Сжалилась...

   Трясогузка вывела на прогулку птенца. Намеренно подвела ближе, ибо не видались давно. Получив положенную по родительскому ея чину порцию похвалы, прошествовала дальше, дабы разглядеть в подробностях что дитя укутано по возрасту и сезону во всё пуховое, из-за чего кажется чуть не вполовину крупнее матери, а может и вправду так, ибо сыто её стараниями. Известное дело - конец июля, ночи всё холоднее, осень всё ближе.

   Разнотравье не скупится на перемены, дарит цветами флага Родины, на смену одному без раздумий приходит другой: державность красных маков; белый, - свободы и независимости, - сныти и тысячелистника, да голубой цикорий, цвет Богоматери, под покровом которой стоит в веках Россия, как под небом.

   Обломки гранита, что попадаются на дороге, словно отколоты от монумента прошлому, вызывают улыбку и одновременно - грусть, которой не дают взять над тобой верх все разом: фиолетовые колючие искры чертополоха, туго накрахмаленные листы лопуха, плотный веер салфеток хрена в вазе корня и россыпи пижмы, издали похожей на сушёный горох.

   Миролюбивый, целительный зверобой манит к себя взгляды и пчёл.

   Свечной запах берёз на сквозняке утра заставляет замедлить шаг, а заодно полюбоваться на раскосые листья ландышей, да переждать, покуда из-под арочного навеса бересты муравьи перебегут тропинку, через которую снуют с поклажей, будто грузчики с тюками на перроне.
Щепоть тех же муравьев, но помельче, сгрудились подле маковой росинки, пьют.
Обмакнувши в небеса кисточка цветка цикория, решает, что б выкрасить ещё в цвет небес.
 
   Тут же, с почтением разглядишь и след каблука лося, - театральный, весомый, отдавивший пятку пригорка до самой дороги. Не знать, каков лось в самом деле, не поверишь, что тут без котурн не обошлось. Да уж не нужно оно лосю, то преувеличение, он и сам не промах, - и велик, и удал.

   Уважив лося да почтив вниманием прелые уже листы, идёшь дальше, обходя расставленные детские ладошки сосновых шишек, выбившуюся из края поляны махру колосьев дикой ржи, и расслышишь надо всем тем  птичью наперебой насмешку, напрасно принимая её на свой счёт.

   Не разобравшись, отмахнувшись с досады от бронзовика, что догонял поспешно, пытался остановить, растолковать тот птичий разговор, скрипишь после сердцем от грызущей громко совести...
У кого как, а у нас бывало и так, потому как коли сумеешь пожалеть об эдакой малости, - уже человек, не зря.

   ...Трясогузка вывела на прогулку птенца. Сжалилась, дала разглядеть поближе.