Отправить в космос ТIурнене вахийта

33-летний чеченский календарь и небесная башня

Если рассматривать древние представления о мире не через имена сакральных образов, а через формы и действия, становится заметно, что особую роль в них играет вертикаль — движение вверх, соединение земли и неба. Солнце в архаическом восприятии не просто «светит»: оно восходит, поднимается над горизонтом, встаёт. Именно этот момент восхода осмыслялся как начало жизни, обновление времени и восстановление порядка. Поэтому высота, подъём и устремлённость вверх становились устойчивыми знаками небесного начала.

В этом контексте башня предстает не как утилитарное сооружение, а как форма выражения связи с небом. Её вертикаль воспроизводит космологическую ось, известную по образу священной горы и мифам о хребте мира. Башня оказывается земным отражением небесной структуры — точкой перехода, местом соприкосновения миров.

Именно так воспринимается и чеченский ритуал, зафиксированный С.-М. Хасиевым, — «ТIурнене вахийта», буквально «отправить к ТIурнене», то есть в небеса. Этот обряд был связан не с мифологическим повествованием, а с конкретным календарным действием. Он открывал начало нового года, называвшегося наб, и был встроен в 33-летний земледельческий календарный цикл. Уже одно это указывает на его особую значимость: речь идёт не о случайном обычае, а о продуманной системе времени
(С.-М. Хасиев, Календарный год у вайнахов, 1974, с. 72).

Для проведения обряда возводилась высокая башня из дубовых брёвен. В неё помещали молодого человека — паIа. В день начала года ему исполнялось тридцать два года, а к моменту «отправки» — тридцать три. Башня должна была быть столь высокой, чтобы, по преданию, люди внизу не ослепли, увидев руки ангелов, сходящих к ней на облаке. После года пребывания в башне, веселья и празднеств, посланника символически «отправляли» на небо — просить у Бога благословения на новый год и новый цикл времени. Затем башню сжигали, а её угли считались наделёнными защитной силой.

Принципиально важно, что смысл обряда заключался не в буквальном «вознесении» человека. Башня здесь выступает как ось мира, временный мост между землёй и небом. Человек становится посланником не потому, что исчезает, а потому, что занимает промежуточное положение между мирами.

Особый интерес вызывает и само название начала года — наб. В современном чеченском языке это слово употребляется преимущественно в значениях, связанных с засыпанием, дремотой, погружением в пограничное состояние между бодрствованием и сном. При этом собственно «сон» как видение обозначается другим словом — гIан. Такое различие позволяет предположить, что наб изначально обозначал не обычный сон, а переходное состояние — момент выхода из привычного порядка.

В этом свете календарный ритуал «наб» может быть понят как коллективное «вхождение» в иное состояние — переход от завершившегося года к новому, от старого космического цикла к обновлённому. Подобно тому как человек во сне временно выходит за пределы бодрствующего мира, оказываясь в ином, неземном состоянии, так и время в этот момент мыслится как находящееся между циклами.

Показательно, что подобное понимание сна как пограничного состояния не противоречит и единобожному языку описания мира. В Коране сон представлен как состояние, при котором душа временно «забирается» Богом и затем возвращается, — своего рода «малая смерть». В христианской мысли сон также нередко осмысляется как момент отрешения от земного и прикосновения к иному миру. В этом смысле наб может быть понят как символическое пребывание между мирами — состоянием временного приближения к небесному.

Не менее показателен и возраст посланника — 33 года. В исламской традиции, на уровне хадисов и богословских толкований, существует представление о том, что обитатели Рая пребывают в состоянии зрелости, символически соотносимом с возрастом около тридцати трёх лет. Речь идёт не о биологическом возрасте, а о состоянии полноты, завершённости и нетленности. Совпадение 33-летнего календарного цикла, возраста посланника и идеи «небесного пребывания» выглядит не случайным, а глубоко символическим.

Таким образом, чеченский обряд «ТIурнене вахийта», небесная башня, понятие наб и 33-летний цикл складываются в единую картину. Перед нами не разрозненные элементы фольклора, а следы древнего космологического мышления, в котором время, сон, высота и небеса понимались как разные формы перехода. Башня здесь — не вызов Богу и не попытка «достроиться до неба», а смиренное воспроизведение установленного свыше порядка, в котором человек на мгновение становится участником небесного ритма.

Представление о башне как месте соприкосновения миров зафиксировано и в чеченском мифологическом предании. В материалах З. А. Мадаевой ключевую роль играют небесные бIаьвнаш — башни, через которые осуществляется связь неба и земли. В одном из преданий это выражено предельно ясно:

«С северных башен-жилищ прибыл ЦIув бог…
Эти двое спустились с неба на Эльбуза горные хребты…
После этого с северных и южных башен спустились
дорогие боги — Села, Гела, Ана, Бена…»
(З. А. Мадаева. Мифология вайнахов, с. 113–114)

Здесь башни выступают не как архитектурные сооружения в бытовом смысле, а как небесные узлы — точки нисхождения божественных сил. Они обозначают вертикаль, через которую небесный порядок проявляется в земном мире. Именно поэтому бIов следует понимать не как «строения», а как сакральные вертикали, места перехода между сферами бытия.

В таком контексте башня мыслится прежде всего как вход, как точка доступа к иной реальности. С учётом этой функции становится возможным по-новому взглянуть и на образ вавилонской башни — Bab-El, «ворот Бога», одного из самых известных символов древнего мира.

Здесь El сохраняет значение Божественного начала — обозначения самого Бога как высшего космического принципа, что согласуется и с образом Эл / Эла в чеченском языке, в частности в названии Элбуза. При этом башня осмысливается не как попытка «достроиться до неба», а как место перехода и соприкосновения с небесным порядком.

Такое понимание позволяет увидеть в вавилонском образе не отрицание сакральной вертикали, а её иную интерпретацию. Башня остаётся осью мира, но её функция смещается в сторону «врат» — точки, через которую осуществляется связь между земным и небесным. В этом смысле чеченские небесные бIов и вавилонский Bab-El оказываются разными выражениями одной и той же архаической космологической идеи.

Изложенные в тексте выводы и интерпретации следует рассматривать как авторскую гипотезу.

Ber's Erk Neberu

Фото: Tamara Taisumova