Дедова тайна

Я родом из большой хлебосольной семьи, склонной к широким застольям.

Собирались деды и бабки, их родня, кровная и некровная, друзья, друзья друзей, дети, внуки. Приходили все, кто мог ходить на момент праздника. А здоровье тогда было у людей гораздо лучше.

К встрече гостей готовились ответственно и с душой.
Накануне в русской печи варился холодец. Сдвигались вьюшки, и на открытый огонь со всеми почестями устанавливали огромный чугунный казан. Мясо томилось несколько часов. Дом благоухал лавровым листом, чесноком и свиными култышками. В гастрономическом аромате слышался совсем уже близкий праздник.

Варили ведерную кастрюлю борща. Пекли хлеб.
Рубили кур. Мне, неизбалованному мультиками советскому ребенку, церемония от рубки до потрошения была чрезвычайно интересна.

Баба гнала со стола, где я вперемешку с ощипанными тушками сидела, открыв рот, и постигала тайны куриного внутреннего мира.
Среди моих сверстников тоже не было сентиментальных и испуганных.

На десерт– хворост, тонкий, хрусткий, пахнущий семечками, потому как жарили его в масле самом что ни на есть настоящем подсолнечном.

С утра баба надевала торжественный фартук, белый, с рюшами и оборками, и начинала хлопотать.
Доставала на божий свет припрятанные как раз для таких случаев тарелки и чашки, перемывала. С особой тщательностью осматривала и протирала вилки, чтобы не дай бог какая-нибудь глазастая гостья не обнаружила присохшую к вилке с прошлых посиделок капусту.

Сдвигали столы, из неожиданных мест несли в дом стулья, в том числе и от соседей, на которые они же потом и усаживались.
Накрывали стол.

Взбудораженная ожиданием, я по-детски неуклюже кокетничала перед гостями и принимала подарки с комплиментами.
Пожалуй, на этом все удовольствия от праздников для меня заканчивались. По мне, так прибывшие могли немного посидеть, скромно поесть, взять с собой на дорожку и отчаливать. Потому что дальше начиналось неудобное.

Разговаривали гости громко. Сидели долго. После третьей стопки затевали песни. В протяжные женские голоса вливались басовитые мужские. И ни одной неверной ноты!
 
Пели чисто.
Пили в меру.
Кроме деда.

Дед был большой индивидуалист и выбивался из общего складного строя. Вопреки желанию публики, исполнял странные даже не песни, а прибаутки - «тики-тики со льва у-ха-ха» и «плыли три дощечки, январь-февраль-март-апрель».
Не дожидаясь тостов, выпивал. Наливал себе самостоятельно. И чем больше было налито и выпито, тем интереснее у деда становилась прошлая жизнь.

Захваченный собственным рассказом, он, не церемонясь, требовал к себе внимания, все сильнее с каждым разом тыкая в бок соседей локтями.
Публика его частым возлияниям особо не препятствовала – она терпеливо ожидала, когда дед достигнет кондиции, и его можно будет отправить в спальню.
Вынесенный за пределы застолья, он продолжал бормотать во сне.

Как засыпала – не помню.

Но зато утром я с радостью бежала по комнатам. Гости успели разойтись, разъехаться, или как-то иначе покинуть дом, мой дом.
Он уже был умыт-помыт и прибран. На кухне за столом кряхтел дед, баба, уже в обычном фартуке, привычно его поругивала.

Домашний уют, главное счастье.

До следующих гостей.
Что касается дедовых песен, и как они выглядят в полном объеме, по сей день не знаю. И никто не знает – спрашивала, искала, не нашла. Тайна «тики-тики» ушла вместе с дедом.