Скрипка Рафаэля Ландау. История, которую не расска

В просторном зале музыкальной школы, расположенной в центре старинного немецкого городка Миттенвальд, царила праздничная суета. В воздухе чувствовалось то редкое настроение, которое бывает только перед Рождеством: радостное, благостное, почти сказочное. Всё было готово для концерта: сбоку сцены, у большого окна, стояла высокая ель, украшенная разноцветными шарами – золотыми, красными, синими, а также стеклянными ангелами, зайчиками и другими фигурками. На её макушке сияла Вифлеемская серебряная звезда, а между ветвями мягко мерцали огоньки гирлянд, отражаясь в оконных стёклах и создавая ощущение, будто свет льётся прямо с небес.

Под ёлкой была устроена традиционная рождественская сцена: деревянные фигурки Марии и Иосифа склонились над яслями, где лежал младенец. Рядом стояли пастухи с овечками, а чуть поодаль — три волхва с дарами. Эта композиция придавала залу особую торжественность и напоминала о глубинном смысле праздника.

Родители и гости рассаживались на свои места, дружелюбно переговаривались, с интересом оглядывая убранство зала.

Ансамбль старших учеников открыл вечер величественным хоралом. Зал наполнился светлым, чистым звучанием, отчего прекрасная ёлка казалась ещё ярче и наряднее. После этого ученики выходили один за другим, и каждое новое произведение, исполненное ими, дарило публике частицу праздника.

Наконец объявили моё имя.
— Герда Хофман.
 
Я часто выступаю на концертах и уже не так волнуюсь, как это было в первый раз.
Но сегодня… сегодня я особенно взволнована. Перед тем как сыграть красивую мелодию, я хочу сказать зрителям кое-что важное.

— У меня в руках скрипка, — начала я. — Эта скрипка когда-то принадлежала мальчику, который родился и жил в Германии, как мы, только давно, ещё когда нас не было. Его звали Рафаэль Ландау.
Я сделала паузу, чтобы набрать побольше воздуха и успокоиться.
— Сейчас я расскажу вам историю о нём. Историю, которую никому не рассказывали.


За полгода до концерта.

Мой папа — реставратор музыкальных инструментов. Он очень гордится своей профессией, потому что она у нас семейная: его отец, дедушка, прадедушка и дальше — все были мастерами этого дела.
Мне тоже нравится проводить время в папиной мастерской, где приятно пахнет стружкой и лаком, слушать, как он проверяет струны, смотреть, как деревянные корпуса оживают под его руками.
— Это так здорово, — говорил он мне, — когда из старого и часто сломанного рождается что-то прекрасное. Например, виолончель, которой я недавно дал новую жизнь… Теперь она снова радует слушателей своим великолепным звучанием.

В нашей мастерской есть большая кладовая с никому не нужными инструментами. Иногда я заглядываю туда, словно в сундук с тайнами, и ищу что-нибудь любопытное.

Однажды я увидела среди пыльных стеллажей футляр для подростковой скрипки: "Ой, как для моей! Жаль, что он такой ветхий! Его, наверное, уже не починить", — подумала я и из любопытства посмотрела, что в нём.
Внутри лежала скрипка. Она была потемневшей от времени, но даже в этом виде выглядела как живая, и мне показалось, что она хотела, чтобы я взяла её в руки.

 — Папа, смотри, что я нашла!

Папа вынул из футляра скрипку и внимательно осмотрел корпус на свету. Пальцами проверил края деки, слегка прижал стыки, затем тихо постучал по корпусу и поднёс инструмент к уху, прислушиваясь к отклику дерева.
— Знаешь, это не просто старая скрипка. Это замечательная скрипка: качественная древесина, тонкий лак, чувствуется работа настоящего мастера, даже в таком состоянии видно, что она звучала прекрасно. Вот видишь, на нашем складе тоже можно найти вещь, достойную внимания.
— Её можно восстановить?
— Да, можно. Конечно, потребуется время на это, но работа будет для меня приятной, потому что я её сделаю для тебя.
— А ты успеешь к Рождеству? Мне хочется выступить с ней на праздничном концерте.


— Сегодня я занимался той скрипкой, которую ты принесла, — начал папа через пару дней за ужином. — Она оказалась непростой… с тайной. Когда я внимательно её осмотрел, то глубоко внутри обнаружил приклеенную маленькую записку. Послушай, что в ней написано: "Это моя скрипка. Меня зовут Рафаэль Ландау. Я из Вюрцбурга. Нас привезли в Терезиенштадт, а теперь меня переводят в Освенцим. Декабрь 1943 год. Если эта скрипка попадёт к кому-то, пусть знает, что я жил…"


Апрель 1942 года. Германия. Вюрцбург.

Рафаэль проснулся от того, что кто-то громко барабанил в дверь. Когда его отец открыл её, вошли двое мужчин в полицейской форме.
— Собирайтесь и побыстрее, — грубо сказал один из них. — С собой можете взять только самые необходимые вещи. Все документы, деньги, драгоценности и ключи от квартиры сдать немедленно.
Другой уже начал проверять имущество: открывал шкафы, сундуки, ящики, вытаскивая из них то, что считал важным и подлежало изъятию.
Рафаэль стоял рядом с родителями, не смея дышать. Он смотрел, как полицейский складывал то, что родители собирали и берегли годами, в одну коробку: ему казалось странным, что теперь это будет чужим.
— Выходим! Быстрее!

Колонну людей, собранную со всего города, повели к вокзалу. На платформе прошла регистрация, тщательно досмотрели каждого и у некоторых изъяли запрещённое.
Подавленные, все стояли молча — возмущения и сопротивления не было.

В вагоне Рафаэль устроился с родителями на деревянной скамейке. Прижимая к груди свою скрипку, он смотрел в окно. Поезд тронулся, и его родной город постепенно исчезал из вида.
Мальчик повернулся к отцу:

— Пап… Мы ведь ничего плохого не сделали. Почему нас увозят?
— Потому что мы евреи.
— Но мы родились здесь… Мы немцы… Я учусь в немецкой школе, и все там говорят на одном языке.
— Это не меняет того, кто мы есть. Для них мы чужие.
— А куда мы едем?
— Никто не знает, — ответил отец и замолчал.


За полгода до концерта.

— Значит, скрипка принадлежала мальчику по имени Рафаэль? А мы можем узнать о нём что-нибудь через интернет? — спросила я.
— Конечно, — сказал папа. — Германия даёт доступ к разным архивам, в том числе по Терезиенштадту.

На экране монитора появились имена, даты рождения. Папа прочитал:

— Рафаэль Ландау, 1930 год рождения, родился в Вюрцбурге. В апреле 1942 года его вместе с родителями депортировали в Терезиенштадт. Значит, ему было тогда 12 лет.
— Как и мне сейчас…
— Да.
— Папа, а что это за место? Город такой?
— Сейчас мы всё узнаем. Вот смотри, в этой статье о Терезиенштадте написано, что это не просто город.
 
Папа быстро пробежал глазами текст.

— Это гетто и место заключения. Он находился в Чехии и служил транзитным пунктом перед отправкой в лагеря смерти. Его создали на базе старой крепости XVIII века. То есть здесь практически не надо было ничего строить. Сюда свозили евреев из Чехии, Германии, Австрии и других стран. Нацисты цинично говорили, что для переселенцев здесь имеются прекрасные условия для проживания. На самом деле жить там было не просто трудно, а невыносимо: в маленьких комнатках находилось по нескольку семей, отчего распространялись разные опасные болезни. Кто заболевал, того не лечили. Кормили так плохо, что все голодали. Перед поступлением сюда очередной партии евреев, всех ослабленных переправляли в Освенцим или Треблинку. А чтобы придать этому месту вид благополучия, руководство гетто организовало различные театральные кружки, хоры, оркестры. Ведь в это место свозили в основном талантливых и даже известных людей. Музыкальные концерты были частью нацистской пропаганды, чтобы создавалась иллюзия нормальной жизни.
— Значит, Рафаэль был талантливым мальчиком и играл в одном из таких оркестров?
— Да, — ответил папа, кивнув. — Думаю, что это именно так. Его талант спас его, но только на какое-то время, а потом… скорее всего, он очень ослаб от недоедания, и его решили отправить в Освенцим.
— А родители?
— Судя по записке, которую он оставил, видишь, тут написано "меня", его родителей отправили туда раньше.

Я сидела молча, пытаясь осознать эту историю. Скрипка, которая раньше казалась мне старой и ветхой, теперь стала живым свидетельством. Она перестала быть обыкновенным музыкальным инструментом — теперь она была голосом Рафаэля.
— Папа, — тихо сказала я. — Мы должны что-то сделать. Я хочу, чтобы люди узнали о Рафаэле.
— Ты права, дочка. Это трагическая история и иногда надо о ней напоминать людям. Благодаря этой скрипке они узнают правду.


Концерт перед Рождеством.

Я рассказала всё, что знала о Рафаэле.
В зале стояла абсолютная тишина. Зрители были потрясены услышанным.
А я… я заиграла рождественскую мелодию, известную каждому.
Но сейчас слушатели уловили нечто особенное в моей игре — не в самой мелодии, а в звучании скрипки, потому что в этих звуках они услышали голос Рафаэля, отчего знакомая песня стала чище и красивее. Когда последняя нота растворилась в воздухе, зал замер на мгновение. А затем раздались аплодисменты, которые становились всё громче и громче. Я понимала, что все хлопают не мне, а Рафаэлю – мальчику, который хотел, чтобы мир знал, что он жил.