Печалька на одну ночь 10

Попозировав для своего портрета, я хотела уже уйти, чтоб вернуться за готовым портретом на следующий день. Но художник был мальчик моего возраста (сорока с небольшим, где-то около того), и он сказал, что может закончить мой портрет у себя дома, если я соглашусь выпить с ним кофе. И мы пошли пить кофе к художнику. Он жил высоко на горе, прям над набережной, и там у него был маленький домик при пансионате, оказалось, он при пансионате был сторожем, в свободное от своих художеств время. Наверное, он был очень хорошим сторожем. А как художник - он был так себе. Мой портрет был непохож на меня, ни капельки. Но я простила это ему, ничего ведь страшного. Пусть это будет и не совсем мой портрет, а портрет некоторой красивой дамы с развивающимися на ветру локонами. Короче, сойдет для сельской местности. И вот мы попили кофе, художник закончил мой портрет и я собиралась уже уходить, как вдруг он повалил меня на пол. Мы целовались какое-то время, а потом он спросил, не хочу ли я быть его прекрасной музой и натурщицей. И я согласилась, моментально. Не каждый день мне предлагали побыть музой. Тем более - прекрасной натурщицей. И я разделась для художника, и он кинулся меня рисовать, но потом мне стало холодно. И я ему сказала, что мне холодно быть музой и натурщицей. Тогда он извинился, выключил оконный кондер, и мне стало гораздо теплее быть музой и натурщицей, так что я согласилась остаться, и еще послужить искусству, немножечко. И так я служила искусству своими голыми ягодицами и прочими женскими прелестями, пока художник не сложил свои кисти, мольберты и угольный карандаш и не сказал, что на сегодня хватит. После этого подхватил меня на руки и отнес в свою постель, сказав, что я, наверное, уже очень устала, быть натурщицей. И теперь могу просто сделаться его любовницей. Я вздохнула и согласилась. Искусство требовало жертв, и надо было соглашаться на роль любовницы художника. Его звали Костик, Константин. Он был довольно мелкий мужчина, не выше метра семидесяти ростом, худенький, обросший щетиной, как и полагается художнику. А картины у Костика были действительно странные. Помимо портретов и моих женских прелестей, он увлекался геометрическими этюдами. Это было похоже на картинки из детского калейдоскопа, немножечко. Я даже подумала, что он срисовывал с калейдоскопа, но он клялся и божился, что я ошибаюсь, и он брал все свои геометрические этюды прямо из головы. И вот мы пошли в спальню к художнику. И он сказал, что он известный во всем городе бдсмщик. И тогда я ему сказала, что не очень-то он и известный. Я его, например, не знаю. И он сказал мне: хочешь, я тебя выпорю? И я ответила: конечно хочу, об чем вопрос?
Я повернулась к нему своей задницей, и он немного постегал меня своим ремнем. А потом мы пошли кормить кошек, потому что он кормил кошек при санатории. И я поняла, что больше не вернусь к художнику, в качестве бдсмщика он был не слишком убедителен, и выпорол меня как-то слабо, мне совершенно не понравилось. И я снова пошла прогуляться по набережной, купила себе еще персиков и пошла посидеть на пирсе, стала думать про Вадима и почему мы с ним расстались.