она перевязала рану мужчины обрывками рубашки, но у того была, видимо, раздроблена кость. Кровотечение не останавливалось.   
              Нарушая все правила, установленные боевиками, женщина ещё раз громко закричала: — Мне нужны лекарства и бинты! У меня здесь раненый!                Руслан приблизился к ней: — Чего ты надрываешься?                Раненый потянул её за край кофты, пытаясь остановить.                — Мне нужны для него лекарства. Хотя бы жгут нормальный принесите,  чтобы я могла остановить  кровь.                — Как тебя звать?                — Галина Кудасова.                Руслан посмотрел ей в глаза:  — Ты чё здесь, самая смелая? Становись в угол на колени! — Он указал ей автоматом на тот угол, где были свалены в кучу отобранные и разбитые мобильные.                То ли от злости, то ли от бессилия что-то сделать женщина обрела дерзость. Она подняла голову и вперила взгляд в  Руслана. Он не был новобранцем, но какая-то неведомая сила почудилась ему в этой измученной женщине. Вся её юбка была в крови раненого. Её взгляд, казалось, пронизывал маску Руслана. Она видела всё: и трёхдневную щетину, и веснушки, и рыжие волосы. Она негромко сказала ему в лицо:                — Ты что здесь хочешь цирк устроить?  При этих вот женщинах, которые в страхе, при мне, при моих детях хочешь цирк устроить?                — Я сказал — на колени!                — Нет!   
            В зале повисла тишина. Даша и Дима, находившиеся в двух шагах, затаили дыхание. Даша знала Кудасовых. Они жили на соседней улице. Маша Кудасова училась в параллельном 5 «В», у неё был брат Сева, дошкольник. Обычно дети  вместе с мамой приходили в школу. Потом Галина заводила Севу в садик и шла на работу. Она работала участковым врачом в районной поликлинике. И Маша, и Сева сидели рядом с мамой, расширив глаза от ужаса. Руслан поднёс «Калашников» к груди заложницы, ствол автомата остановился на незастёгнутой пуговице, потом пропутешествовал ко лбу Галины. Ему нравились блондинки. Она отвела рукой автомат в сторону.                — Дети и женщины — вам враги? C военными воюйте! У них оружие.               — Сядь и замолчи!                — Ты хочешь убить меня за то, что я попросила лекарства и бинты для раненого?                — Ты не поняла? Сядь и замолчи! — рявкнул Руслан. Галина разгневанная   вернулась на своё место. Раненный мужчина лежал на спине, губы его стали фиолетовыми, дыхание прерывалось. Руслан обратился к заложникам: — У нас для вас ничего нет. Сами слышали по телевизору, ваша власть вас предала! Они даже не говорят, сколько здесь вас на самом деле. Вы никому не нужны. Из-за вас никто не пойдёт на переговоры! С этого момента воду давать не будем. В туалет больше не водим. Всё делаете на месте!                — Хорошо хоть, в туалет успели сходить,— шепнула Даша Димке. Их вывела  незадолго до этого та самая с выщипанными бровями шахидка. Несмотря на свой пистолет, она оказалась не страшной. Даша  успела узнать, что её зовут Зура, и она совсем не ожидала оказаться в школе. Их везли куда-то в другое место.                В зал вошли Адам Затоев и Аслан Хафьязов по кличке «Хафиз». «Хафиз» в двух словах рассказал Руслану, что случилось в вестибюле. Вместе с Дирсоевым они отобрали восемь самых крепких мужчин и увели. Руслан отправил Зуру вместе с ними, сказал, что командир хочет с ней поговорить. Он верил, что Шалимов её не накажет... в отличие от заложников. Руслан знал, что ничего хорошего отобранных мужчин не ожидает. Смерть своего ординарца Шалимов не простит. Но назад Дирсоеву дороги не было.
             Руслан потрогал рукою свой безобразный шрам, идущий от скулы до шеи, и вспомнил, при каких обстоятельствах он его получил, вспомнил «зелёнку» недалеко от Ачхой-Мартана два года назад и засаду федералов...  В отряде Шалимова он воевал к тому времени уже два года. Они уходили после отдыха в станице Ассиновской на базу в горах. Кто-то их сдал. Завязался бой и отряд разделился. Граната разорвалась недалеко от него. Осколок чиркнул по шее. Его лицо заливала кровь. Он был контужен. Потом его привезли в следственный изолятор в Грозном, за участие в незаконных вооружённых формированиях ему дали срок — пять лет, недавно зачем-то перевели в тюрьму ФСБ в Урус-Мартане, там была беседа со следователем, подписка о сотрудничестве и… его неожиданно отпустили. А через два дня он уже встретился с Шалимовым, который сказал, что их ждёт новое дело...               
                Он снова посмотрел на Кудасову. Она всё ещё не могла успокоиться и пыталась пережать раненому перебитую артерию. Кровь разлагалась и пахла так отвратительно, что дети, сидящие вблизи, старались отодвинуться. Но было некуда. Галина снова попросила лекарства и бинты, но на неё никто не обратил внимания.
             Раненого мужчину звали Владимир Стенько, рядом с ним находился его семилетний сын, Роман, и смотрел, как его отец умирает. Из последних сил Владимир опёрся на здоровую руку и позвал:                —  Рома... Сынок...                —  Папа, папочка, я здесь: — Рома еле сдерживался от плача. Если дети плакали, террористы выдёргивали из толпы взрослых и грозили их убить.     — Рома, запомни, это важно, твоя фамилия... Стенько. Повтори: —    попросил Владимир сына.                — Хорошо, папочка, моя фамилия — Стенько: — прошептал мальчик.            — И адрес наш повтори: Лебяжья улица, 17, квартира 103.                — Лебяжья улица, 17, квартира 103.                — Не забудь, сынок, если тебя спасут, а рядом... никого знакомых не будет,   ты назовёшь этот адрес любому человеку, слышишь, любому...  свой адрес и фамилию... и фамилию: — обессилев, Владимир откинулся на пол. 
            Потом Владимиру стало совсем плохо, он лежал весь белый, у него начался бред.  Руслан кивком головы указал на него террористу, перепоясанному пулемётными лентами. Галина уже знала, что его зовут Лечи. Он даже давал детям конфеты. Лечи подошёл к Владимиру и приказал ему ползти из зала:                — Куда вы забираете его? — Галина буквально потребовала объяснений.     — В больницу, — ответил Лечи.                Галина понимала, что это ложь и оттого занервничала еще сильнее.