Дачные истории

Яркие детские впечатления часто осознаются спустя годы. В десять лет я впервые попал на дачу под Ленинградом, на места ожесточенных боев за Невский пятачок. Здесь земля хранила память о войне — каждую весну мальчишки находили на совхозных полях оружие и боеприпасы.

Мойка.

Начиналось все с купания в местной речке Мойке, чье сходство с петербургской ограничивалось только названием. Когда-то полноводная, к шестидесятым она обмелела из-за запруд, и купаться мы могли лишь в немногих излучинах.

Недалеко от нашей дачи был глубокий затон с обрывистым берегом, где кто-то устроил «вышку» для прыжков, высотой метра три, но из-за рельефа дна безопасной была лишь одна точка. Шаг в сторону и можно было сломать себе шею.

Во время игры в догонялки я с разбегу прыгнул, неверно рассчитав точку отрыва, и врезался головой в дно. От боли и неожиданности едва не потерял сознание, но вынырнул и молча выбрался на берег. Мне повезло.

А вот другому мальчишке — нет. После такого же неудачного прыжка его увезли в больницу с травмой шеи. Месяц он проходил в ортопедическом воротнике. На следующее лето мы, повзрослевшие, нашли новое место для купания — Синявинское озеро.

Ржавая мина.

С поиском оружия на полях сражений связана вторая история. Каждую весну тракторы, вспахивая землю, вывозили к дороге разные железяки — обломки стрелкового оружия, минометные мины, большей частью обезвреженные: мины — без взрывателей, стволы — без затворов.

Я избегал таких походов, зная суровый нрав отца и его ответственность за мою безопасность. Не помню, как вышло, что в тот день отец то ли уехал в отпуск, то ли отпуск кончился, но я остался один и, потеряв бдительность, отправился с друзьями вдоль линии высоковольтных передач.
Нас было трое. Главным был Корявкин, чья фамилия удивительно совпадала с его судьбой. Он с азартом и бесшабашностью искал боеприпасы, не думая о последствиях, а найдя гранату сразу начинал разбирать ее. К пятнадцати годам он уже лишился пальцев на правой руке и получил осколочное ранение, но относился к этому спокойно. Вторым был мой друг Колька — такой же безголовый, но более везучий.

На исходе третьего часа Колька окликнул меня. Его рот, как всегда, был до ушей. В руке — алюминиевая проволока с прикрученной минометной миной. Раскачав эту ржавую грушу, он отпустил проволоку. Мина, пролетев метров десять, шлепнулась мне под ноги. Шутки ради! Он был уверен, что боеприпас разминирован. Но то, что я увидел, повергло в шок: от удара раскололся корпус взрывателя, обнажив боевую пружину. Не знаю, почему она не сработала — чудо? Я стоял, не в силах вымолвить слово. Потом повернулся и пошел к дороге. Колька что-то кричал вслед, но я не слышал.

Самодельный обрез.

Третья история была тоже связана с оружием. Тогда даже на своем участке можно было найти военные «сувениры». Однажды при корчевке деревьев мы с отцом откопали почти не ржавый карабин без приклада. Затвора у него не было, и я подарил его ребятам.

Среди пацанов ходили легенды, что на заводе в Колпино можно добыть затвор от винтовки Мосина. Первый выстрел из такого самодела был смертельной рулеткой — ствол могло разорвать. Поэтому винтовку закрепляли в тисках и стреляли с помощью веревки дернув за курок.

Как-то зайдя к Кольке, я увидел его обрез — ржавый ствол со спусковым крючком и новеньким затвором. Родители снисходительно относились к его увлечению. Я же был равнодушен к таким «игрушкам», в моем понимании, это вело прямиком в тюрьму.

Колька, видя мое равнодушие, заявил, что выстрелит холостым. Я не видел, как он заряжал. Он отскочил на три метра, крикнул: «Не веришь, да?!» — и выстрелил.

Порох обжег мне живот. Сбрасывая тлеющие крупинки, я услышал его хохот: «Испугался? Он же холостой!». Выругавшись, я ушел. С тех пор перестал с ним общаться. Хотя это была не последняя его «шутка» — позже он едва не утопил меня, учив «плавать» в торфяном озере.

Орленок.

Четвертая история — о средствах передвижения. Без велосипеда жить на даче было немыслимо: до магазинов — километры, окрестности — необъятные. Я катался на подростковом «Орленке», хотя уже вырос из него. Мечтал о «Туристе», но приходилось довольствоваться тем, что есть.

Как-то мы компанией поехали на речную плотину. Велосипедов на всех не хватило, и мне пришлось посадить попутчицу на раму. Девчонка попалась крупная. Из-за ее головы я не видел дороги и то и дело просил придвинуться. «Ближе некуда!» — отвечала она.

Так мы добрались до «бетонки» — шоссе из плит со смоляными швами. Ехать с пассажиром на раме было тяжело, колеса плохо накачаны, да, и дороги из-за головы попутчицы не видно. На спуске к мосту велосипед наехал на что-то острое, и заднее колесо спустило.

Я потерял управление, ведя зигзаги по дороге. Сзади нас догнал пазик, повторявший мои «вензеля». Водитель, отчаянно сигналя, наконец выскочил из кабины и догнав нас, перехватил руль. Я ждал, что он швырнет мой «Орленок» в канаву, но он просто выдернул ниппель из переднего колеса.

Ехать дальше мы не могли. Больше всего меня огорчила потеря ниппеля, купить который можно было только в городе. Так, целую неделю я оставался без велосипеда.

Вишневая «Верховина».

Пятая история связана с мопедом. Двухскоростные модели тогда были пределом мечтаний. Два года я мечтал о своем, перепробовав велосипед с прикрученным на раму мотором Д-6 и древний односкоростной мопед, за которым я больше бегал, чем ездил.

Наконец отец сжалился и купил в кредит «Верховину-2» вишневого цвета. Прав не требовалось на нее не требовалось, только шлем.


Я любил своего «коня» и каждый вечер начищал до блеска, включая никелированные обода. Во время одной такой чистки, заведя двигатель, я поставил мопед на подножку и, взяв мокрую тряпку, начал протирать вращающийся обод.

В какой-то момент тряпку затянуло в цепь, а с ней и мои пальцы. Мгновенной боли не было — лишь шок при виде разорванной кожи и белеющих костей на большом и указательном пальцах правой руки. Потом хлынула кровь, и я, бросив все, побежал к отцу.

Увидев мою руку, он разразился руганью: «Вот говорила мне мать не покупать тебе этот чертов мопед!». Кости, к счастью, остались целы. Мы соорудили из проволоки шины, перебинтовали пальцы, залив раны йодом. Заживало долго, но подвижность сохранилась. Шрамы видны до сих пор — как и память о том дачном детстве, где опасность соседствовала с беззаботностью, а каждая история становилась уроком, понятым спустя годы.

Опубликовано 25.11.2025 в социальной сети ВК