Сын Гавриила
Больше всего Вадим не любил пересекать на роликах трамвай-ные пути, где маленькие колеса так и «норовили» застрять на рельсах. С возрастом реакции у Вадима замедлились, хотя в скорости по прямой он вполне еще мог посоревноваться с молодежью. Будто зная секрет, он отталкивался всей стопой, мощно, как легкоатлет опирается на подошвы шипованных кроссовок для бега, но почти не делал взмахов ногами.
Коньки были старые, кое-где замки даже тронула ржавчина, но расставаться с ними Вадим не хотел. Некогда разрекламированная мо-дель анатомического ботинка с само завязывающимся шнурком цепко держала в памяти ценность раритета. Катаюсь редко, – думал Вадим, – зачем новые покупать, говорил он всякий раз, меняя каждые два го-да сношенные колеса на коньках, – еще послужат!
Легко проехав первый круг по асфальтовой полосе парка, он решил не продолжать и сменить маршрут, перебравшись на проспект. Выехав на центральную аллею к выезду из парка, он неторопливо двигался, поглядывая вперед. На дорожке, несмотря на обозначения разделительной полосы и нарисованные знаки велосипеда в круге, женщины катили коляски, шли тинэйджеры и даже, ничего не опасаясь, бегали малыши. В конце аллеи показалась группа велосипедистов. Приближаясь к ним навстречу Вадим неожиданно обратил внимание на светловолосого парня лет семнадцати. Вадима будто молния пронзила – парень был удивительно похож на его старшего сына, ушедшего навсегда четыре года назад. Ошибиться он не мог. За короткий миг он успел выхватить в лице велосипедиста родственные черты генетического сходства, которое не бывает случайным: пронзи-тельный взгляд голубых глаз и скуластое лицо, что сын унаследовал от матери и передал своему сыну.
Вадиму вспомнился последний разговор с первой женой на похоронах Гавриила. Она поведала ему, что у сына после службы в армии было много случайных увлечений. Он нравился одноклассницам и не стеснялся общения, истосковавшись по нему за два года. Про таких мужиков, обычно говорят, что они и сами не знают за что нравятся женщинам – ничего особенного только доброта и обаяние. Одно из его увлечений зашло слишком далеко, а когда после известия о беременности подруги, он признался ей в неготовности к супружеской жизни, они расстались. Позднее, после рождения сына, ему сказали, чтобы не вздумал приближаться к девушке, вышедшей к тому времени замуж, а уж тем более предъявлял какие-то права на отцовство. Обо всем этом мать узнала от Гавриила много лет спустя. Он не показывал виду, что сожалеет о проявленной слабости, но видеть своего сына ему несомненно хотелось, как впрочем и потом, живя то с одной, то с другой женщиной Гавриил мечтал о собственных детях. Но, видимо где-то наверху «решили», что больше такого подарка он в жизни не получит… Рассказывая об этой истории бывшему мужу ее голос дрожал и Вадим чувствовал, что Зина продолжает укорять его за разрыв их супружеской жизни, когда он, внезапно влюбившись, что бывало с ним и раньше, заявил со всей прямотой о разводе. Зина долго отказы-вала ему, но потом узнав, что бывший муж оставляет ей квартиру, перестала бороться и отправилась искать свое новое счастье.
Время середины девяностых было лихое. «Явились всюду чудеса, рубли раздув, как паруса», – вспомнилось Вадиму визборовское. Он нелегко уходил из семьи. С момента разлада прошло два месяца. Же-на мстила ему, заводя случайные знакомства и не ночуя дома. Он разрывался между новым чувством и супружеским долгом, опасаясь за душевное равновесие оставляемой супруги. Но больше всех страдали сыновья. Старшему Гавриилу было уже шестнадцать и отцовский идеал рассыпался в пыль в одно мгновение, да так, что ни собрать, ни вернуть уже было ничего нельзя. Младший, которому было только во-семь лет, еще ничего не понимал и думал, что всё произошло из-за испортившихся отношений между родителями, поскольку в последние годы они стали чаще бывать в командировках, но вот они прекратятся и всё наладится. Он старался быть внимательным к отцу и матери не-смотря ни на что. Когда к отцу приходили друзья он не подавал виду, что у них дома уже все не так благополучно, как было раньше, по-прежнему предлагая гостям чай с печеньем и сервировал стол, если дома не было мамы.
Но однажды-таки всё окончательно рухнуло. Новая избранница Вадима жила за Полярным кругом и первое условие, поставленное ей во время первой встречи после заграничной командировки, было категоричным – его любовницей она быть не хотела. Вадима тянуло к ней так, что даже смерть он принял бы легче, чем потерю любимого человека. Он ежедневно звонил ей с переговорного пункта или от своей матери, отправлял телеграммы и письма, полные признаний и стихов, а через месяц после возвращения улетел к ней на три дня.
Она встретила его в аэропорту улыбаясь влюбленными глазами из-под надвинутой на лоб большой песцовой шапки. Это мгновение Вадим запомнил на всю жизнь – такая и могла быть настоящая любовь – казалось ему. Его избранница была замужем, только в отличии от Вадима уже больше года жила от мужа отдельно в комнате коммунальной квартиры, куда они и отправились на три дня.
Полярная ночь, царившая в феврале, оставляла уют на улицах города только под присмотром уличных фонарей, а забрезжившее до полудня солнце, закатывалось, будто обрывая рассвет в самом начале. Все дни свидания они проводили в постели и много говорили, делясь сокровенным и глубоко личным. С первого мгновения знакомства в Стокгольме они поняли, что нашли друг друга, интуитивно ощущая и угадывая движения мысли и даже намерения. Поначалу Вадиму это нравилось, но с годами совместной жизни он понял, что такая зависимость может погубить их союз, что в конечном счете и произошло.
– У каждого члена семьи в квартире должен быть свой коврик, – любил говорить их общий друг. А Вадим мысленно продолжал: где каждый, как собака, может уединиться от других и побыть наедине с собой.
В тот период жизни Вадим открыл в себе неистребимую жажду творчества, оставившего его с юности. Он писал стихи практически без черновиков, покрывая мелким бисером многочисленные карманные записные книжки, которые заботливо дарила ему избранница при каждой встрече. Вместе со стихами стали приходить и мелодии песен, которые он записывал под гитару по ночам на кассетный магнитофон, стараясь не шуметь и петь почти шепотом. Эти кассеты отправлялись на Север в том черновом варианте, который могла понять только она, та, которой они были посвящены.
Несмотря на одержимость чувством Вадим после возвращения от избранницы редко пребывал в мажорном настроении: денег ката-строфически не хватало, новые поездки требовали авансирования, да и собственным детям он должен был отдавать часть своей зарплаты. Всякий приезд к подруге без подарков и с пустыми карманами он ощущал, как «обманутые надежды». Именно тогда он заметил в пас-порте избранницы диковинную кредитную карту с выгравированным мужским именем. Она объяснила всё просто: когда ее друг уходит в море он оставляет ей свою карту на хранение и она (конечно же!) ни-когда не пользуется ей.
Тогда Вадим не обратил на это никакого внимания – он был уверен, что он у нее единственный! А когда через 10 лет она уедет с дочкой из Петербурга к владельцу карты в Австралию, он отчетливо вспомнит в деталях произошедшее событие.
– Как много знаков оставляет нам Всевышний, а мы не видим, – подумалось Вадиму. Остановись он тогда, разберись где чувства, а где прагматический расчет – может и жизнь его детей сложилась бы по-другому. И даже наверняка!
Он выехал на роликах к центральному входу в парк и присел на скамейку, стоявшую напротив круглой травяной клумбы, которая была в начале лета еще без цветов. Рядом и напротив сидели люди. Подъехали велосипедисты, но «внука» среди них не было. А может я просто обознался? – подумал Вадим, – в конце концов линии судьбы, пересекаясь однажды, бывает, больше и не соединяются, тем более когда над ними есть властелины судеб…
12.06.21 0:25 - 13.06.2021 8:35 – 13.06.21 23:05
Свидетельство о публикации №225121902136