Стокгольмский синдром в центре Одессы Глава 20
Моё предложение сдобрить предпраздничный вечерок изгнанных из дому холостяков итальянской кинокомедией, закрепив затем ужином в подвальчике «Антилопа Гну», Романыч отверг, назвав босяцким.
- Нет-нет, - запротестовал он, - Подобный рацион не для такого вечера. Встретил тут на днях закадычных друзей, нас ждут у отца Виталия. Познакомлю тебя с настоящим батюшкой. Вот где биография: от дворовой шпаны до диакона Свято-Успенского собора.
- Вижу, у тебя и там блат имеется! – задрав палец к небу, необдуманно сострил я. Романыч был благодушно настроен и не одернул меня.
По правде говоря, подобный расклад меня вовсе не обрадовал. Выросший в селе, где церковь не взорвали, очищая место под клуб; не заколотили, превратив в овощной склад, а попросту не удосужились возвести, откровенно побаивался визита к служителю Культа, не зная, как при нём себя вести. К тому же был убежден, что общение с ним сведется к цитированию библейских истин с проповедями, оставляя тягостное послевкусие.
Чему удивляться? Я ведь и в церкви то ни разу не был, испытывая к Господу отношение скорее потребительское. В трудные минуты, разумеется, поминал, но исключительно всуе, вскользь. Пусть уж помогает, коль есть. Так же походя и благодарил, мол, «слава Богу, пронесло». Помимо стойкой пропаганды атеизма была в этом еще и юношеская бесшабашность. Ведь когда в жизни всё хорошо, то вроде и верить не обязательно.
За нашу семью молилась бабуля. Упросив отписать заздравные да поминальные записки, малограмотная старушка на перекладных добиралась до райцентра, чтобы отстоять службу, являясь полпредом семьи на духовном поприще. А мы с сестрёнкой украдкой посмеивались над ней.
Забегая наперед скажу, что все мои прежние представления о православном священнослужителе рухнули этим вечером окончательно. Но обо всем по порядку.
Обитали друзья Романыча неподалеку, в уютном дворика по улице Энгельса. За облетевшей виноградной лозой палисадника, в скромном флигельке им были выделены две небольшие комнатушки с крохотной кухонькой да наспех сколоченной верандой.
В углу двора стояли засыпанные листвой легковушки, рядом громоздился огромный пень от упавшего дерева. Старинный дом с массивными балконами темной глыбой нависал над незатейливым пристанищем семьи священника. У входа в его парадную болтался тусклый фонарь. Из окна второго этажа звучала громкая музыка. В ранних сумерках флигелек походил на сказочный терем, и я невольно улыбнулся, снижая градус стеснения. Хозяин учтиво ожидал нас у острозубого штакетника, кормя с руки котенка. Показался мне хмурым и мрачным. Завидев гостей, распрямился, шагнул навстречу. Друзья обнялись, и Романыч представил меня. Всегда считал собственную пятерню совсем не маленькой, но та «ласта», какую протянул для знакомства батюшка, перекрывала её в разы.
Разглядеть отца Виталия удалось уже на веранде. Это был жилистый, под стать мне ростом, с изрыхленным оспой лицом и высоким монументальным лбом мужчина. Излучал неведомую силу, угадывавшуюся в каждом движении и легко покорявшую женщин. Встреть ненароком на улице, скорее признал бы в нем спортсмена или актера. Привыкший к дородным, лоснящимся упитанностью образам литературных батюшек, я поначалу даже растерялся. Подобный дисбаланс резал глаз, заставляя нелепо жмуриться. Но, а матушка Анна и вовсе была тонка, как тростинка, с мелкими чертами лица и огромными васильковыми глазищами.
На веранде было тепло, пахло снедью и самогоном. Стол накрыли прямо здесь. Я огляделся. Все по-домашнему, бесхитростно, словно в родной деревне. Стены выкрашены известью, на полу дорожки из ярких тряпичных лоскутков. С потолка свисает лампочка в картонном плафоне. В углу - швейная машинка «Зингер» с витиеватой чугунной станиной. Рядом - плетеное кресло-качалка, торшер с прожжённым абажуром. Домочадцы говорят вполголоса. За занавеской в комнате спит двухлетний сынишка, крестник стармеха. Романыч на минутку заглянул к нему, подержал за ручку, оставив на тумбочке шоколадку.
- Прошу к столу, - сходу распорядилась хозяйка.
- Сейчас пост. Еда не скоромная. Не обессудьте, - призывно придвигая стулья, пояснил отец Виталий.
- Это ничего! У них в общаге круглый год еда постная, - похлопывая по плечу, подтолкнул меня к столу Романыч.
Мы расселись. Хозяйка продолжала хлопотать, и угощения на столе непрестанно прирастали. Еда была простая, но праздничная. Сходу вспомнился фильм «Девчата» где начинающая повариха Тося удивляла лесорубов количеством блюд из картошки. Подобное разнообразие не снилось даже ей, прилежной выпускнице профтехучилища. Фестиваль картофельных изысков щедро сдабривался домашними соленьями. Я не великий гурман и вовсе неприхотлив в еде. Если меня накормить с усердием пожаренной картошкой, решусь, пожалуй, и жениться. Но представить не мог, что постная пища может быть столь вкусной и сытной. Недрогнувшей хозяйской рукой Матушка Анна на корню рушила мои заблуждения.
Пили не много. Больше говорили, вспоминая совместное детство, общих друзей и приключения. Выяснилось, что батюшка был грозой района, что вовсе не удивительно. Разряд по боксу вкупе с обострённым чувством справедливости синтезировали вполне взрывоопасную смесь, о спокойствии с которой мечтать не приходилось. Всякую историю он завершал фразой «как только Бог уберег», давая понять, что пришел к вере дорожкой извилистой, полной искушений. Выходец из шпаны с задатками дворового лидера, умевший на пальцах объяснить заповеди Божьи, подкупал верой в справедливость сильнее партийных лозунгов и программы строителя коммунизма. Не суетился, вдумчиво слушал, без назиданий советовал. Угадывалась в нем жизненная мудрость, укрепляемая силой поступков. Любящий веселье с хорошим застольем абсолютно не опасался свернуть тем самым Романыча с пути истинного. Таких людей принято называть просветленными.
Окончательно мою настороженность растопила матушка Анна, спутница и сподвижница отца Виталия:
- Романыч, давай тебе к Пасхе костюм приличный справим! Ткань и пуговицы я подберу. Мы с батюшкой всю паству обшили. Ходят теперь как народные артисты!
- Так вы еще и шьете? – задрал от предложенного брови удивленный Романыч.
- А как же! С Божьим благословением, знаешь, как выходит! – подтвердила матушка.
- Чего же молчали? – оживился стармех, - У меня фирменные пуговицы с молниями в сарае пропадают.
- Нет уж, оставь себе! - категорично приземлил его батюшка, - Знаю, от кого тебе подобные бирюльки перепадают.
- Ну и нюх у тебя! Как у таможенника. Ладно, проехали. Тут молодой человек украдкой интересуется, отчего тебя Циркачом кличут? Я рассказать не берусь, - видимо, предвосхищая очередную забавную историю, перевел тему Романыч. Я недоуменно глянул на него. Все просияли в ответ, будто только этого и ждали. Словно притаившийся рояль в кустах, старый проверенный номер, охотно исполняющийся по просьбе зрителей.
История, как выяснилось, давняя, но каждый рассказывал ее на свой лад, настаивая на правоте собственной версии. Уходит к истокам знакомства молодых, имея два варианта прочтения: детективное, повествуемое матушкой Анной, и шутейное, проистекающее из уст отца Виталия. Серьезного криминала в ней ни на грош, да и комедией назвать не возьмусь, хотя путаница, свойственная всякому водевилю, имела место.
Познакомились молодые люди случайно, буквально на улице. И, разумеется, не знали друг о друге ничего. Отчаянный и благовоспитанный выпускник семинарии предложил свою помощь в переноске тяжестей. Отличница медучилища переезжала со съемной квартиры в общежитие. Первую встречу проговорили обо всем на свете, только не о себе. А уже на втором свидании проявили более глубокую персональную заинтересованность. Именно на этом этапе знакомства произошел описываемый казус. Простой вопрос юной Аннушки, где учится или работает ее новый приятель, вызвал неподдельное смущение свежеиспеченного выпускника семинарии (хотя он и не признает этого), что заставило его невнятно буркнуть: «В церкви». На этой самой фразе до хрипоты в голосе и битья кулаком в грудь ломаются копья. Отец Виталий божится, что вполне членораздельно произнес слово - церковь. Матушка уверяет, что четко, от первой и до последней буквы, расслышала - цирк. Иных свидетелей этому не было, и факт оставался фактом: с этой минуты Аннушка числила своего избранника представителем романтичного циркового братства.
- Можно прийти на представление? – тут же поинтересовалась восторженная девушка.
- Это не представление, а служба! – ревностно поправил молодой батюшка.
- И я смогу вас там увидеть? – не унималась Анна.
- Приходите в воскресенье пораньше и обязательно увидите! – обрадованный напористым желанием встретиться, предложил Виталий.
- Прямо в первой половине дня?
- Чем раньше, тем лучше. Бояться не нужно. Вас там не обидят и не покусают. Вход бесплатный, - опустив глаза от смущения, пояснил батюшка.
Анна удивилась, но виду не подала. Почему бы в стране советов не сделать цирк бесплатным хотя бы по выходным - подумала она, твердо решив воспользоваться приглашением. Прихватив для храбрости двух подружек, в ближайшее же воскресенье они выдвинулись к «Новому рынку», рядом с которым и обитал одесский цирк.
Первым, что неприятно поразило в этот солнечный день - вход оказался все же платным. «Небольшие деньги, но к чему обман?» удивилась Анна, заплатив за билеты подруг. Да и первое представление начиналось не ранним утром, как было обещано, а в 13.00. Так что успели с девчонками пробежаться по рынку, перепробовав всего по чуть-чуть. Далее и вовсе последовала цепь разочарований, нанизанных друг на дружку. В приобретенной программке обнаружился лишь один Виталий из группы комических акробатов. Девичий максимализм рисовал избранника исключительно в героических образах. Анна грезила о смелом канатоходце без страховочной лонжи, исполняющем замысловатые трюки. На худой конец, представляла властным дрессировщиком в клетке с огрызающимися хищниками. Но никак не акробатом из комического этюда. И когда объявили номер этой труппы, она невольно зажмурила глаза, надеясь, что не обнаружит Виталия среди выступающих. Так и вышло. С чего бы ему было оказаться на цирковой арене в час воскресной литургии? Анна не знала, как ко всему этому относиться. Впервые в жизни ей стало грустно. И по иронии судьбы случилось это в цирке. Виталий показался ей простодушным и открытым, а на поверку взял и так зло разыграл. Неужто она вовсе не разбирается в людях? Охватившее разочарование затмевало глаза. Контуры действительности от накативших слез безнадежно расплывались. Нет ничего грустнее для девушки, чем быть обманутой еще и понравившимся человеком. Сглаживал ситуацию лишь маленький пустячок: Анна не объяснила подругам причину внезапно пробудившегося интереса к цирку, сохранив новое знакомство в тайне. Хотя бы перед ними не придется оправдываться.
Не обнаружив среди прихожан воскресной литургии понравившейся русоволосой студентки одесского медучилища, начинающий батюшка от огорчения съехал на фальцет, чуть было не задув лампадные свечи. Досада душила, убеждая, что спугнула девушку именно его духовная служба.
И тогда оба обиженных молодых человека решили никогда впредь не встречаться. А для подтверждения серьезности намерений - игнорировать назначенное свидание, понаблюдав за происходящим со стороны. Каждый лелеял надежду, что избранник непременно появится в оговоренном месте и станет переживать. В подобной трактовке дальнейших событий укреплял юношеский максимализм, привитый отечественным кинематографом.
Встреча была назначена в городском саду у старинной беседки. Прятаться в кустах главного сквера города было нелепо и легкомысленно. А чтобы лицезреть происходящее издали, лучше других подходил балкон кинотеатра «Маяковского». Оба безвинно обманутых и присмотрели его в качестве наблюдательного пункта, не подозревая, что проведение не дремлет. Именно здесь, при попытке устроить засаду, оно и свело молодых. Долгим нечленораздельным мычанием запомнилась обоим попытка объяснить витиеватость собственных поступков.
Далее последовали объяснения с извинениями, и недоразумение вскоре разрешилось законным браком и таинством православного венчания. Сменив в анкете избранника «цирк» на «церковь» Анна не слишком огорчилась, ибо относилась к Господу и Виталию с искренней любовью.
- Главное - служить людям! Цирк или церковь - какая разница! Что тут, что там, нет-нет да совершаются чудеса! И все это под куполом и неотрывным взором сотен доверчивых глаз, - философски подытожил Романыч, в который раз выслушав забавную эпопею.
Этим же вечером я узнал полную историю просветленного кадила, принявшего живейшее участие в трудоустройстве и вразумлении падшего стармеха. Разночтений в ней не наблюдалось. Романыч глуповато улыбался, нелепо потирая шрам над бровью. «Так вышло», оправдывался отец Виталий. «Зато подействовало!» укрепляла в правоте содеянного матушка.
Свидетельство о публикации №225121800585
Александр Алексеенко 2 18.12.2025 16:58 Заявить о нарушении
С уважением, Сергей!
Сергей Светкин 18.12.2025 21:05 Заявить о нарушении