О повести А зори здесь тихие Бориса Васильева и од

Повесть Бориса Васильева “А зори здесь тихие” была написана и впервые опубликована в 1969 году. Через двадцать четыре года после окончания Великой Отечественной войны. Тогда мне казалось, что война закончилась давно, я и сам-то родился не на много раньше.

Через три года, в 1972-м году, вышел одноимённый фильм. Я его посмотрел зимой. Билет в кинотеатр было не достать, уже, наверное, на третий день показа мне с трудом удалось купить его лишь на самые плохие места: во втором ряду слева, с краю.

Частично мне уж рассказали содержание. И несмотря на это, фильм произвёл на меня такое впечатление, что я до сих пор помню, как смотрел его тогда, в первый раз. Хотя было мне лишь восемь лет, почти девять.

После этого, особенно, когда появилось множество телевизионных каналов и интернет, я посмотрел его, наверное, ещё раз двадцать и смотрю до сих пор, и если попадаю на него случайно, обычно смотрю дальше, правда, уже не всё, что-то уже даже воспринимается критически, но так же переживаю за героев, пусть и вымышленных, но ставших уже чуть ли не родственниками, хотя знаю это кино, основные его моменты, наверное, наизусть.

Других фильмов по этой повести для меня нет, впрочем современные ремейки и не только я вообще не воспринимаю. И, например, “В августе 44-го” я смотрю тоже только белорусский, созданный в 2000-2001-м годах.

Но здесь я бы хотел поговорить больше о самой повести Бориса Васильева, где-то “пройтись вслед за автором “, а где-то и высказать свою читательскую точку зрения, особенно, касающуюся неоднозначных моментов, действий героев, будоражащих чувства, которые до сих пор вызывают какой-то внутренний диалог и размышления о том, почему так, а не по-другому. Хотя где-то хотелось бы и сравнить с ней фильм Станислава Ростоцкого, обратить внимание на различия, которых достаточно много, и некоторые из них довольно важны.

И сразу всё-таки хочу отметить, что повесть, с моей точки зрения, является более цельным и лучше воспринимаемым художественным материалом, нежели фильм. Правда, это не ново, когда речь идёт о печатных первоисточниках и созданных затем на их основе кинолентах.

И как после первого просмотра, так и до сих пор считаю, что делать фильм чёрно-белым с цветными вставками характеризующих героинь отступлений, касающихся их личной жизни, а также в начале и в эпилоге было неправильно. Чтобы показать контрастность мирной и военной жизни, подчеркнуть трагизм повествования? Так и того, и другого там без этого хватает. Зато сам фильм потерял в колоритности, картинка получилась не достаточно чёткой и достоверной, такой своеобразный карельский пейзаж - несколько смазанным, а герои - менее яркими внешне. Одни только рыжие волосы Евгении Комельковой чего стоят. Но это лишь моё личное мнение, имею же я на него право. Не так ли?
||
Как известно, написать о зенитчицах, противостоящих диверсантам, автора сподвигла небольшая заметка в газете о том, как: “В начале войны семь раненых солдат помешали немецким диверсантам взорвать железную дорогу Петрозаводск-Мурманск. Силы были неравны – у наших в наличии семеро раненых бойцов, включая сержанта, и только один пулемет”. (Из общедоступных источников)

Шестеро бойцов и сержант из медсанбата послужили прототипами. В живых из них остался только израненный сержант, который уже после войны был награждён медалью “За боевые заслуги”. Жаль, что о них так мало известно. И интересно, дожил ли тот сержант до публикации повести. Ведь они, можно сказать, относятся к тем настоящим героям, о которых тоже можно сказать: ”Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен”. Потому что, хотя случай и не безизвестный, имена, к сожалению, не сохранились, разве что где-то в архивах.

Но, во первых, о различных подвигах солдат в те военные и послевоенные времена было написано немало, во-вторых, Борис Васильев хотел подчеркнуть то, как трудно было женщинам на войне, поэтому и сделал их главными героями повести, точнее, главными героинями. А весь груз ответственности за них возложил на не менее героического старшину Васкова.

Но, так как их трагическая судьба была предрешена изначально по замыслу повествования и тематики, чтобы показать весь трагизм, насколько противоестественны между собой женщины и война, ни у девчонок выжить, ни у старшины спасти их шансов не было.

Отсюда и трудно проходимые болота, и отсутствие связи, и небоевые потери. Ведь любого, кто читал повесть или смотрел фильм, наверняка, прежде всего это зацепило. Одно дело, если бы все погибли в бою. Да жалко, очень жалко. Но ведь война. А тут: из пяти девушек - одна - стихийно, вторая - случайно, третья - нелепо, четвёртая - дерзко(могла утаиться, но не захотела), и лишь пятая - имея тяжёлое ранение, но все-таки сама застрелилась. Конечно, шансов у неё вроде и не было, и старшина понял это сразу, и сама Рита, но всё же.  Дальше я остановлюсь на этом поподробнее, а пока несколько слов о начале.

Если в повести всё идёт последовательно: и действия, и рассказ о прошлом, как одно целое, то в фильме, как я уже говорил, по-другому, там цветные вставки на протяжении первой серии. Кроме того, если в фильме младший сержант Осянина сбила самолёт и застрелила лётчика уже на 171-м разъезде, то в повести - ещё на месте предыдущей дислокации, и не самолёт, а аэростат, хотя и здесь они стреляли чуть ли не каждую ночь по самолётам, которые постоянно летали, но уже не бомбили этот участок. Поэтому удивительно, как она умудрялась ездить по ночам в город на попутках два-три раза в неделю.

Считай, оставляла боевую позицию во время войны, пусть и по очень важной для неё причине. Бегала под расстрельной статьёй? Но, если бы не бегала, то и такой интригующей завязки не было бы. Тем более, что помкомвзвода Кирьянова знала об этом, хоть и вида не показывала, доложили. А значит, и инцидента не было. Не попалась патрулю - это главное. Значит, боеготовность от этого не страдала, по мнению опытного старшего сержанта. А коменданту Васкову они, по сути, не подчинялись. Его задачей было полупустой пакгауз охранять да докладывать об обстановке по инстанции. И про свои старшинские обязанности он не забывал, банные дни проводил, как положено, а не по подсказке начальства, как в фильме:
-Устрой-ка ты им баню.
Уж что, что, а обязанности свои Федот Евграфович знал на зубок и выполнял их безукоризненно.

Боец Комелькова, соответственно, тоже прибыла на замену погибшей  в том бою “подносчицы -  курносой, некрасивой толстухи, всегда что-то жевавшей втихомолку”, ещё на тот плацдарм.

И стреляли девчата, “лупили из всех восьми стволов по пролетающим немецким самолетам”, не из крупнокалиберных пулемётов установок ЗПУ-4, которые появились гораздо позднее, а из “комплексных пулемётов” -  двух установок М4, счетверёнок (по четыре спаренных пулемета “Максим” в каждой) , которые часто использовались в первые годы войны.

А из того, что сбитый фашист, спускающийся на парашюте, был прошит пулемётными очередями младшего сержанта Осяниной на другом участке, следует, что и старшина никуда не плавал, никаких карт немецких не доставал, а свой предстоящий маршрут и предполагаемый маршрут диверсантов устанавливал по своей старой карте.

Я пишу об этом так, чтобы порассуждать и попытаться понять, почему и как автор строил композицию своей повести в расчёте на создание тех условий, в которых оказались противоборствующие стороны: наши необстрелянные девчата с одной стороны и вооружённые до зубов диверсанты - с другой.

Итак, Рита увидела ранним утром двух немцев в маскнакидках и со свертками в руках, встретила она их недалеко от разъезда, буквально в сотнях метров.

Старшина Васков Федот Евграфович, как положено, докладывает своему начальству и даже более того, совершенно правильно оценивает обстановку: два фрица, скорее всего, разведка, повторюсь, скорее всего, разведка, и просит разрешения прочесать лес по горячим следам. На мой взгляд, в той ситуации это и было единственно верным вариантом. Немцы рядом, надо их догнать.

Но, что он слышит в ответ от “крикливого майора”: нельзя, мол, объект оставлять без расчёта, за это по головке не погладят. И отнёсся к словам коменданта с прохладцей, типа, что там у тебя опять, что ты кричишь из-за двух диверсантов, что там у тебя разведывать, возьми пять человек-зенитчиков да задержи их. И даёт указание Кирьяновой выделить ему пять человек.

Васков, который побаивался начальников, и сам по себе строгий приверженец устава, сразу подчинился тому ходу мыслей, который исходил от майора, и соглашается, утверждая, что, надо брать.

Но скольких и какими силами: двух, брать с пятью зенитчицами.

Вот как происходит это в самой повести:
 «Сосна»! «Сосна»!.. Ах ты, мать честная!.. Либо спят, либо опять поломка… «Сосна»! «Сосна»!..

– «Сосна» слушает.
– Семнадцатый говорит. Давай Третьего. Срочно давай, чепэ!
– Даю, не ори. Чепэ у него…

В трубке что-то долго сипело, хрюкало, потом далекий голос спросил:

– Ты, Васков? Что там у вас?
– Так точно, товарищ Третий. Немцы в лесу возле расположения. Обнаружены сегодня в количестве двух…
– Кем обнаружены?
– Младшим сержантом Осяниной.

Кирьянова вошла. Без пилотки, между прочим. И кивнула, как на вечерке.

– Я тревогу объявил, товарищ Третий. Думаю лес прочесать.
– Погоди чесать, Васков. Тут подумать надо: объект без прикрытия оставим – тоже по головке не погладят. Как они выглядят, немцы твои?
– Говорит, в маскнакидках, с автоматами. Разведка, мыслю я.
– Разведка? А что ей там, у вас, разведывать? Как ты с хозяйкой в обнимку спишь?

Вот всегда так, всегда Васков виноват. Все на Васкове отыгрываются.

– Чего молчишь, Васков? О чем думаешь?
– Думаю, надо ловить, товарищ Третий. Пока далеко не ушли.
– Правильно думаешь. Бери пять человек из команды и дуй, пока след не остыл. Кирьянова там?
– Тут, товарищ…
– Дай ей трубку.

Кирьянова говорила коротко: сказала два раза «слушаю» да пять раз поддакнула. Положила трубку, дала отбой.

– Приказано выделить в ваше распоряжение пять человек”.

А кто сказал, что их двое? Младший сержант Рита Осянина. Так это она увидела только двоих. Когда и кто забрасывал для крупных диверсий по два человека? Тем более, что старшина не хорошо, а отлично знал все виды уставов, и знал, что в скрытных колоннах группы выдвигаются на значительном расстоянии друг от друга.

Но, получив приказ, он начинает действовать в соответствии с ним, забыв, что диверсантов может быть гораздо больше. Тем более, что и они сами охраняли железнодорожный разъезд, это для их участка, может, и вполне хватило бы двух хорошо подготовленных диверсантов и того количества тола, который они могли унести. Но фашисты миновали их участок и направились, это старшина понял, ещё изучая карту, на Кировскую железную дорогу.

Почему Кировскую? И дело даже не столько в Беломорском канале имени товарища Сталина. Потому что она соединяла Мурманск с Большой землёй. А это и северный порт, и ленд-лиз, и множество стратегических грузов по ней. И действительно, на Кировской железной дороге во время Великой Отечественной войны было много попыток диверсий.

И старшина Васков это прекрасно понимал. Но приказ получен. И нет бы быстрее пуститься вдогонку за врагом, но, куда там. Когда построился личный состав имеющегося подразделения:
“- Женя, Галя, Лиза… “
Они и ранее  так отдавали команды:
-Лида, Рая, – в наряд!

А уж когда сапоги сняли, винтовки показали, Федот Евграфович сообразил, что с таким войском дальше сельской околицы-то не выйдешь. Поэтому и решил подготовиться основательно, запастись и патронами, и продуктами - всем необходимым, чтобы уже не поблизости прочесать лес и задержать, а организовать поиск, немцы подвижнее и маневреннее. К тому же он не был уверен, что они пойдут именно на Кировскую железную дорогу, не знал их точный маршрут, мог только предполагать и догадываться, рассчитывая на свой опыт и интуицию. Он уже был расстроен, видя с кем придётся выполнять поставленную задачу.

А уж когда за околицу-то вышли и винтовки чуть не по земле волочиться начали у таких, как Четвертак и Гурвич, убедился, что немца нагнать с такими вояками да ещё и обезвредить будет очень непросто. Ведь кого выбрала командир отделения, тех, с кем общалась, ну и ещё переводчица Гурвич да Бричкина, хоть и путные, но тоже не для розыска. Хотя, из кого выбрать-то было, там все такие, бабский дивизион, не Кирьянову же с боевым орденом брать, она там самая главная среди зенитчиц, осталась за старшую на разъезде.

И даже когда Васков увидел малозаметные следы с рубчиками и определил направление, ещё не был до конца уверен, что туда направляются фашисты, предполагал, верил своему чутью, но сомневался.

Но всё же верил в правильность выбранного маршрута больше, потому и принял это авантюрное во многом и, как оказалось, роковое для своей группы решение, идти через болото. Ладно бы у него хоть какая связь была, да хоть голубица за пазухой, не говоря уже о рации, а в 1942 году их, хоть и не достаточно ещё хватало, но были. Но старшина связи не имел, будто путь не такой долгий и далёкий предстоял, однако разуверившись в войске своём, и не безосновательно, решил идти коротким путём, чтобы выйти наперерез, хотя и таким рискованным.

И всё бы было хорошо, если бы фрицев два оказалось, хотя тоже не очень понятно, как он собирался их конвоировать в обход десятки километров, такую даль. Место удобное для засады, но очень глухое. Кроме того, пройдя через топи, он отрезал себя и своих бойцов от возможной подмоги.

Понял он это, когда посчитали, сколько диверсантов, потому и растерялся так, хотя и не показывал вида, потому и отправил бойца Лизу Бричкину, ухватившись за соломинку, другого способа сообщить не было, потому как оказались уже они сами в западне, по сравнению с таким превосходством врага.

И ещё с первого просмотра у меня возникает какой-то внутренний протест на это решение Васкова. Ещё с детства, подсознательный какой-то. Учитывая то, как они шли через трясину ещё все вместе и в спокойной обстановке, не спеша, с ним, с опытным провожатым след в след, и то как намаялись. Тропа очень узкая, одно неверное движение - и  в то’пи, по краю пропасти легче, пожалуй. А тут.

 Был ли шанс у молодой, неопытной девчонки, хотя и в лесу, в хозяйстве выросшей, пройти через такую топь? Теоретически если только, то да. А практически? Не случайно и сам автор говорит об ужасе, который испытывала Лиза Бричкина, когда шла по болоту. Да, она не взяла слегу, очень торопилась и не отдыхала и даже почти дошла, но выскочивший из пучины пузырь, как то ружьё, которое обязательно должно выстрелить, испуг, один шаг - и всё.

Разве могла она не торопиться, не устать и не бояться, молодая совсем девочка, по сути, заметить впопыхах какую-то там сосну, выбрать нужную по толщине и не сухую “оглоблю”(какую-то там слегу), спокойно отдохнуть, когда надо. Конечно, нет. Поэтому, я считаю, что отправил её старшина и комендант Васков на верную гибель. И вот это роковое болото и это его решение отправить Бричкину за подмогой - его главные ошибки, как одного из основных героев повести. К сожалению, главные, но не единственные.
Не зря и корил себя старшина, не зря винил и страдал.

Кстати, и фашисты в повести тоже неоднозначно себя ведут. Ведь если цель у них была - диверсия на Кировской железной дороге, то во-первых, они слишком далеко выбросились из самолёта, во-вторых, должны всех остерегаться и идти больше ночью, мало того, идти по тылам в немецкой форме - это вообще жесть. До сорок третьего года, вплоть до того, пока целесообразны были такие акции, фашисты, начиная с самого начала войны, забрасывали к нам в тыл шпионов, переодетых в форму Красной армии, которой у них было предостаточно.

Идти они должны были тихо, осторожно, не привлекать к себе внимание. Поэтому бегущую в сапогах, больших на два размера, и топающую Соню Гурвич они должны были услышать издалека и спрятаться, ведь не знали же они, кто перед ними, сколько, что без связи и что уже обнаружены. Если только они шли и ворон считали, может, сорок, а Соня прямо на них выскочила, только тогда они должны были её ликвидировать, другого выхода бы не было, хотя могли ведь и в плен взять, чтобы прояснить обстановку. Но, автор об этом умалчивает, значит, обнаглевшие мрази просто ударили в сердце, а потом спрятали в надежде, что не найдут.

Так же и с боями. Ладно, первая перестрелка вышла случайно. Но их уже явно обнаружили. После этого выбегает Галя Четвертак. Зачем гнаться за старшиной? Их задача - уходить от погонь, а не создавать их. Ведь не знали они, с кем имеют дело, что подмога не придёт, может, русский солдат не от них убегал, а к своим бежал.

То же самое и во втором бою. Встретили их огнём из винтовок и автоматов. Нет бы отойти и в лес. Так эти перешли всё же через реку и за Женей Комельковой погнались, а когда она не захотела затаиться и у неё кончились патроны, застрелили её. Кстати в повести, в отличие от фильма, она здесь не пела. Просто отстреливалась из автомата, уводя за собой.

Возле речки, когда купалась перед фрицами, пела сначала. Но там не смеялась истерички, как в кино.

С Четвертак тоже ситуация вышла странная. Федот Евграфович, очень требовательный и здраво, всегда трезво оценивающий обстановку командир, понял её состояние после боя. Усомнился лишь в том, что делать с ней, из-за того, что девчонка. Был бы мужик, обматерил бы или по шее дал, чтобы в чувства привести. Но отправить в обоз, в тыл, в конец колонны, чтобы успокоился, в себя пришёл боец.

Старшина вдруг наоборот о воспитании вспомнил и взял деморализованного, потерявшего себя, находящегося ещё и после смерти Гурвич, и после боя в шоке, бойца в дозор, в разведку, по сути. Одно разве, что возле себя. И сам автор подчёркивает это: не заметил командир, что подчиненный его уже убит.

С Гурвич, там ситуация немного другая вышла, не солдат она, а девчонка-переводчик, устава не знала. Как дитя малое за кисетом оставленным побежала. Но никак не ожидал Федот Евграфович, недавно сам за врагом наблюдавший, что перешёл головной дозор их уже на эту сторону реки. Иначе догнал бы, раз кричать нельзя.

Пограничная ситуация. Не было бы уже немцев возле них, ничего такого, но фриц рядом оказался, увы.

С Бричкиной тоже отчасти так, если б позволил ей автор перейти на ту сторону, тогда и риск, и решение отправить её через страшное болото оправдались, но он не позволил, не мог позволить согласно замыслу произведения.

Эх, Лиза Бричкина. Впрочем, как и все остальные девчонки из группы старшины Васкова. В фильме, когда учил он их крякать, она сказала: ”Так селезень утицу подзывает”. И почему-то окает всё время, хотя с Брянщины героиня, а не из Вологодчины или другой-какой северной области. В повести - проще и конкретнее. Не она, а старшина сам сказал: ”Так утка утят своих подзывает “. И окает в фильме Васков лучше и естественнее, да и по сюжету, давно он в тех краях служит, хотя откуда сам родом, не сказано.

И вот, во втором бою ранило младшего сержанта Риту Осянину, да так, что понял старшина: ”Всё “. Но, может, был шанс какой-то - всё время крутится мысль, хоть у одной. Нет. Автор повести неумолим. Оставил ей пистолет старшина с двумя патронами, да только зря. Хотя, может, в той ситуации это единственно правильный выход с её стороны. Разве б донёс её Федот Евграфович, в такую даль с раненой рукой, да не выше локтя вскользь, а ниже, так, что не работала она, а только ныла. А и сам-то разъезд - та ещё глухомань. И действительно, в такой ситуации, такая рана - смертельная.
|||
Но, вернусь немного к более раннему повествованию. Вот пришли они к озерам и к гряде этой. Ждали, ждали. Засомневался уж Васков, не просчитался ли с маршрутом фашистских диверсантов, может, в другом направлении те ушли. Нет, правильно всё предпринял, хорошую позицию выбрали. Только немцев оказалось в восемь раз больше, чем предполагалось ранее. И что делать? Ведь сами в мешке оказались. Далеко в глуши пять девчат с одним комендантом в звании старшины и шестнадцать до зубов вооружённых фашистов, а главное, с автоматами в руках, против них. И идут прямо на них.

Но, тактически Федот Евграфович опять нашёл правильное решение. Идти за ними, действовать с учётом сложившейся обстановки. И раз непонятно уже, кто тут за кем охотиться будет, то партизанская война - самое то. До тех пор, пока подмога не подойдет. Ведь надеялся он, что несмотря ни на что, дойдёт до своих Бричкина, ведь толковая она была, не фантазёрка Галя Четвертак.

Но тут всё не так пошло. Да и не по вине старшины. Разве можно всё предусмотреть? Боец Гурвич на немцев натыкается, а потом и сами неожиданно во встречный бой ввязываются, ладно ещё Васков первым их увидел.

А были какие-то ещё варианты? Да, были, конечно. Например, отправить всех девчат в направлении Кировской железной дороги, то есть впереди диверсантов, когда ещё у тех до группы было не менее трёх часов ходу по гряде. Или наоборот в другую сторону их пустить, а самому следом за немцами идти. Ведь, в любом случае, все уже знали о диверсантах, знали, что ищут их, не знали только, что в таком количестве и куда конкретно выйдут.

Вот только неприемлемыми они были для бойцов наших, хотя и лишь одного старшины да пяти девчонок. Не случайно, когда Федот Евграфович советовался с ними, Рита Осянина сказала: “Что, смотреть, как они мимо пройдут?”
Не могли они поступить по-другому, уйти, особенно назад. Вперёд или следом ещё ладно, только сразу не вышло, по-другому пошло.

И ещё одно. Ведь не просто так винил себя старшина в том, что не уберёг девчонок, и думал об этом, и говорил о том, что, пока война - понятно, а вот потом будет ли понятно, когда потомки спросят, почему мам не уберегли. Беломорский канал и Кировская железная дорога - это тоже понятно, но какой ценой.

И вновь ответила ему младший сержант Рита Осянина, возможно, самой главной фразой произведения: “Родина не с каналов начинается… “

А это значит, что не важно, где враг, главное, что он топчет родную землю, а значит, должен быть уничтожен, несмотря ни на что. Где увидел, там и бей. Бей гадину, не щадя ни своих сил, ни себя самого. До тех пор, пока есть силы и пока ни одного врага не останется где бы то ни было, хоть даже в глухих лесах и болотах. В этом есть сила нашего народа.

А что же фрицы? Федот Евграфович выполнит задачу, объяснив, что нет места им на нашей земле. Но, прежде чем закончить это своё повествование, хочу ещё на пару моментов внимание обратить. Первое, это когда старшина на островке оказался, уводя фашистов, и понял, что боец Лиза Бричкина не дошла. Он был серьёзно ранен в руку, уже ослабевал, а ведь находился не так далеко от берега. Мог, в принципе, вернуться на разъезд и сообщить о том, что диверсантов намного больше. На тот момент их двенадцать оставалось. Но об этом он даже не думал. Как он мог прийти в такой момент? Трое из его группы погибших, двое - не известно где. Враг не разбит, не остановлен. В уме одно - любой ценой выполнить поставленную задачу. Только вот оружие где найти. И он его находит. Убивает очередного фашиста прямо на месте их временной стоянки, там, где когда-то жил монах. Нашли же место, сволочи.

И уже с автоматом находит своих девчонок. Они никуда и не уходили, в общем-то. Здесь тоже есть отличие между описанием событий в повести и в фильме. В кино Федот Евграфович сначала даёт им приказ уходить, но бойцы отказываются его выполнять. В повести же решительно настроенный на то, чтобы не кружить врага, а остановить его, он надеется на их помощь и такого приказа не отдаёт, а, основательно подготовив им позиции и показав секторы обстрела, встречает фашистов, зная где и куда они пойдут, где будут форсировать реку, а по факту, там же, где состоялся их первый случайный бой.

Ну и наконец, оставшись один, сначала он идёт, ни о чём не думая, с револьвером и одним патроном в нём да с гранатой без запала, чутьём охотника осознавая, где они. И, как ни странно, оставшиеся пятеро немцев никуда не уходят, а отсыпаются перед последним своим броском к месту диверсии в том же скиту, выставив лишь часового. В фильме -  сильный дождь, в повести -  нет. Долго крадётся, из последних сил снимает часового и врывается в избушку, где в одного фрица, пытавшегося схватить оружие, стреляет, остальные сами себя связывают, не догадываясь, что он один на десятки километров.

Эпилоги в повести и в фильме тоже отличаются. Если в фильме отдыхающие молодые люди подбегают к Федоту Евграфовичу и воспитаннному им сыну Риты Осяниной, почему-то Игорю, старшему лейтенанту, застывают от неожиданности и кладут листья к табличке, то в повести проще, один из них просто пишет о своём отдыхе письмо, в котором говорит, к тому, же о странном седом, коренастом старике одноруком и о капитане с именем Альберт Федотович, затем дописывает, что они привезли мраморную плиту.

 Почему-то меня  стали одолевать мысли об этом фильме и о повести тоже. Бывает же такое. Уж сколько раз я видел его, это кино, как уже говорил. Повесть три раза читал.

 Первый раз - в детстве, второй раз - в конце восьмидесятых годов где-то и вот недавно. Запала в душу мне эта история, изображенная Борисом Васильевым. Хотя и вымышленная, а для меня они, и эти девчонки, и их старшина, видимо, не такие уж и книжно-киношные, а, ещё раз отмечу, как родные уже.

Вот написал свою эту писанину и вроде как-то спокойнее стало, выговорился.

За резкие слова в адрес героев и критику отдельных частей повести и фильма прошу извинить, не со зла, а чисто по возникшему впечатлению, честно, как с самим собой, а также и за неточности, которые так или иначе могли возникнуть во время собственной трактовки происходящих в данных художественных произведениях событий.

И повесть Бориса Васильева “А зори здесь тихие”, и одноимённый фильм Станислава Ростоцкого считаю одними из лучших повествований о настоящих героях, их любви к Родине и верности долгу во время Великой Отечественной войны.