Восход двух солнц. Глава 7. Окно общения

Эту историю отчим, Валентин Иванович, рассказал Уше уже тогда, когда она стала взрослой. Полушкин пережил немало трудностей, приютив бездомных. Соседи были крайне удивлены его поступком: жил себе тихий человек один, а тут — нищенка с ребёнком в его квартире. Никто такого от него не ожидал.

Жилплощадь Полушкина состояла из небольшой комнаты, кухни и ванной. Всё свободное время он проводил на кухне: готовил, мастерил, слушал музыку и новости из настенного приёмника, вёл беседы с котом Тимофеем. Еда была простой — каша с салом или вареники с творогом, которые он любил больше всего. Самым близким существом в его мире был кот — в нём он души не чаял.

Валентин Иванович сорок лет проработал на протезно-ортопедическом предприятии. Его клиенты — люди преимущественно пожилые — не признавали технологических новшеств и предпочитали старые конструкции. Он был востребованным специалистом и никогда не оставался без работы.

Полушкин был старой закалки и уважал имена людей. Всех соседей из шестнадцати квартир он знал по имени-отчеству. Он не понимал, как можно жить с человеком, не зная его имени.

Узнать имя женщины оказалось непросто. Она почти не реагировала на вопросы: сидела, опустив голову, и монотонно бубнила себе под нос. Многие действия выполняла автоматически, будто по чужой воле: подходила к дочке, касалась её головы, доставала странной формы деревянный гребень и неумело причёсывала. У Полушкина не раз возникало ощущение, что кто-то невидимый управляет ею извне.

Иногда случались просветления. В такие минуты женщина осмысленно смотрела на Валентина Ивановича так, что по спине пробегала дрожь. Он поспешно уходил на кухню: в ней было что-то пугающе чужое, словно она видела не только его. Кот Тимофей перестал заходить в комнату и окончательно обосновался на кухне, чем немало удивил хозяина.

Первая неделя оказалась самой трудной. Чтобы справиться с навалившимися заботами, Полушкин впервые за всё время работы попросил полноценный отпуск. Ему нужно было время, чтобы понять своих новых жильцов, попытаться пробиться сквозь невидимый купол, за которым находились женщина и ребёнок, за которых он теперь нёс ответственность.

Однажды, во время очередного просветления, отвечая на вопрос об имени, женщина замычала:
— Айталыына… Айталыына… Айталыына…
— Талина? — осторожно переспросил Валентин Иванович.

Она покачала головой и повторила:

— Айгалыына… Айгалыына… Айгалыына…

— Ну ладно, ладно, успокойся. Галина — так Галина.

Женщина замерла. На её ещё не старом, измученном лице впервые за всё время мелькнула едва заметная улыбка. Полушкин понял — угадал.

— Так ты, стало быть… Галина?
— Галына, Галына, — радостно закивала она. — Доче — Уша, доче — Уша… — добавила, указывая на девочку. Она торопилась говорить, словно чувствовала: «окно» общения вот-вот закроется.

С этого дня Валентин Иванович стал обращаться к новым жильцам по имени. Оставалось узнать фамилию — для паспорта и прописки.
 — А фамилия у тебя какая, Галина?

Но женщина словно снова ушла за невидимую преграду. Просветление оборвалось так же внезапно, как и возникло. Полушкин лишь досадливо махнул рукой: придётся ждать следующего «окна». Когда оно откроется, он не знал.