Ген несовместимости... ч. 2

Продолжение...

Электричка высадила нас на полустанке с вывеской «Поселок Солнечный». Он сейчас никак не оправдывал своего  названия. Был сер, уныл и пропах мокрой листвой и гнилым болотом. Но здесь было тихо. И главное,  здесь не было камер!
Пока не было...

Мы шли по пустынной улице, прижимаясь друг к другу от холода и пост-адреналиновой дрожи. Наш «пси-канал» был приглушен, как рация в режиме энергосбережения, но он работал, передавая белый шум нашей усталости и тревоги. Нужно было срочно найти ночлег. Деньги заканчивались, а снимать квартиру по паспорту,  всё равно что послать агентам К и М поздравительную  открытку с нашими координатами.

И тут Катя остановилась, уставившись на объявление, приколотое к столбу скотчем, пожелтевшим от времени:

«СДАЕТСЯ КОМНАТА. БЕЗ ВОПРОСОВ. ВНУЧКЕ НЕ ГОВОРИТЬ. СПРОСИТЬ БРОНИСЛАВУ НИКОЛАЕВНУ, ДОМ 5».

— «Без вопросов» — это то, что нам нужно, — мысленно отметил я.

— «Внучке не говорить» — это еще лучше, — промыслила в ответ  Катя. — Значит, бабушка идет против воли родни. Наш контингент!

Дом №5 оказался покосившимся деревянным срубом с резными наличниками и спутниковой тарелкой размером с колесо телеги. Нам открыла женщина лет семидесяти, в пуховом платке и огромном халате с ёжиками.

Она оценила нас одним взглядом — два мокрых, испуганных городских лисёнка...

— Молодожены? Со свадьбы, наверное, сбежали? — коротко спросила она.

— Можно и так сказать, — честно ответил я. — Нас… родственники не одобряют. Очень.

— Ха! — фыркнула Бронислава Николаевна. — Знаю я этих «одобрятелей». Сама за поляка замуж выходила, вся родня косилась. Проходите, проходите, пока не застудились!

Комната оказалась какой то каплей времени в этом мире...

Кружевные салфеточки на комоде, кровать с горой подушек, икона в углу и диковинный артефакт,  старый  монитор, подключенный к одноплатному компьютеру.

— Это внук собирал, — махнула рукой хозяйка. — Говорит, мне для сердечного датчика связь нужна. А я на нем в пасьянс «Косынка» играю!
Интернет через спутник, везде ловит!
Заплатите мне за неделю вперед!
И никаких шумных сборищ! Только борщ мой будете есть обязательно, а то на вас лица уже  нет!

Борщ Брониславы Николаевны стал нашим первым якорем в этой новой реальности. Густой, наваристый, с дымком. Пока мы ели за кухонным столом, наш телепатический диалог оживился.

Катя:
— «Кажется, мы в раю. Или в очень странной версии фильма о  спасении».

Я:
— «Рай с ёжиками на халате и спутниковым интернетом. Нам нужен план!».

Катя:
— «План один, сильно не отсвечивать! И быстро  разобраться, и понять , что мы всё можем».

Бронислава оказалась целым  кладезем. Не спросив ни про наши фамилии, ни про работу, она принялась рассказывать про своего поляка-мужа, про то, как он учил ее танцевать краковяк, и про то, что «государство — оно всегда нос сует не в свое дело!». Она была идеальным нашим прикрытием...

А вечером, в нашей комнате-убежище, мы начали свои «упражнения». Надо было понять пределы наших способностей. Мы сидели друг напротив друга на кровати, держась за руки, как медиумы на спиритическом сеансе.

— Попробуем точечно, — предложила Катя. — Не просто, как  шум, а конкретную мысль. Давай сначала мне!

Я закрыл глаза, отбросил все образы пингвинов, и сосредоточился на одном:

— тепло чашки в руках, вкус мёда, запах старого помещения с книгами.
И это послал ей...

Катя вздрогнула и открыла глаза:

— Чашка, мед… и пахнет, как в библиотеке моего детства. Точь-в-точь!
Теперь я...

Она посмотрела на меня, и через секунду я почувствовал легкое щекотание в носу, как будто от порыва ветра с моря, и услышал в голове два чистых гитарных аккорда...

— Ветер и музыка, — угадал я. — Здорово!
А теперь… на дальность...

Я вышел на улицу, пошел к остановке. Расстояние росло... 100 метров...
200...

Связь оставалась  тонкой нитью, еле заметным присутствием в углу сознания... На 500 метрах она начала как то  «шуметь», превращаясь в ощущения: у меня было чувство, будто я забыл что-то важное, а у Кати немного  легкая тревога.

На километре осталось лишь смутное знание, что оно, это чувство, еще  есть, и есть общее направление, будто внутренний компас указывал на нее.

Я мысленно: «Слышно меня?»

Ответ пришел с задержкой, как плохая связь:

— «…как… сквозь… воду… Ты… тебе не холодно?»

Я вернулся. Катя встретила меня у калитки.

— Ты замерз, — сказала она. — И у тебя чесалась левая бровь, когда ты смотрел на ворону на столбе.

— А ты решала, как улучшить код спутникового модема Брониславы, — парировал я. — У тебя в голове мелькали нули и единицы!

Мы переглянулись. Это было и пугающе, и восхитительно. Мы были как два устройства с идеальной, хоть и странной, синхронизацией!

Через три дня спокойствия мы решили проверить, ищут ли нас еще. Катя, используя цепочку анонимных прокси и все свои IT-таланты, осторожно залезла в городские чаты и новости.

Ничего!...

Никаких объявлений о розыске, никаких упоминаний о «пси-террористах». Это было даже как то  странно.

Агенты К и М не казались теми, кто просто так сдается.

— Они перегруппировываются, — мысленно заключил я, наблюдая, как Катя колдует за монитором. — Или ждут, когда мы выйдем на связь с внешним миром.

— Значит, нужно нанести превентивный удар, — сказала она вслух, и в ее голосе зазвенела та самая боевая нотка, знакомая по нашим офисным спорам. — Но не пингвинами. Чем-то более… системным!

Идея родилась у меня, когда я наблюдал, как Бронислава Николаевна три часа пыталась по телефону доказать какой-то тете Люде из соцзащиты, что у нее есть право на дополнительную доплату... Бюрократия...
Лабиринт, в котором можно затеряться, или, наоборот, в котором можно устроить грандиозный затор.

— А что, если, — начал я, — мы не будем нападать на них самих. Мы ударим по их системе. По их  Институту. Не физически, а… ментально-бюрократически?

Катя повернулась ко мне, глаза загорелись:

— Ты предлагаешь создать цифровой и ментальный спам?

— Лучше. Я предлагаю заразить их среду обитания идеей, которая свела бы с ума любого чиновника. Идеей абсолютного, непробиваемого пофигизма,  в рамках всех правил!...

Наш план был гениален в своей абсурдности. Мы знали название Института, его приблизительную структуру (из разговоров их агентов).
Катя, как хакер-идеалист, нашла в глубинах даркнета старые шаблоны официальных запросов и бланков.
А я, как инженер, продумал «конструкцию» этого нашего вируса.

Мы создали не компьютерный вирус, а какой то  ментальный мем.
Простую, навязчивую, логически завершенную нелепость...

Суть ее была такова:

— «Согласно приложению №7 к  приказу Минздрава №000-ФЗ, (правда, не существующему в действительности!),  все сотрудники, работающие с аномальными генетическими показателями, обязаны ежеквартально предоставлять отчет о динамике своих биоритмов, согласованный с лунным календарем и подписанный… лицензированным астрологом. Отчет должен быть составлен в трех экземплярах, один из которых следует направить в архив на голографическом носителе (формат не ниже 5D). Неисполнение влечет за собой не дисциплинарную ответственность, а обязательное прохождение курса арт-терапии в виде лепки фигурок из пластилина, изображающих причины своих профессиональных неудач!»...

Мы вложили в этот «мем» всю силу нашего совместного творчества. Я отвечал за сухую, канцелярскую интонацию, Катя — за безупречную техническую формулировку «5D голографического носителя» и за психологическую прилипчивость.
Мы тренировались всю ночь, шлифуя образ, пока он не стал кристально ясным и неотвязным. А потом, выбрав момент (полночь, когда защитные барьеры сознания усталых клерков могли быть ниже), мы «выпустили его в эфир».
Не широкой волной, а точечно, как снайперы.
Мы ориентировались на свое смутное, интуитивное ощущение «места с людьми в синих костюмах», которое возникало, когда мы вдвоем медитировали на эту тему...

Эффект воздействия мы смогли оценить лишь косвенно...

Через два дня Катя, мониторящая сеть, наткнулась на странный пост на форуме их  госслужащих (анонимном, конечно!):

—  «Коллеги, а вам не приходил циркуляр про астрологов и пластилин? Я что-то офигеваю!».

Под постом было три ответа:

— «Ты что, курил что то?»,

— «Брось, это же очевидный фейк», и третий, самый ценный:

— «У нас в отделе уже полдня голову ломают. Начальник даже звонил куда-то, потом вернулся зеленый и сказал всем «забить на это!».
А уборщица Тамара уже даже  принесла пластилин, на всякий случай!».

Мы смеялись до слез, валяясь на ковре в комнате. Наш первый акт контрнападения был успешен!
Мы теперь не сбегали. Мы сами  наносили удары. Смешные, нелепые, но уже действенные...

Но Система тоже не дремала...

Через неделю в поселке появился новый жилец. Молодой человек лет двадцати пяти, представившийся блогером-натуралистом Ильей. Он ходил с огромной камерой, фотографировал птиц и расспрашивал старушек о местных легендах. Но наше общее чутье с Катей зашевелилось уже с тревогой. Его мысли, которые мы научились считывать фоном, были… слишком какими то чистыми. Как бы  отфильтрованными.
Не было обычного человеческого хаоса («что на ужин», «скучно», «нравится ли мне  та девушка?»)...

Был ровный, методичный поток: «объектив 300 мм… южный склон… субъект женского пола, 70-75 лет, потенциальный источник информации…»

— Это он, — констатировала Катя, наблюдая из-за занавески, как «Илья» беседует с Брониславой у колодца. — Новый агент. Моложе... Цифровое поколение... Наверное, думает, что мы не распознаем его?

— Распознаем, — усмехнулся я. — Надо его «оффлайннуть». Но аккуратно. Не пингвинами только...

Мы окрестили его «агент Ё».
И разработали операцию «Ароматерапия».

Мы заметили, что Ё, несмотря на маскировку, был патологически чистоплотен. Он постоянно протирал руки салфетками, морщился от запаха навоза с ближайшей фермы и, кажется, мылся по три раза в день. Его слабость была нам просто очевидна...

Наш новый «ментальный мем» был не визуальным, а много фактурным...

Мы создали и спроецировали ему комплексное, навязчивое, абсолютно реалистичное ощущение запаха. Но не одного. Целой гаммы запахов!

Мы взяли самые стойкие, самые неприятные для таких чистюль ароматы и смешали их в одну невыносимую симфонию:
— застоявшаяся вода из лужи, прокисший борщ, дешевый табачный дым, перегар, и сверху тончайшие ноты кошачьей мочи.
Мы вложили в этот образ столько энергии, сколько могли, и направили его агенту Ё, когда он вечером возвращался на свою съемную квартиру в соседнем доме...

Эффект превзошел все ожидания...

На следующий день агент Ё выглядел просто потрепанным. Он нервно обнюхивал себя, отряхивал куртку, его мысли были совершенно паническими:

— «Откуда все время пахнет? Я же мылся! Это на одежде? В носу? О Боже, это теперь везде!»

Он даже подошел к Брониславе и спросил, не чувствует ли она каких-то странных запахов в воздухе?
Та, понюхав, ответила: «Пахнет, сынок, моими пирогами. Иди, попробуй».

К вечеру второго дня этой  ментальной аромабомбардировки агент Ё был уже на грани.
Он вызвал санэпидемстанцию проверить свой дом, купил три разных освежителя воздуха и, как мы услышали в его мыслях, отправил начальству паническое сообщение:

— «Не могу работать. Местность заражена неизвестным стойким многофактурным раздражителем. Требуется моя  замена или полная дезобработка!».

Ответ от агента К был краток и ясен даже на расстоянии:

— «Соберись и не обращай внимания. Это они!»

Агент Ё продержался еще сутки. На третий день мы увидели, как он, бледный, с трясущимися руками, садится в свой неприметный седан и уезжает в направлении города, не прощаясь ни с кем. Он был сломлен...
Нашей победой мы обязаны были не только силе нашего «канала», но и тому, что нашли идеальную слабость этой цели. Мы били не по броне, а по щёлочке в его доспехах...

Однако отъезд агента Ё означал одно:
Институт понял, что мы не просто прячемся. Мы атакуем. И следующая их реакция будет уже  серьезнее!

Давление всё росло...

Мы чувствовали, как «ментальный эфир» вокруг нас время от времени зондируют какие-то чужие, холодные импульсы. Это были новые оперативники, более защищенные, обученные после провала Ё.

Наш дом, наша идиллия с борщом и ёжиками, больше не был крепостью. Мы нервничали, стали срываться друг на друге, хотя и понимали, что это глупо.

Однажды вечером у нас вышел спор из-за ерунды,  я не вынес ведро, а Катя забыла выключить кипятильник.

— Ты живешь в своем мире чертежей! — крикнула она вслух.

— А ты — в мире своих идеальных схем, где всё должно работать с первого раза! — огрызнулся я.

Мы замолчали, тяжело дыша. И в этот момент наши телепатические барьеры, возведенные от усталости и стресса, рухнули. Вместо гнева я ощутил ее настоящие чувства: усталость, страх за нас обоих, желание просто лечь и чтобы все кончилось.
Она, в свою очередь, почувствовала мое отчаяние, ответственность, которую я взвалил на себя, и ту самую «безопасность», которую она когда-то уловила в моем запахе и которая сейчас казалась такой хрупкой!

Мы бросились друг к другу в объятия не от страсти, а от потребности в опоре. И в этот момент наш контакт достиг новой глубины.
Мы не просто обменивались мыслями или чувствами. Мы как бы  слились...

Исчезли границы «я» и «ты».
На секунду мы были единым существом, с двойным набором воспоминаний, страхов, надежд. Это было и статично, и ужасно. Как стать целой Вселенной и потерять полностью себя в ней!

Когда мы отлипли друг от друга, было уже темно. Мы проспали целые сутки. И проснулись… совсем другими...

Наши способности  эволюционировали еще больше...

Теперь мы могли не только проецировать простые образы. Мы могли, объединившись, создавать цельные, сложные, альтернативные реальности. И не во сне, а уже наяву. Кратковременно, на несколько секунд, для небольшого радиуса. Но это было уже нечто!

Более того, мы обнаружили, что можем уходить в наши общие сны намеренно и находиться там дольше, чем в обычной реальности.
Сон стал нашим истинным убежищем, лабораторией и даже  крепостью.

Там мы были всемогущими творцами. Мы построили там свой идеальный дом — гибрид ее IT-лаборатории  и моей инженерной мастерской, с библиотекой, полной книг, которые писали мы сами, и окнами, выходящими на бескрайние, меняющиеся пейзажи. В этом сне-убежище мы отдыхали, планировали и… теперь  просто реально жили. Время там текло иначе. Часа этой  реальности хватало на целый день во сне!

Реальность же становилась всё опаснее...

Однажды, вернувшись из магазина, мы нашли дверь нашей комнаты взломанной. Ничего не украли. Но все наши вещи были аккуратно переложены, изучены.
Оставили даже нам записку, напечатанную на принтере:

—«Леонид и Катя!
Игра в кошки-мышки затягивается! Предлагаем цивилизованные переговоры. Завтра, 14:00, кафе «Уют» на вокзале. Будем только мы двое. Не заставляйте нас принимать… более серьезные меры! Ваш К.»

Бронислава Николаевна, увидев взлом, не вызвала полицию. Она посмотрела на нас мудрыми, печальными глазами:

— Я не знаю, от кого вы бежите, детки. Но бежать до бесконечности нельзя. Иногда нужно развернуться и дать сдачи. Только умно. Как мой поляк, он не дрался, он танцевал. И все обходилось!

Ее слова стали последней каплей.
Мы поняли: пора менять нашу  тактику.
Пора перестать убегать и начать самим  диктовать условия.
У нас было оружие. Нелепое, странное, но уникальное. Пора его применить в полную силу!

Кафе «Уют» оправдывало название лишь вывеской. Внутри пахло жареным маслом и какой то деревенской тоской.

Агенты К и М сидели за угловым столиком, пили кофе. Выглядели они  уставшими.
У агента К на виске дергался нерв. Видимо, пингвины и ароматы оставили свой след. Они были только вдвоем...

Мы вошли, держась за руки. Наш канал был открыт на максимум, мы были единым фронтом.

— Садитесь, — сказал агент К без всяких  предисловий. — Хватит бегать. Вы доказали, что вы… необычные. Но это уже не игра!

— Для нас тоже, — спокойно ответила Катя.

— Государство готово предложить вам уникальные условия, — вступил агент М. — Защищенную лабораторию, лучших врачей, пожизненное содержание. Вам нужно лишь согласиться на ряд безболезненных исследований.

— То есть стать лабораторными мышками в вашей золотой клетке, — уточнил я.

— Вы не понимаете масштаба! — голос агента К впервые дрогнул. — Ваша связь… она нарушает все известные законы психофизики! Она может быть ключом к новым типам коммуникации, к лечению психических расстройств! Вы обязаны…

— Мы никому ничего не обязаны, — перебила Катя. — Особенно тем, кто охотится на нас, как на зверей!

— Тогда мы вынуждены будем применить силу, — холодно сказал агент М. — У нас есть разрешение на вашу изоляцию. Вы будете обезврежены. Медикаментозно!

Это была уже прямая угроза... Последняя.

Мы переглянулись. Мы уже  готовились к этому.

— Прежде чем вы что-то примените, — сказал я, — взгляните на это!

И мы включили наш «демо-режим»...
Мы не атаковали их.
Мы просто… расширили нашу общую реальность, созданную для двоих, и на секунду включили их в нее...

Для агентов К и М мир кафе «Уют» перестал существовать. На одну-две секунды они перенеслись в наше созданное  сновиденческое убежище. Они увидели дом на стыке технологий и мечты, библиотеку с книгами, чьи названия состояли из запахов и звуков, окно, за которым простирался океан, волны которого были из мерцающего кода. Они почувствовали полную безопасность, творческий восторг и абсолютную, сияющую связь между нами,  ту самую, которую они хотели изучить и разобрать на мелкие части...

А потом видение исчезло. Они снова сидели в убогом кафе. Но на их лицах было нечто большее, чем даже шок.
Было потрясение. Агент М выронил ложку. Агент К сидел, уставившись в пространство, его профессиональная непроницаемость дала трещину, за которой читался голый, человеческий восторг...

— Это… что это было? — прошептал он.

— Это то, что вы хотите разобрать, — тихо сказала Катя. — Это наша жизнь. Наша связь. Она не подчиняется вашим законам. Ее нельзя изучить в лаборатории. Ее можно только… переживать!

— Мы никому не угроза, — добавил я. — Мы просто  феномен. И с феноменами либо договариваются, либо их уничтожают. Но если вы уничтожите нас, вы уничтожите возможность когда-либо понять это. Потому что это рождается не из генов, а из… этого. — Я поднял наши сцепленные руки.

Агенты молчали. Потом агент К медленно вытащил из портфеля планшет, ввел код и что-то напечатал.

— Доклад о провале нашей миссии, — хрипло сказал он. — Агенты К и М не рекомендует продолжать операцию. Субъекты… не подлежат стандартной изоляции. Их контакт порождает автономную психореальность высшего порядка. Попытки подавления могут привести к непредсказуемым последствиям для операторов и всей  инфраструктуры. Предлагается… перевести дело в разряд долгосрочного пассивного наблюдения. — Он поднял на нас взгляд. — Это я пишу. Но чтобы это утвердили, вам нужно дать хоть что-то нам. Самую крошечку этих  данных!

Мы с Катей мысленно посовещались. Секунду.

— Хорошо, — сказал я. — Раз в полгода мы будем присылать вам один «пакет». Не данные с приборов. А… художественный отчет. Наш опыт. В виде текста, или образа, или чего-то еще. Это все, что вы получите! И вы оставляете нас в покое. Вы стираете нас из своих активных баз. Мы для всех  призраки!

— А если вы… породите вдруг других? — спросил агент М, уже не как следователь, а как бы уже  ученый.

— С рекордом в 0.01%? — улыбнулась Катя. — Это маловероятно. Но если и породим… мы с ним сами  поговорим. И объясним, что с дяденьками в синих костюмах можно все же договориться. Если подойти творчески!

Агенты переглянулись. Агент К кивнул. Это был не протокольный кивок. Это была уже  капитуляция. Или, может быть, начало нового, странного нашего  сотрудничества?

— Договорились, — сказал он. — Высылайте ваш первый «отчет» через шесть месяцев. На этот зашифрованный ящик. — Он протянул Кате бумажку с набором символов. — И… постарайтесь не устраивать больше пингвиньих собраний в торговых центрах. Уборка после них очень  сложная!

Мы не вернулись в старую жизнь. Она казалась нам тесной и уже  блеклой. Мы купили (через цепочку подставных лиц, научившихся у Брониславы!) старую лесную сторожку на отшибе. Провели туда спутниковый интернет (Катя не могла без него). Я обустроил мастерскую, она  свой цифровой рай.
Мы теперь работаем удаленно,  я, как консультант по инженерным системам, она, как специалист по кибербезопасности. Деньги теперь у нас  есть. Покой тоже  есть...

Но главное,  у нас есть наша общая реальность. Каждую ночь мы отправляемся в наш общий сон-дом. Там мы можем за месяц написать книгу, построить город или просто летать над морями из солнечного света. Наши способности растут, но мы учимся контролировать их. Мы даже можем, если очень постараемся, ненадолго поделиться кусочком нашей «магии» с другими,  показать ребенку летающего дракона, успокоить чью-то боль ярким сном. Мы становимся не беглецами, а… хранителями. Хранителями маленького чуда...

Раз в полгода мы отправляем «отчет» на зашифрованный ящик. Первый был текстовым рассказом про пингвинов. Второй  коротким музыкальным треком, который, если его слушать в наушниках, вызывал ощущение полета. Мы не знаем, что с ними делают. Но нам больше не звонят и не приезжают к нам...

А на днях, в очередную годовщину нашего побега, Катя сказала:

— Знаешь, а ведь этот тест был прав. На 99.99%.

— Как это? — удивился я.

— Мы абсолютно несовместимы во всем бытовом, рациональном, социальном, — сказала она, обнимая меня. — Но он не учел одного. Что при столкновении двух абсолютных противоположностей может родиться не конфликт, а новая вселенная. Та самая 0.01%,  это не ошибка расчета. Это процент вероятности возникновения чуда. И он выпал нам!

Она была права. Наш ген совместимости оказался не геном любви в общепринятом смысле.
Это был ген революции. Ген творческого хаоса. Ген, который свел с ума государство и подарил нам самое большое приключение,  друг друга!

И когда мы засыпаем, сплетаясь руками и мыслями, я знаю, что нас ждет не просто сон. Нас ждет целая жизнь. Со своими законами, своими победами и бесконечными, смешными, эротичными, прекрасными возможностями. Потому что мы — те самые 0.01%.
И мы теперь целая и огромная вселенная!
И почти уже для троих...
Скоро, через 9 месяцев...