От утопической мечты к научному проекту

Краткий экскурс: от утопической мечты к научному проекту. Коммунизм до Маркса.

Введение: Марксизм как многоголосие идей и практик. Краткий экскурс: от архаического мифа к научному коммунизму

Прежде чем приступить к систематическому анализу марксизма как сложного, многоголосого и исторически изменчивого феномена, необходимо понять глубину и универсальность его корней. История коммунистической идеи — это долгий путь от поэтической грезы о «золотом веке», существующей в мифах различных культур, до попытки превратить её в проект социального переустройства, основанный на анализе реальности. Домарксистская мысль прошла через ключевые стадии: от архаического протокоммунизма — через античную философскую проекцию и религиозную ересь — к утопическому социализму как первому, ещё наивному, но уже практическому вызову индустриальному капитализму.

К универсальным истокам: архаический миф и античная практика

Мечта о бесклассовом, справедливом и изобильном обществе, лишённом пагубного эгоизма, является одним из древнейших культурных архетипов. Её отголоски обнаруживаются в космологиях и социальных моделях, предшествующих европейской философской традиции.

· Индуистская «Сатья-юга» (Золотой век) в рамках циклической концепции времени представляет собой наиболее законченный мифологический образ протокоммунистического состояния. В эту первую и совершенную эпоху, согласно «Законам Ману» и пуранам, не существовало частной собственности («земля была общей пастбищной землей»), социальной иерархии (варн) и государства. Люди рождались с врожденным знанием дхармы (долга), жили в гармонии, а природа давала изобилие без изнурительного труда. В отличие от марксистского проекта, это состояние понималось не как цель будущего прогресса, а как утраченная изначальная чистота, деградировавшая в нынешнюю эпоху раздора — Кали-югу. Этот миф демонстрирует, что сама идея общности и равенства коренится в глубоких пластах человеческого сознания как ностальгия по утраченной целостности.
· Спартанский «общинный милитаризм» (VIII – IV вв. до н.э.) предоставляет пример не мифического, а реального, хотя и сурового, социополитического эксперимента с чертами коммунизма для правящего сословия. Законы Ликурга, направленные на создание идеального военного братства, предполагали для полноправных граждан (спартиатов) общность выделяемых государством  земельных наделов (клеров), обрабатываемых порабощёнными илотами, обязательные общественные трапезы (сисситии) и жесткое ограничение частного потребления. Целью было искоренение имущественного неравенства, роскоши и семейного эгоизма во имя единства и боеспособности полиса. Этот принцип распространялся даже на движимое имущество: согласно сохранившимся свидетельствам (приписываемым историкам Ксенофонту или Плутарху), спартанец, остро нуждавшийся в чужой повозке или лошади, мог просто взять её, если хозяина не было на месте — общественная необходимость ставилась выше права частного владения. Спарта стала для последующих мыслителей — от Платона до философов Просвещения — живым, хотя и пугающим, примером общества, где частный интерес был подчинён коллективному в его самой дисциплинированной и аскетичной форме.

Эти архаические и античные модели — мифологическая и практическая — не были теориями в современном смысле. Они служили либо образом утраченного рая, либо технологией выживания и господства. Однако именно они создали культурный фон, на котором позднее расцвела европейская философская утопия.

1. Античная философская проекция: от мифа к логосу

В Древней Греции, на заре рациональной политической мысли, философы в поисках идеального государственного устройства (Политеи) трансформировали архаические интуиции в логические конструкции, отрицающие частную собственность для правящего класса.

· Платон в «Государстве» (IV в. до н.э.), отталкиваясь, возможно, от спартанского опыта, радикализировал его. Он предлагал для всего высшего сословия стражей (воинов и философов-правителей) абсолютную общность: не только имущества и жилищ, но и жён и детей. Цель — полное уничтожение источника распрей («мое» и «твое») и преобразование частной привязанности в безраздельную преданность общему благу полиса. Это был первый в истории детальный, рационально-теоретический проект общества, основанного на коллективистских принципах, пусть и ограниченных элитой.
· Близкие мотивы, но в контексте критики цивилизации и «естественного права», развивали киники, а позднее римские стоики (Сенека). Они видели в частной собственности и богатстве источник моральной порчи, противопоставляя им идеал добровольной бедности, внутренней свободы и братства, живущего «в согласии с природой».

Таким образом, античная мысль совершила качественный скачок: от спартанской практики выживания и платоновской модели стабильности — к философскому обоснованию коммунизма как условия высшей справедливости и личностного совершенства.
2. Религиозно-еретическая традиция.
А в лоне христианской культуры коммунистический идеал жил как эсхатологическая и еретическая практика, апеллирующая к первоначальной чистоте.

· Его источником была община первых христиан в Иерусалиме, описанная в «Деяниях апостолов»: «...и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее... и каждому давалось, в чём кто имел нужду» (Деян. 2:44-45; 4:32-35). Эта апостольская община стала вечным образцом для радикальных течений.
· В Средние века этот идеал воскресал в движениях народных ересей (лолларды в Англии, табориты в Чехии, анабаптисты в Германии), которые выступали против церковного богатства и социального неравенства, часто требуя восстановления общности имущества как условия спасения. Для них коммунизм был не философской абстракцией, а божественным законом, данным для построения Царства Божьего на земле, что нередко вело к кровавым социальным конфликтам (как в Мюнстере в 1534-35 гг.).

Эти две традиции — рационально-философская (Платон) и религиозно-эсхатологическая (ереси) — сформировали мощный подводный течь европейской мысли. В эпоху Возрождения и Реформации они вырвались на поверхность. Гуманисты, подобные Мору и Кампанелле, совершили синтез: они взяли платоновский метод конструирования идеального государства и наполнили его христианско-коммунистическим пафосом всеобщего братства, создав жанр светской утопии.


3. Утопический коммунизм: мечта о совершенном городе

Эпоха Возрождения и раннего Нового времени, разрываемая социальными противоречиями, породила жанр литературной утопии — описание идеального общества, существующего "негде" или "никогда" - так и переводится слово "утопия".

· «Утопия» Томаса Мора (1516). Дав название всему направлению, Мор изобразил остров, где отменена частная собственность («Всё принадлежит всем»), труд является всеобщей обязанностью, а распределение благ происходит по потребностям из общественных складов. Его утопия — это рациональная критика европейских порядков через конструирование логической альтернативы, но без малейшего указания на то, как к ней прийти.
· «Город Солнца» Томмазо Кампанеллы (1602). В ещё более радикальном ключе Кампанелла представил теократическое общество, управляемое жрецом-метафизиком. Здесь не только общность имущества, но и общность жён и детей, что должно было уничтожить эгоизм семьи. Знание (в духе натурфилософии) является высшей ценностью и основой власти. Это коммунизм, пронизанный магическим символизмом и платоновской идеей правления мудрецов.

Эти произведения были скорее морально-политическими манифестами, использующими коммунистический идеал как зеркало, в котором яснее видны язвы современного общества. Их слабость — полная оторванность от исторического процесса и экономических законов.

4. Утопический социализм: проект для нового мира

С промышленной революцией и становлением капитализма в начале XIX века критика стала обращаться к конкретным социальным бедствиям: пауперизму, эксплуатации, анархии рынка. Три великих мыслителя — Сен-Симон, Фурье и Оуэн — предприняли первые попытки не просто описать, но спроектировать и построить справедливое общество. Их учение Маркс и Энгельс позже назовут «утопическим социализмом», отмечая гениальность догадок, но критикуя неисторический и внеклассовый подход.

· Анри де Сен-Симон провозгласил лозунг «Всем работать по способностям!». Он видел будущее в научно-промышленном управлении обществом, где власть феодалов и праздных собственников передана учёным, инженерам и промышленникам, организующим производство для блага всех.
· Шарль Фурье с сатирической яростью разоблачал пороки «цивилизации» и предлагал строить жизнь в автономных общинах — «фаланстерах», где труд, соответствующий человеческим страстям (влечениям), превратится в наслаждение, а все противоречия разрешатся в гармонии. Его идея о преображении труда была глубоко революционной.
· Роберт Оуэн, фабрикант-филантроп, пошёл дальше всех в практике. В своих предприятиях в Нью-Ланарке (Шотландия) он улучшал условия труда, строил школы и чистые жилища, доказывая, что гуманность выгодна для производства. Разочаровавшись в капитализме, он основал в Америке коммунистическую колонию «Новая Гармония» и стал пионером кооперативного движения. Но эта колония просуществовала недолго. Его опыт показал, что островок справедливости не может выжить в море товарных отношений.

Общий знаменатель утопистов: они видели социальное зло, блестяще критиковали его и детально проектировали идеальную модель будущего. Однако они считали, что мир можно переубедить силой разума и примера, обращаясь ко всем классам сразу и ожидая финансирования от просвещённых монархов или богатых меценатов. Они не видели в рабочем классе исторической силы, способной совершить переворот, и не понимали экономических законов движения капитализма, который и порождал те самые противоречия, с которыми они боролись.

5. Исторический мост к Марксу

Именно этот разрыв между грандиозным проектом и отсутствием реального пути к его осуществлению и был преодолён Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом. Они, опираясь на немецкую философию, английскую политэкономию и французский социализм, совершили качественный скачок: превратили социализм из утопии в науку. Их вклад заключался в открытии материалистического понимания истории (исторический материализм), вскрытии экономических механизмов эксплуатации (теория прибавочной стоимости) и в указании на пролетариат как на могильщика капитализма и творца нового общества. Таким образом, домарксистская мысль, пройдя путь от философских набросков идеального государства Платона до практических опытов Оуэна, подготовила почву для синтеза, который претендовал уже не на описание идеала, а на раскрытие исторической неизбежности его воплощения.