Исландия

Вот и снова мы с тобой наедине, чистый лист. Старость еще узнается человеком по числу оставивших его друзей. Чем дальше в лес, тем гуще пустота. Старость происходит незаметно, так, как если бы вы заснули в поезде и проснулись от ужаса уже на вокзале древности. При том, что мало что похоже на жизнь так же, как археология. Страница за страницей, слой за листом, многое перепутано землетрясениями, как во взорванной библиотеке, скомкано, сжато до мгновения расставания. Отчетливо помнятся только даты рождения и смерти, да и те постепенно стекленеют в столбик на полдневном солнце, превращаясь в хрустальные башни, облик которых в юности так манил миражом. Подобно стрекозе, ты лавируешь между них, а башни все слепят и блистают, и ты закладываешь повороты все чаще и круче. Стрекоза стремится на свой пруд, на болото, но наступает зима.
Зима! Только воздушная яма хранит теперь аэронавта. Снег, неся в каждой снежинке ледяные, расчерченные небесным геометром миры, покрывает ими хитиновый корпус летательного аппарата, витражи крыльев, глазные яблоки кокпита. Сгустившаяся пустота, покачивая, вытесняет колыбель летчика, поднимает его все выше.
Как-то под Рождество я бесцельно бродил по Иерусалиму, затесывался среди садящихся передохнуть на площади у входа в Храм Гроба Господня — на согретые, зализанные временем до блеска каменные ступени, и уже мне чудилось, что становился я понемногу невидимым, как вдруг вечером посыпал снежок и морозец прихватил щеки. Тогда я пошел и выпил две рюмки арака в кофейне, спустился меж запертых на засовы лавочных ставень, вернулся на ступени, подсел к закутанному по макушку старому эфиопу, который, посидев со мной рядом, благоухая шалфеем и пылью, ушел погодя к себе в церковь. Тогда я, совсем уже подмерзнув, вошел, ослепнув от запотевших очков, и поднялся на Голгофу, чтобы отогреться, разомлеть и задремать на скамье, под жаркое потрескивание свечей. Меня разбудил священник с распылителем для орошения цветов в руке, которым он ловко гасил свечной костер, и что-то забормотал, потягивая за рукав, — я пошатнулся при вставании и не сразу решился шагнуть на крутые ступени, ведущие вниз, в декабрь. Александр Иличевский.