Директор пивзавода

      Семья готовилась ко сну. Маленький сынишка лежал на краю кровати и тискал материнскую грудь.
- Что, сынок, наелся и теперь хулиганишь, - спросила счастливая Елена своего первенца.
      Алёшке пошёл второй год, на мамином молоке парень справно раздобрел. Нет, конечно, он кушал уже всё подряд, но от молочка не отказывался. Сосед - дядька Фёдор, стал называть его – директор пивзавода, за довольно внушительный вид. Несмотря на солидный возраст Лёша ещё не ходил, а на руках носить – тяжёл больно. Вот и приходилось мальцу елозить по полу на разостланном отцовском бушлате. Глазки, как две чёрные бусинки на круглом лице, всегда начеку.  Длинные волосёнки Елена безжалостно остригла, когда сыну исполнился год.
- Так, всё, хорош… поели, пора и честь знать, - подал голос от стенки глава семьи Максим. Он работал столяром и сыну соорудил красивую кроватку- качалку. Другой такой за сто вёрст не сыщешь. Максим из детдомовских подранков военного времени.  Он рано остался без родителей и в своей семье души не чаял.
- Ты, гляди, сынок… папа нам команды раздаёт, - засмеялась Лена, молодуха, с любой стороны загляденье. И лет ей всего двадцать.
- А кто в доме хозяин? – строго спросил Максим и сдвинул густые брови к переносице. Потом незаметно просунул руку под одеяло и принялся щекотать жену под мышкой.
      Елена от вероломной щекотки дёрнулась всем телом, панцирная сетка отозвалась волной, и сынок, как куль с мукой, грохнулся на пол.
      От неожиданности и резкой боли малыш мгновенно зашёлся в крике. Максим прыжком перескочил через жену и взял сына на руки.
- Максим, положи его на кровать… я посмотрю…мне кажется…сынок рукой ударился… смотри… руку правую не сгибает…
      Она осторожно подняла рукав рубашонки и обомлела. Локтевой сустав выскочил из своего места и теперь нелепо выпирал под кожей.
- Вот, смотри, папаша… натворил ты делов… знаешь ведь, что я щекотки боюсь…
      Лена стала одеваться.
- Пойду… у дядь Феди ещё не спят… свет в окошке вижу… может, чо присоветуют…
      Через пять минут она вернулась.
- В деревне фельдшера нет… в район сбежал ещё летом… ближайшая больница за сто вёрст… за Обью в деревеньке повитуха есть, всех пользует, не только баб, но на Оби лёд ещё молодой… дядь Федя сказал…
 
      Всю ночь просидели родители на койке рядом с сыном. От крика он скоро потерял голос, только хрипел и вздрагивал всем телом. Рука у Алёши опухла, и малейшее движение причиняло ему нестерпимую боль. Елена пыталась отвлечь сына, давала ему грудь, но малыш только мотал головой. В его красных от боли и бессонницы глазах ей виделся укор.
      Утром Максим чуть свет пошёл к председателю колхоза.
- Спиридон Григорьевич… выручай, подскажи, что делать… парнишка наш с койки упал… руку сильно зашиб… сустав напрочь выскочил… соседи сказали, что за рекой повитуха есть…
- Да, как же, знаю… тётка Пелагея… знахарка знатная… из староверов… но нами не брезгует… я после войны отца к ней возил с грыжей… вот что… днём через реку нельзя, лёд хлипкий…так что на ночь поедешь… сани, лошадь – в конюшне возьмёшь…я распоряжусь… запрягать-то чай, не могёшь… вот, то-то и оно… к Ивану зайдёшь, скажешь, я просил… да, вот ещё… Пелагея денег не берёт…
- А что же делать… вдруг откажет…
- Не откажет, не боись… тем более мальцу… ты из продуктов чего прихвати… вон у Фёдора курицу купи… своих-то не завёл ещё…
   
      Максим Корнеев шёл домой в великом смятенье. Он никогда не управлял лошадью, да ещё в ночь, да по тонкому льду. Как оно обойдётся, никто и не ведает.
      Он зашёл в избу, голиком сбил снег с валенок.
- Ну, вот, Ленок… ближе к ночи поедем через Обь… председатель даёт свою кошевку… добрый он, но малость чудаковатый… говорит мне на полном сурьёзе… утонешь, на работу не приходи… это у него шутки такие… спасибо, хоть не отказал… как там сынок наш… придётся его в одеяло заворачивать… пальтишко не получится надеть… Григорьич сказал повитуха берёт продуктами… сходи к Митрофановне, купи у них курицу…      
- Рука у Лёшика ещё больше опухла… я ему кашку сварила… не ест ничего… только в глаза жалобно смотрит… еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться, - с болью в чёрных глазах ответила она.
      Елена накинула телогрейку, собираясь идти к соседям. Потом достала из чемодана старенький ридикюль.
- Максим, сколько денег брать…
- А я почём знаю… рублей тридцать возьми…
      Вскоре Елена вернулась с курицей со связанными лапками.
- Митрофановна денег не взяла… говорит, на чужом горе не разживёшься…
- Спасибо ей… ничо… я им по-плотницки чем-нибудь подсоблю… забор по весне подправлю…
      Максим невысокого роста и, несмотря на голодное детство, ловок и силён. По просьбе председателя целый месяц кузнецу помогал, кувалдой железо гладил. Когда отладил стоявшую в запустении пилораму, то по селу поплыл дурманящий запах свежей древесины. Председатель на радостях пообещал ему новую избу поставить. А ещё Максим пробовал писать стихи, изредка записывал что-то химическим карандашом в коричневый блокнот.

      К часам десяти вечера, когда мороз посуровел градусами, Максим пошёл в конюшню на отшибе деревни. По пути зашёл к конюху.
- Извини, дядь Ваня, что беспокою… навыка с хомутами нет…
- Наслышан про твою беду… погодь, портки надену…
      Конюх Иван ловко запряг лошадь в лёгкие сани. Принёс охапку соломы и огромный тулуп.
- Всё мягшей твоим будет… принимай, Максимка, транспорт… Зорька, кобыла смирная… бабу с ребёнком посадишь, сам рядом пойдёшь… вожжи не выпускай из рук… правь чуток левей… так дальше, но берег там пологий.
- А почему рядом… места всем хватит… - недоумённо спросил Максим.
- Для осторожности… без тебя повозка легше… дошло, небось… лёд трещать будет, а ты не дрейфь… у тебя выбора нет… овса торбочку положил под солому… завтра дашь Зорьке… напоить не забудь… всё, с богом…
- А как я найду Пелагею? – спросил Максим, принимая вожжи из рук Ивана.
- Четвёртый дом в аккурат её будет… стучи в ворота… а там, как масть ляжет…

      Пока он ехал к избе за семьёй, лошадь несколько раз косила глазом на незнакомого кучера. Сани легко скользили по снежному насту. Максим видел её недоверчивый взгляд и подбадривал себя:
- Ничо, не боись, Зорька… мы, полегоньку да не спеша… иного выхода нет… сынулю надо выручать… зачем только мне пешим идти, если лошадка тяжелей кошевки будет… не понимаю…

      Обь встретила их белым безмолвием. Максим слез с саней, подоткнул плотней полы тулупа у ног жены, и в указанном месте направил лошадь на лёд. Теперь до тверди им предстояло проехать и пройти километр с гаком. Лёд под полозьями тревожно потрескивал.
- Максим, я боюсь, - послышался голос Елены из саней.
- Ничо, Леночка… бог не выдаст, свинья не съест… авось, доберёмся…
      
      Максим старше жены на семь лет. Когда он снимал в городе комнату, то приглядел хозяйскую дочку, девчонку с черною косой до пояса, певунью да плясунью. И вот теперь они два года вместе.

      В одном месте Максиму показалось, что лёд стал прогибаться под ними. Он остановился от страха, встала и Зорька. Потом вдруг вспомнил слова конюха, «что бы ни случилось, не останавливайся». Чуть тронул поводья, боясь делать резкие движения.
- Пошла, Зорька… вывози, милая…
      Лошадка не спеша тянула сани, изредка оглядывалась, наверное, искренне не понимала, почему кучер идёт пешком. Потом неожиданно, словно по команде, завьюжило. Лёгкая позёмка быстро превратилась в метель. Ветер поднял снег со льда и стал швырять зарядами в ночных путников. Небо тоже не подкачало, и через минуту Максим не видел даже повозку в метре от себя. «Берега не видно в этой кутерьме… как бы не сбиться с пути», - думал обеспокоенный Максим.
      Лошадка, невзирая на завируху, уверенно шла по тонкому льду. Когда отлегли сомнения, он подумал, «видать, не одну бабёнку Зорька к повитухе свезла, зимы-то длинные… всякое случается…»
      Когда опасное приключение окончилось, и Зорька наконец вынесла сани на твёрдую землю, Максим остановился, чтобы передохнуть. Он чувствовал, что от напряжения вспотел основательно. «Ветер колобродит, а мне жарко… это от страха, наверное… добирались полчаса, а казалось, конца не будет», - пронеслись мимолётные мысли.

      Вдали зачернели избы посёлка. На стук в ворота отозвались все собаки в округе. Потом из-за ограды послышался густой бас:
- Кого принесла нелёгкая… ночь на дворе…
- Мы с Михайловки… малец у нас болен… нам бы Пелагею-знахарку повидать… - взволнованным голосом ответил Максим.
- Погодь, шубейку накину…
      Ворота отворял Семён, сын Пелагеи, кряжистый детина с рыжей бородой.
- Правь во двор… лошадь рассупонь… я её под крышу определю… сена дам… назад, видать, не скоро…
      Максиму стало неловко. Он на спор топором брился, любую мебель мог спроворить, было бы только из чего. А вот с лошадкой управляться не приходилось.
- Прости, браток, - ответил Максим, - Я по дереву больше горазд… сегодня вожжи первый раз в руки взял…
- Понятно… а ты, парень, видать, рисковый… я вчерась ходил нА реку… лёд проверял… матери ещё сказывал, что рано ещё… у меня на том берегу интерес имеется…
- Сынок сутки ревмя ревёт… тут уж поневоле рискнёшь… страху натерпелись на год вперёд…
- Ладно, идите в избу… сейчас маманю шумну…
      Он зажёг керосиновую лампу и вышел. Вскоре из спаленки появилась не старая ещё женщина. Даже в полутьме чувствовался её проницательный взгляд. Елена невольно поёжилась.
- С чем пожаловали? – строго спросила Пелагея.
- Сынок с койки упал… рука опухла… не ест, не спит уже сутки… - тушуясь под пытливыми очами, ответила Лена.
- Положи вот сюда, на лавку… да раздень до рубашки, - приказала знахарка.
      Она загремела чем-то в запечье, достала склянку с каким-то зельем. Вымыла тщательно руки под рукомойником, вытерла не спеша рушником, и, наконец, подошла к Алёшке.
- Ну, парнишка, давай, показывай, что у тебя стряслось…
      Малыш при виде чужого человека заорал пуще прежнего. Знахарка ловко прощупала опухоль на руке.
- Ничо… покричи малость… скоро полегчает, - уверенно произнесла Пелагея и взяла склянку.
- Ты, мамаша, мальца подержи… я ручонку смажу.

      Через некоторое время, когда ребёнок успокоился, она вновь подошла к нему. Лена сидела подле сына и держала его за здоровую ручку. Пелагея, как факир в цирке, пробежала цепкими пальцами по локтевому суставу, словно примеряясь. Пошептала что-то себе под нос, и потом последовало неуловимое взгляду движение пальцев. Мальчик взвился на лавке от острой боли. Елена едва удержала сына от падения.
- Вот и всё… косточки на место встали… теперь пусть поспит…
- Ой, спасибо вам, тётя Пелагея, - сказала раскрасневшаяся от волнения Елена.
- Будет тебе… небось в вашей деревне меня колдуньей кличут… а вы, я вижу, не местные… и говорок другой, - спросила, как пригвоздила Пелагея.
- Да, нет, что вы… повитухой все зовут… а мы здесь и вправду недавно… вербованные…муж у меня столяр… Максим, а ты чего стоишь… курицу неси… небось околела хохлатка в санях… вы, уж не обессудьте… мы вам курицу привезли в гостинец…
- Ладно… курицу Семён в стайку снесёт, а вы, вот, на лавке устраивайтесь ночевать.

      Пока Максим ходил во двор к саням, сынишка крепко заснул. Елена рядом на своём кожушке пристроилась. Он кинул тулуп на пол возле лавки и улёгся.
      Почти сутки проспал маленький Алёшка. Проснулся, хотел было заплакать. Потом повертел головёшкой по сторонам, пошевелил рукой. Увидел отца, заулыбался во весь рот, показывая неполный набор молочных зубов. Отца Алёшка любил, и первое слово у него вышло – па-па.
      Лена обижалась шутя, говорила, ну вот, два года вместе неразлучно, а папа сыночку дороже. Потом целовала своего малыша и давала грудь.

      Расти, «директор пивзавода», наедай щёки, у мамы молока ещё вдоволь.


                10 декабря 2025 года.