В поисках
Теплый августовский вечер близился к полуночи. Воздух был густым, наполненным тяжелым, смолистым ароматом нагретой хвои сосен и елей, смешанным с запахом влажного мха, который пропитывал землю даже в сухую погоду, и тонким, едва уловимым, землистым оттенком прелых игл. Этот аромат был глубок и успокаивающий, как само время. Тепло еще не успело покинуть землю, оно словно висело в воздухе, создавая ощущение легкой, почти осязаемой дремоты, окутывая тишиной. Шепот ветра в густых кронах деревьев казался тихим вздохом мира, готовящегося ко сну, отдаваясь глухим гулом в стволах старых сосен.
Где то в глубине леса, наступающую темноту взорвала вспышка яркого света в мгновенье куполом возвышающимся над макушками деревьев озарила лес голубым свечением, сопровождающееся взлетающими высоко в небо голубыми нитями электрического разряда извивающиеся в причудливом танце, рисуя в небе хаотичные петли. Воздух наполнился резким, обжигающим запахом озона, словно после удара молнии, но более концентрированным, неземным. Ещё секунда, и наступила тишина.
Но когда утих электрический гул, воздух снова наполнился глубокими, родными ароматами хвойного леса: горьковатой смолой, влажным мхом, пряной свежестью прелых игл. Это была запахи вечного покоя. Нарушенная гулом электричества тишина вновь вернулась к своему многовековому спокойствию. В лесной чаще каждый проснувшийся ночной житель старался продемонстрировать свои музыкальные пристрастия издавая характерные звуки приятно ласкающие слух, умиротворяющие и располагающие к полному спокойствию. Уханье совы, словно голос мудреца размышлявшего о вечности нагнетало атмосферу таинственности и мистицизма этой лесной симфонии.
Тут и там мелькали как рой маленьких прометеев светлячков несящие искорку огня и освещая своим телом многочисленную растительность мелькая всполохами света как будто кто то искал среди зарослей потерянные сокровища.
Природа жила своей естественной жизнью!
Приближался грозовой фронт! Усиливающийся ветер качал многовековые сосны задорными вихрями пробегаясь по песчаным тропинкам поднимая в воздух облака пыли и песчинок в перемешку с опавшей листвой ознаменовывая приближение бури, постепенно затягивая звездное небо грозовыми тучами которые наползали на звездный просвет размеренно заполняя безграничное звёздное пространство распространяющееся над чащей. Тёмные наползающие тучи изнутри подсвечивались вспышками света. Из далека доносились тяжелые буханья грома. Ползла ощутимая мощь природы. Приближающаяся стихия становилась более визуальной и ощутимой. Всполохи молний становились всё крупнее, длиннее. Стрелы разряда молний проносились по линии горизонта. Раскаты грома, мощным взрывом сотрясли тишину и спокойную жизнь ночных обитателей чащи. В воздухе ощущался запах озона. Первые крупные капли дождя упавшие на почву как упавшие астероиды оставляли после себя кратеры, поднимая пыль в воздух. Усиливая барабанную дробь по растительности, единичные капли превращались в плотную стену дождя.
Среди шума дождя по чаще разносились тяжелые плюханье сапогов бегущего человека по лужам. Под накинутой военной плащ палаткой царила теплота храма сухости создавая уют и тепло, а воздух под ней оставался сухим, почти осязаемо плотным от защищённости. В этом храме теплоты слышно лишь тяжелое дыхание и сумасшедшее биение сердца как колола, разрывающего тишину храма заглушающий внешний шум стихии. Тяжелые капли отскакивали от его плащ палатки словно пули от брони, которая служила верой и правдой уже не один десяток лет, в очередной раз спасала от мокрой среды. Прижимая рукой под плащем человек держал сверток из плотной ткани. От длительного марафона и пересечения глубоких луж и жижи ноги бегуна начинали заплетаться. Человек спотыкался и как эквилибрист ловя равновесие продолжал пробиваться в перед. А в голове пульсировала только одна мысль: «Лишь бы не упасть! Только не выронить! Не потерять».
Преодолевая очередную лужу, носком сапога он зацепился за корявый корень дерева. Падение — мгновенный расчёт: сгруппироваться, кувырок через плечо, упор на ладонь, рывок вверх. «Падать надо уметь.
Чем правильнее приземлиться, тем меньше вероятность получить травму», — голос тренера по самбо из детства прозвучал так отчётливо, будто тот стоял за спиной. Встав уверенно на ноги, он сжал ладонью полураспутавшийся свёрток. Внутри, за слоями плотной ткани, пульсировал светом овальный предмет. Подняв сверток, он осветил собственное лицо. Тусклый свет предмета осветил его искаженное от усталости лицо. Желваки под щетиной ходили ходуном. Губы, пересохшие и потрескавшиеся, прошептали: «Не сегодня! Не в мою смену!» Улыбка с долей сарказма украсило его волевое лицо. Брови на мощных надбровных дугах сошлись к центру, будто две скалы, готовые сомкнуться. Глаза наполнились полной решимостью. До конца маршрута оставалось немного…
Часть 2
Избушка стояла на опушке леса как единственный островок покоя, окруженная вековыми елями. В танце стихии, взявшись своими могучими лапами с невидимыми руками шквалистого ветра танцевали причудливые танцы волнообразными движениями пытаясь до тянуться до избушки и напугать его жителей. Шквалистый ветер остервенело хлыстал крупными каплями избушку. Словно пулеметчик пытающийся продырявить древесную конструкцию. Своим напором ветер испытывал конструкцию на прочность. Но избушка стояла прочно. Из её окон лился теплый умиротворяющий свет. Создавая атмосферу отрешенности от происходящего. Не смотря на царившую вакханалию природы, свет окна был как маяк для моряков. Свет, дарующий уверенность и надежду. В камине умиротворенно потрескивали дрова. «Что то сегодня погода разгулялась!», сказал Петрович нагнувшись поправив дрова кочергой. Разыгравшееся пламя окутало дрова своим объятием усиливая жар распространявшийся в глубь избы. Лицо Петровича обдало жаром, «Ухх!» вырвалось с его уст. Выпрямившись он посмотрел на часы висевшие на стене рядом с камином. Старинные часы с массивным деревянным корпусом, мерно, уверенно не первый десяток лет с невероятной точностью отсчитывали время. Маятник, словно сердце, мерно покачивался, добавляя спокойного ритма этой бушующей стихии.
«Пупупум!» протянул Петрович. «Что то запаздывает Сергеич!» подумал он, прислонив кочергу к стене, всматриваясь в языки пламени танцующие под мерный треск дров и фейерверк маленьких угольков изредка стреляющие в сторону Петровича каждый вылет уголька — это крохотный посланник пламени. Они летят, рассыпая крошечные искры, и с сухим «дзинь» ударяются о стальной щит, предусмотрительно расположенный на полу возле камина превращая тишину в перезвон, будто кто - то осторожно бьёт в крошечные колокольчики.
Развернувшись спиной к камину, направился к столу. Его шаги глухо отдавались по деревянному полу, устланному грубыми домоткаными ковриками. Воздух в избе был теплым, густым, пропитанным запахом дыма.
Подойдя к столу, Петрович оперся руками на бумаги, разложенные на столе. Керосиновая лампа с закопчённым стеклом отбрасывала на его лицо неровный жёлтый свет, подчёркивая глубокие морщины у глаз и упрямый изгиб бровей.
Перед ним лежали схемы — грубые, нарисованные от руки простым карандашом. Линии пересекались в витиеватые чертежи. Между чертежами — листы с рукописным текстом: столбцы цифр, пометки на полях, странные символы, координаты обведённые красным цветом.
Петрович медленно переворачивал страницу, прищуриваясь при свете лампы. Пальцы, покрытые шрамами и мозолями, осторожно держали бумагу, будто она могла рассыпаться от неосторожного движения. Время от времени он, вглядывался в мельчайшие детали, что-то бормотал себе под нос и делал пометки карандашом.
Свою нервозность ожидания он уже с трудом сдерживал. Его взгляд на листы с чертежами и записями, была, скорее попытка отвлечься и не обращать внимание на время. Судьба проекта зависела сейчас полностью от удачи в поисках артефакта, недостающего элемента механизма древних технологий.
Кромешную тишину избушки нарушал треск раскрасневшихся дров и тиканье старинных ходиков. Погрузившись в размышления, Петрович держал пальцами карандаш и бездумно грыз его зубами, как некогда двоечники сидя на последних партах на уроках были полностью поглощены своими детскими фантазиями. За окном бушевала гроза: ветер ломил ветви, дождь остервенело стучал по крыше, а вдали раскатывались глухие удары грома.
Вдруг — ослепительная вспышка, небесная стрела коснулась макушки самой высокой ели. В туже секунду мириард огоньков и щепок полетели в разные стороны и тут же раздался над самой крышей избушки взрыв как будто после атомной бомбы - почти оглушительный «бах!» Лампа дрогнула, тени метнулись по стенам. Стены избушки задрожали, словно от удара гиганта. Этот удар привел Петровича в чувства, вернул в реальность.
В тот же миг дверь избушки с грохотом распахнулась. На пороге, окутанный клубами влажного воздуха и бликами молний, стоял бегун.
Его плащ;палатка потемнела от дождя, волосы прилипли ко лбу, но глаза горели торжеством.
— Петрович! — его голос прозвучал как победный клич, перекрывая шум бури. — Я его нашёл!
В глазах Петровича мелькнуло что-то неуловимое — то ли облегчение, то ли тревога. Он отложил изгрызенный карандаш и тихо произнёс:
— Наконец;то.
Свидетельство о публикации №225121800337