Проклятые - Cursed. Ночь I

Рейтинг: 18+/NC-17. Не забудьте прочитать аннотацию, если вы еще этого не сделали!

Кошмар I
Последняя ночь перед отъездом

Жара… Конец августа — 25-е число — а уже чувствуется, как сентябрь тихо дышит в затылок. Воздух тяжёлый, влажный, будто сгустился и повис над землёй. Но при этом неделя выдалась странно пасмурной. Солнце то и дело пыталось раздвинуть плотную, свинцовую мглу, но каждый раз бессильно таяло за серой мглой. Еще не истлел в памяти образ того самого злополучного конца лета… Мне восемнадцать. Я стою на пороге родного дома, куда заехал погостить в честь окончания учёбы — навестить мать, увидеться с младшим братом Ноа, да и с Леей, подругой детства. Домик небольшой, но достаточно уютный — он неизменно пробуждает во мне хрупкие, почти осязаемые воспоминания о прошлых годах.
Однако сейчас я нахожусь на пороге не один… Рядом — двое детей, лет двенадцати: мальчик и девочка, Бельф и Лили, судя по всему — близнецы. Новые соседи, только въехали, грузовик с вещами не тронут. Довольно настырные, бесцеремонно тянут меня за руки, требуя познакомить с младшим… и что с такими делать? В их глазах таится что-то едва уловимое, тревожащее, будто зыбкое отражение того, что скрыто в глубине. При внешней миловидности от их присутствия становится не по себе. Не стесняясь, напрашиваются к нам, пытаюсь мягко отказать, но матушка - добрая душа, лишь улыбнулась и пригласила ребят войти. Гости хоть и шумные, но в еде скромные – осилили лишь пару напитков. Рассказали немного о своей семье — шестеро домочадцев. Мне и представить трудно, каково жить среди такой оравы. У нас-то всего трое. Ребята втроем уселись на пол и начали играть в уно. В этот момент мать, как назло, упомянула о моих стихотворных попытках. Получается у меня так себе, но деваться было некуда — пришлось показывать. На удивление, детям очень понравилось - их глаза светились неподдельным восторгом. Вечереет. Мелкие наконец решили пойти домой и, разумеется, мама настояла, чтобы я их проводил. Мне нетрудно — всё равно собирался в магазин. Когда вернулся, уже стемнело, родные спали. Разложив покупки, я и сам отправился в кровать.
Снится сон. Близнецы снова тянут меня за руки — уговаривая следовать за ними, познакомиться со старшими. Дом пуст. Никого кроме нас троих. Уже поздно, пора бы вернуться, но они не отпускают. Их шёпот липнет к коже, словно невидимая паутина: либо я пойду с ними… либо они заберут младшего. Теперь я вижу их глаза отчётливо. Склеры — цвета алой вишни, полупрозрачные, словно натянутые поверх сети тёмных капилляров. Зрачки — чёрные, размытые, будто расплывшиеся чернила. У Лили в левой глазнице - зрачка будто вовсе нет; у Бельфа же в правом их два — словно один он позаимствовал у сестры. По спине стекает холод. Они держат крепко, словно страх обрёл пальцы. А ведь мне ещё так многое нужно успеть…
Дёргаюсь — и просыпаюсь. Но просыпаюсь ли? Не могу ни пальцем шевельнуть. Надо мной, вырастающий из самой тьмы, нависает Бельф. Мне известно, зачем он пришёл. Сделка заключена. Такова цена... Мысленно пролистываю воспоминания последних трёх месяцев - и с болью принимаю тот факт, что они же были и последними… Пора спать…

Ночь I
Пробуждение

Мой взгляд упирается в потолок, будто намертво приклеенный к нему. Сон бежит прочь, оставляя после себя пустоту. Где я? Тело — ватная оболочка, едва послушная, но мне все же удаётся опустить ноги на ледяной пол. Сознание плавает, цепляясь за обрывки реальности, — сложно на чем-то сосредоточиться. Несколько долгих минут беспорядочно оглядываю помещение, пока зрение не обретает чёткие контуры. На мне — собственная одежда. Полагаю, они забрали её прямо из моего дома. Значит… принесли меня сюда. В комнату, напоминающую тесный ящик. Небольшая спальня: кровать зажата между тремя стенами вплотную к окну, затянутому плотными шторами. Рядом высится гардероб, а чуть поодаль — винтажное зеркало в полный рост и неприметная тумбочка справа от него. Ещё правее — дверь. Меньше может быть разве что чулан под лестницей. Стены, выполненные из богатого древесного массива, словно дышат старыми историями: не слишком тёмные, чтобы поглотить пространство, но и недостаточно светлые, чтобы дарить облегчение.
За дверью раздались шаги. Они остановились прямо у порога, затихли — и после короткой паузы ручка со скрипом повернулась. Тот, кто стоял там, не торопился войти; он выжидал подходящий момент. А затем дверь распахнулась, и в спальню стремительно влетела девочка. Длинные волосы цвета ячменя, с двумя выступающими прядями, украшенные красными бантиками, мягко касались её плеч. В бордовом болеро поверх белого платья с воланами на груди и аккуратных чёрных туфельках она напоминала балерину из шкатулки… Да, я уверен — это она. Та самая. Теперь ей незачем скрывать свою натуру: она на своей территории. Лили — девочка, которая вместе со своим братцем Бельфом оборвала мою жизнь. Для неё всё это было игрой, в которую я не хотел соглашаться играть. Как же хочется увидеть Ноа… Но теперь я здесь. Где бы ни было это «здесь». Комната давит, будто тюрьма. Внутри разливается оцепенение…
— Уже проснулся, братик? — тихо спросила она, улыбаясь уголками губ и чуть прищурив глаза.
Что мне ей ответить?
— … …
Я будто рыба, выброшенная на берег: ни звука, ни воздуха. Беспомощность накатывает волной. Веки расширяются, словно пытаются выбраться наружу, а челюсть медленно опускается вниз.
— Что такое? Не можешь вымолвить ни слова? Не беспокойся, с тобой всё хорошо! Нужно лишь немного попрактиковаться, чтобы заново научиться издавать звуки. Слышала, новенькие быстро привыкают к тому, что их лёгкие бесполезны. Ты — не исключение.
— Не… дышу…
— Именно так! — её голос светился удовольствием. — Я помню, как другого братика учила. Давно-о это было… Он плакал взахлёб. Но ты то не расстраивай сестрёнку, ладно? Я и отсюда прекрасно вижу твоё милое личико. Но бросать тебя в беде нельзя! Давай-ка я тебя научу говорить!
Паника наползает, но девочка стремительно подбегает, мягкими на вид ручками берёт меня за щёки и слегка потряхивает.
— Во-от та-ак. Ничего сложного. Попробуй.
Что это было? Обучение? Объяснение? Она всерьёз верит, что этого достаточно? И всё же… её прикосновение, странным образом, чуть приглушает тревогу. Не дышу… Как же… Нужно… Слова…
— К… Где я?
— Ты дома, братик.
Не дав мне времени осмыслить услышанное, она продолжила:
— Я очень рада, что смогла помочь. А теперь будь лапочкой: сходи помой ручки в ванной через коридор, а потом спускайся к остальным в трапезную — семье не терпится познакомиться с тобой. От ванной сразу налево, потом вниз по лестнице — точно не заблудишься. Буду ждать… Надеюсь, спальня пришлась тебе по душе…
Закончив, она исчезла с такой скоростью, будто растворилась в воздухе.
— Н… Но…

•••

Ощущение было таким, будто тело всё ещё плыло в тяжёлом полусне после наркоза. Кончики пальцев не отзывались, как чужие, и я не отрывал взгляда от приоткрытой двери, не в силах поверить в произошедшее. Кто я? Что со мной? Разве эти вопросы я собирался задать? И так ведь ясно кто… Коснулся шеи — пальцами нащупал два крохотных шрама. Меня пробрало до дрожи. Кожа стала пугающе бледной, с тусклым желтовато-зелёным оттенком; ни пульса, ни удара сердца — лишь тишина, расползающаяся внутри, как ледяная пустота. Я не хочу выходить. Не хочу даже знать, что ждёт за этой дверью.
Тяну время, цепляюсь за каждую секунду, хоть и знаю — перед смертью не надышишься… Ха… перед смертью, да? Поздновато, однако спохватился... Но от того, что я буду сидеть здесь, ничего не изменится, верно? Прости, Ноа. Прости, мама. Надеюсь, я оставил вам память только о хорошем, что было во мне, ведь теперь оно может раствориться в пустоте…

•••

Едва удалось прийти в себя. Дрожь ещё цеплялась за мышцы, но идти всё же нужно… Почти выйдя из комнаты, я снова задержал взгляд на большом зеркале. Машинально подняв руку к подбородку, начал всматриваться в собственное отражение — будто впервые видел это лицо. Всегда ли я выглядел так? Или что-то ускользает от понимания? Если на миг забыть о синеватой тени под нижними веками, о фиолетовой полоске губ, обо всем этом легком цианозе, то в остальном… я даже будто похорошел. Но точно не глазами. Они были мутные, с вытянутым кошачьим зрачком — такие принадлежат только мертвецам. Ногти тоже не отставали: пронизывающе-синие, словно оледеневшие. Раздвинув пальцами губы, я проверил клыки — к моему удивлению, они остались прежними. Как и вьющиеся русые волосы, чуть темнее, чем у близняшек. Похожи… словно мы и правда из одной семьи. Что ж, выгляжу я… впечатляюще. Красавчик, не то слово. Будь я сейчас в одной глухой британской деревеньке — Эмили бы точно не устояла. Но хватит на сегодня любований, меня давно заждались…
До ванной рукой подать, но почему-то зеркала тут нет — странно. А коридоры… бесконечные, словно вырезанные из чужого сна, окружили со всех сторон. Половицы местами стонут под шагами, а приглушённый свет и мертвецкая тишина давят на виски, вызывая дискомфорт. Решил прислонить ухо к стене — внутри слышалось что-то едва уловимое, бесформенное, как будто кто-то копошился там, по ту сторону. Пока неподвижно стоял, в дальнем конце коридора мелькнула чья-то тень — быстрый рывок, мгновение, и её уже нет. Пожалуй… пойду дальше. К окну, сияющему призрачным светом где-то впереди.

•••

Луна неторопливо освещала каждый дюйм пространства, будто желая разглядеть, что таится внутри. За стеклом лениво стрекотали светлячки, их пронзительный звон перебивал едва слышное дыхание ветра, отступавшего куда-то в ночь. Кажется, я выбрал неверное направление, но всё равно оказался, где должно. Длинный коридор вывел меня на второй этаж просторного зала. Передняя его часть выделялась широкими окнами с распахнутыми шторами, почти полностью занимавшими стену. Две лестницы вели вниз и сходились у круглого эркера, который сторожило величественное чучело гризли — могучий страж, встречающий каждого, кто осмеливался приблизиться к саду. Я стоял с западной стороны, возле одного из балконов. По бокам высились колонны-близнецы, будто Атланты, удерживающие тяжесть потолка, где висела массивная классическая люстра, похожая на застывший водоворот света. Внутри помещения я заметил несколько внутренних окон — вероятно, вели в спальни. Между ними висели картины с золочеными рамами, а дальше в глубине поблёскивали ещё две лестницы. Стены же были отделаны дорогой древесиной — везде похожие узоры, чуть различающиеся деталями, но единые по духу. Такое место вполне подходит для созданий со страниц Брема Стокера.
Спускаюсь… Я взволнован. Мне не известно о месте ничего, равно и о тех, кто обитает в нём. Какие они? Напрасно искать в этом месте доброту, не с нее началась наша первая встреча. Ноги ещё дрожат. Гулкое эхо моих шагов исчезает в глубине, пока пальцы скользят по перилам, цепляясь за них, словно за последнюю уверенность. Нижняя ступенька — и вот я уже направляюсь к обеденному столу, стоящему ровно по центру трапезной. Он мог вместить десяток гостей, но сейчас за ним сидело семеро. Два стула были аккуратно задвинуты, один — словно ждал моего решения.
— Заплутал маленько? — с ленивой усмешкой подчеркнула Лили, едва заметив меня. — Не беда. Иди скорее к нам, а то на тебе лица нет. Садись, пока ноги держат… Мы то уже почти откушали.
Я присел. Младшая продолжала сверлить меня пристальным взглядом.
— Ну как тебе наша обитель, братец?
— Басараб бы остался доволен.
— Правда думаешь? Наш дом куда скромнее средневековых замков, но мне льстит подобное сравнение. Его портрет, между прочим, висит у меня в комнате над камином. Жаль, не голова, — сказала она с неожиданной досадой. — Это ж надо жалкого человечишку сравнить с нами… Что ещё ждать от людей.
— Значит, вы не родственники?
— А ты надеялся? Пф… Картину подарил дедушка, а подарки нужно чтить, какими бы ни были оные.
Вдалеке скрипнула дверь.

•••

— Ну как же вовремя! — выкрикнул, едва переступив порог, Бельф. — На самом интересном поспел!
Перекошенная ухмылка, зачесанные назад короткие волосы, прячущиеся под восьмиклинкой, лазурный свитер без рукавов поверх плохо заправленной светлой рубашки, под которой копошилась рука, методично почесывая живот; простые чёрные штаны и туфли завершали образ. Так он и явился. Лили дождалась, пока брат плюхнется рядом.
— Ты уже знаешь нас двоих, так что дальше по часовой, — начала она, указывая. — Руфус — наш отец. Затем средний брат Вельз, старшая сестра Асма, мамочка Астер… и дядя с тётей — Акеди и Мам;. Теперь они и твоя семья, так что запоминай.
— П-приятно познакомиться, — выдавил я. — А меня зовут…
Лили драматично поперхнулась.
— Да никак тебя не зовут, братец. Рано ещё, — обрезала она мою едва начавшуюся речь.
— В смысле ни—
Бельф ударил кулаком по столу — гул, словно от колокола, прокатился по залу. Все притихли. Он перехватил слово.
— Не стоит тебе лепетать о прошлом, братец. Считай, не было его. Как и имени. Надеюсь, еще раз не придется напоминать?
Я не знал, что сказать. Просто молчал.
— Вот и славно. Поживи пока так. Подрастёшь — и имя найдётся, — подвёл он.
Лили снова ухватилась за своё:
— Изволь наконец присоединиться к ужину, а то еда пропадет, почем зря.
Верно подмечено. Чувствую себя весьма слабо. Передо мной стейк и бокал густо-красного напитка. На минуту закрыл глаза. Теперь я один из них, и как бы сейчас себя не чувствовал, не стоило выдавать настоящие эмоции. Выбор был сделан давно — ещё до трапезной, до пробуждения в спальне. Ещё в тот день, когда они пришли за моим братом. Это просто цепочка причин и последствий. Имеет ли смысл сопротивляться? Внутри борются две силы, но сильнейшая ведёт меня. Беру в руки нож и вилку. Приступаю нарезать… кровавый стейк.

•••

Лили драматично выждала паузу, не сводя с меня глаз и продолжила.
— Разве тебе не интересно, из чего он?
Произнесла она, когда вилка уже была возле моего рта. Не то, чтобы у меня были вопросы к происхождению «мяса», но я всячески пытался отталкивать неприятные мысли. Глотаю. Это ведь просто филейная часть какого-то млекопитающего. Хищник ест добычу — всё верно. Слюна подступает, давая знак, что я все делаю правильно, долго уговаривать не пришлось. Ломтик исчезает за щекой.
— Молодчинка! Теперь ещё один — за меня, и ещё шесть — за всех остальных!
Донимать меня — её новое занятие? Безвкусно. На миг остановившись, решаю спросить почему.
— Со временем ощущения вернутся. И не только обоняние, — пояснила она. — Потерпи пару-тройку дней. — она задумчиво почесала нос. — Режь маленькими кусочками… Пока клыки не отрастут, будет сложно жевать нашу пищу.
И правда тяжело жуется. Стоп, что?
— Клыки? У меня всё на месте.
— Нээ, — промычал Бельф с набитым ртом. — Эт пока такх… Врэмя не пришшло, подожжи пар дней.
Отрезаю еще кусочек. Я точно тронулся. Кто бы на моём месте стал бы изображать спокойствие и любезно общаться с монстрами?
— Тэбе как, намана есть задм наперет?
— Что?
— Я канеш не знаю наврняка, но ты не всегда был лефшшой?
— Нет. Даже не обратил внимания на это.
— Значт, угадал, — он проглотил остаток. — Теперь у нас тут ещё один уникальный проклятый.
— Братик, мы тоже уникальны! — немедленно воскликнула сестра.
— Э-эт верно, но э-эт - другое. Но я польщён, как сильно мы с тобой повязаны, — он тронул кулаком правую грудь. — Аж сердце прыгает! И поскольку семья тебя приняла — веди себя прилично. Без глупостей. Помни, любой торчащий гвоздь - забивают. Был у нас тут один такой «казус» — да весь вышел. — он мельком посмотрел на Вельза, потом снова на меня. — Можешь обращаться к нам с сестрой, мы тебе как открытая книга. Не бросать же на произвол своего опарыша.
— То есть, технически, ты мне и брат, и отец?
— Ха! Технически — да. Но у нас порядок простой: кровь от крови по старшинству. Не люблю играть в няньки, но твоя мордашка мне по душе, так что окажу услугу, коль придется.
Он перевёл взгляд на дальнюю часть стола.
— На худой конец к этим заморышам обратись: Асме или Акеди. Эти запоют хоть с кем, что в их положении со-овсем не удивительно. Так что многого от тебя не требуется — будь паинькой, и всё будет тип-топ. Capiche?
— А у меня есть выбор?
Малой ехидно улыбнулся.
— Быстро смекаешь. На этом всё — я к себе. Устал от всей этой болтовни. Покеда!
Он ушёл. Вот тебе и близнецы: лица будто фарфоровые маски, аристократические черты, хищный прищур. Такие похожие — и такие разные. Никто не посмел перечить им. Каждый держал язык за зубами. В этой атмосфере вряд ли удастся поговорить с кем-то ещё — похоже, они и сами не стремятся.
Передо мной — пустая тарелка и нетронутый «напиток». Следовало начать именно с него, а не бросаться на более сложное. «Скушать лягушку» — как оно есть. В бокале растворяются два кусочка льда. Я подношу его к лицу — ищу запах. Напрасно. Пора попробовать.
— Миленько! — Лили возникла сбоку, словно выскочила из тени.
— Ты бы видел себя: покушал и будто ожил!
Как она подошла так тихо? Я вздрогнул — пролил несколько капель. Кровь неестественно потекла по полу и стекла прямо в щель странного закрытого люка.
— Куда уставился? Я здесь.
— Люк.
— А, ерунда. Не думай об этой штуке. Там канализация, не более.
— Понятно… А что со мной?
— Ты не слушаешь, братик? Еда возвращает нам силы и кровь снова начинает циркулировать по телу, а без «топлива» она быстро густеет и застывает. Поэтому нам важно питаться вовремя! Но не отвлекаю — у тебя дел полно. — Она наклонилась к моему уху. — Следуй совету братца или осмотрись в доме. Здесь мно-ого всего занятного. Только нижний ярус восточного крыла не трогай и в подвал ни ногой — я сама отведу туда позже. И даже не вздумай сбегать. Мы не выпускаем детишек из яслей — мало ли где споткнутся, да шейку свернут.
Она исчезла так же стремительно, как появилась — чёрной молниеносной дымкой. Теперь многое прояснилось. Залпом опрокидываю содержимое бокала и поднимаюсь из-за наполовину опустевшего стола. Здесь мне более незачем засиживаться.

•••

Решил выйти в сад севернее поместья, «подышать воздухом» — отогнать напряжение, осевшее в груди. Поместье подступало к нему с трёх сторон, но давящей тесноты не возникало: пространство дышало собственным, тяжёлым и пустынным спокойствием. В центре стояла округлая беседка, будто вырезанная из лунного света. А далее… далее возвышалось мёртвое дерево — иссушённый страж, застывший на самом краю мира. Белёсые и голубые ликорисы росли в хаотичном порядке, но все, как по негласному уговору, тянулись к стволу. Я направился к нему неспешным шагом и заметил, что корни древа опасно нависают над утёсом. Высоко. Снизу волны дробились о скалы, вспарывая темноту взбешённой пеной. Вода была беспокойна, словно знала что-то, о чём предпочитала молчать. Лунная полоса дрожала на её поверхности — тонкая, белая, будто натянутая струна. Почему-то казалось, что я ещё не раз буду возвращаться сюда.
— Яблоня, — произнёс кто-то рядом, за спиной.
Я уже было хотел обернуться, как незнакомец сам вышел вперёд. Полагаю, здесь нормой считается бесшумное появление. Это оказался дядя Акеди — в серой юкате с тончайшими светлыми узорами, запаханной слева направо; широким белым поясом и обычных сандалиях. Заметно выделялись темные когти на руках. Лицо ни сильно старое, но и ни молодое, с аккуратной бородкой. От уха к губам тянулся глубокий шрам, а правая мочка была надорванной. Чёрные волосы, собранные в хвост, были прорежены сединой. Что ни говори, поздновато его обратили.
— Это яблоня, — вторил он, пристально всматриваясь в высохшее дерево. — И, как видите, жизнь давно покинула её.
— Проводите аналогию? — спросил я.
Его губы дрогнули в тонкой улыбке.
— Хм… значит, вы не так просты, как хотите казаться. Позвольте спросить: как вы смогли?
— ...
— Когда мне впервые довелось вкусить человечину, я колебался, — произнёс он негромко.  — Но вы… вы другое дело.
— Полагаю, каждый, кто колеблется, рано или поздно проигрывает. Я выбрал иной путь.
— Истинно так. Но выбор… не обязан быть таким. Неужели вы готовы так просто отказаться от своей человечности?
— Я… уже проклят. Какой смысл притворяться кем-то другим? Не лучше ли поскорее привыкнуть к новому образу… жизни? Принять себя, а не плестись за наивными фантазиями?
Акеди положил ладонь мне на плечо.
— Вы правы. Ничто не изменит монстров снаружи, но кто останется внутри - зависит исключительно от нас. Не собираюсь давить, но… нет ни одной причины хотя бы не попробовать себя в искусстве. Оно может стать маленьким мостом, удерживающим тень того человека, который когда-то существовал. Даже Асма не оставила свои картины.
— Я подумаю… - выскользнуло с языка. - А что вы такое сделали близнецам?
Дядя призадумался.
— Не стоит засорять этим голову.
— И все же. – продолжил настаивать я на своем.
Акеди медленно почесал лоб, протяжно выдохнул и продолжил речь.
— Эти дети злятся не от того, что мы не такие, а от того, что они не такие как мы. Им претит сама мысль, что у нас было прошлое до всего этого. Увы, их никто не в силах изменить... Они родились в проклятом мире и другого знать не могут. Потому и делают все, что в их силах, а именно - нести страдания окружающим. И не за чем ждать от них иного. — он убрал руку, словно обрезав мысль.
— Не очень это смахивает на счастливую семейку, да?
— Верно. Но что есть, то есть… И вот еще что, не волнуйся за нас с Асмой – мы птицы высокого полета, близнецы ничего не посмеют нам сделать, они горазды воздух сотрясать, не более. Ежели рискнут перейти черту — господин Руфус возьмёт дело в свои руки. Но сомневаюсь, что всё зайдёт так далеко.
— Не думал, что глава семьи способен на них повлиять.
— Естественно, способен! Просто не любит вмешиваться без основания. Да и знает, что я и сам за себя постоять могу. А обидные слова… меня не ранят. Пока душа чиста — ничему меня не сломить. Надеюсь, вы тоже не окажетесь исключением… А сейчас, не изволите ли оставить меня одного?
Я кивнул с одобрением и направился обратно к дому, затем нерешительно остановился, чтобы окликнуть его:
— Дядя… В прошлом… я писал стихи.
Акеди обернулся наполовину, взгляд стал мягче.
— Я тоже, — произнес он и продолжил смотреть в даль уходящего горизонта.
Ветер ласкал хрупкие цветы с травинками, словно заботливая мать лелеяла дитя, пока в саду задумчиво стоял одинокий самурай, сторожащий улыбающуюся Луну.

•••

Вернувшись внутрь и проводив колонны прощальным взглядом, я спустился по лестнице мимо церемониальных доспехов и вновь оглядел трапезную — теперь уже окончательно опустевшую. Пространство казалось необитаемым, но ощущение, что у дома есть своя воля – ни на минуту не покидало. Сейчас все выглядело так, словно кроме самой семьи здесь не существовало ни души: ни захудалого слуги, ни тени дворецкого. Лишь мое ощущение уверяло меня в этом, как всегда хрупкое, ненадежное и способное подвести. Снова медленно провел глазами по залу. В дальних углах ютились небольшие круглые столики с вазами, рядом — уютные скамьи с мягкими сиденьями; возле них лениво отсчитывали время напольные часы с маятником. Но не они притягивали внимание. Прямо над дальней дверью, царственно и неумолимо, висела гигантская картина — уже знакомый мне сад с яблоней зимним утром. От нее веяло леденящим холодом, и дело было вовсе не в изображенном времени года. Издали казалось, будто полотно настолько живое, что иней проступает сквозь краски, пробиваясь наружу. Странно, что я не заметил ее ранее.
Направляюсь туда, откуда должен был спуститься по совету Лили, если бы не заблудился. Ковровая дорожка тянулась вверх, словно язык голодного зверя, и я шел прямо в его пасть — дверной проем, — пока путь не преградили Вельз и Мам;. Теперь настал их черед предстать моему взору. Оба носили темные тканевые перчатки, скрывающие когти. Видимо, когтей не было лишь у меня да у близнецов. Но во всем остальном они разнились до невозможности. Всепожирающие очи брата, обрамленные болезненно-бледными веками, будто проникали в самые глубины души. Его волосы отличались от моих - только рыжим оттенком, а в довесок к ним шли редкие веснушки на щеках и переносице. Нижнюю половину лица скрывала черная хлопковая маска. Смоляного цвета безрукавка с капюшоном сидела как влитая, а серые бриджи и простые кроссовки завершали образ. На вид — мой ровесник, если само это слово здесь вообще уместно.
Тетя же держалась с вызывающим достоинством, балансируя на грани вульгарности. Кожа цвета сандала, гладко выбритая голова, возвышающаяся над нами с Вельзом почти на половину, длинные золотые серьги и массивное ожерелье. Сапфировая рубашка с глубоким вырезом, почти черная обтягивающая юбка с высоким разрезом и торчащей из нее ногой, а также темные туфли на каблуках. Разношерстная семейка — как ни крути. Ее взгляд, не менее голодный и пронзительный, оценивающе скользнул по мне сверху вниз. Она посмотрела на брата и едва заметно кивнула — «ну что скажешь»? По крайней мере, мне это так показалось. Вельз слегка прищурился; за маской угадывалась улыбка. Он протянул ко мне руку, приглашая вглубь восточного крыла, туда, где, по всей видимости, находились спальни взрослых.
Именно тогда я и услышал странный шум. Он доносился из холла южнее и стремительно нарастал. Спускаться было бы долго, поэтому я вышел на балкон прямо над ним. Парочка оказалась там даже быстрее меня. Успеваю заметить закругленные лестницы по обе стороны, напольные часы, зашторенные окна, выстроившиеся у главной двери, словно легионеры вокруг центуриона. Где-то подо мной журчал фонтан, но этот звук тонул в приближающемся грохоте. Кто-то бежал, спотыкаясь, что-то падало и разбивалось, и в этом хаосе начали различаться слова.
— Ну сколько можно лезть к нам под ноги, выродок? — голос Бельфа резал слух.
— П-п-прос…
— Заруби себе на носу: ни один слуга не должен попадаться на глаза хозяевам!
Они почти добрались до парадного входа. Парень лет шестнадцати пятился назад, сметая все на своем пути. Темные волосы до плеч, белая рубашка, черный жилет — классический наряд обслуги. Вельз нахмурился, но вмешиваться не стал. Мам; взяла его под руку, пытаясь утешить, и, кажется, это самую малость да помогло. Мне же оставалось лишь наблюдать.
— В прошлый раз ты чуть не утопил мою сестру! Теперь еще и мельтешишь под ногами! — Бельф схватил парня за ворот и впечатал в дверь.
— Я… п-п…
— Завали варежку! П-п… Ф-ф…
— Довольно! — прогремел властный голос отца снизу.
Бельф бросил короткий взгляд в сторону Руфуса. Инцидент угас, но не без яда напоследок.
— Запомни паскуда, тварь! Еще раз ошибешься — мигом окажешься за нашим столом. И уж поверь — не в качестве гостя. — он отпустил бедолагу.
— С-с-пас…
— Иди, пока дают, шваль…
Парень быстро исчез, а его шаги растворились в стенах поместья почти мгновенно.
— Ну даешь, братик, — внезапно возникла Лили. — Показал, кто тут главный.
— Верно, сестренка. Дедушка Зереф гордился бы мной!
— Какие потрясающие у нас детки, Руфус… — раздался голос Астер оттуда же снизу. — Но вам пора в библиотеку, мои сладкие… А то мама расстроится, узнав, что вы мало читаете. Идите ко мне малютки, я вас обниму и провожу до книжных полок...
Так и близнецы исчезли под нами, а мой взгляд снова был переведен на второй этаж. Вельз с облегчением закрыл глаза, словно выдохнул, и протянул ко мне руку уже во второй раз. К счастью или сожалению, в этот раз вмешалась Асма...

•••

Асма вцепилась в мою ладонь и утащила меня к спальням с такой скоростью, что я едва удержался на ногах. Пока мы бежали, ее рубиновый шарф, почти до пола, вилял, как хвост счастливого пса. Мы влетели в комнату рядом с моей. Асма разжала пальцы и резко повернулась.
— Что ты делаешь?! – с возмущением спросила сестра.
— А на что похоже? Пытаюсь влиться в коллектив.
— Ты вообще понимаешь, куда они тебя звали?
— Полагаю..., они хотели сделать мою первую ночь незабываемой?
— Вот как… — почти шепотом. — Я надеялась, ты не такой. Надеялась, что не станешь легко принимать происходящее, словно в этом доме всё — норма. Еще и эти любители инцеста чуть не увели… — фыркнула напоследок. —  Благо проклятые бесплодны и на том спасибо…
Она задумчиво выждала паузу.
— Сегодня я уберегла тебя от беды, посмотрим, надолго ли. В любом случае — с тобой уже в трапезной многое прояснилось.
— Не слишком ли ты плохого мнения обо мне? Вдруг я намного лучше, чем кажусь?
— Охотно верю… — с долей скепсиса выронила Асма.
— Для тебя я настолько негодяй?
— А разве нет? Тогда объясни — почему?
— Я уже говорил дяде: не вижу смысла сражаться с ветряными мельницами.
— Но некоторые сражаются…
— Заметно. Бельф с Лили просто в восторге от ваших «сражений».
Она окинула меня холодным, почти презрительным взглядом — таким, каким смотрят не на собеседника, а на чужака.
— Думаешь, они тебе ближе, чем я?
— Ну… характер у них, мягко говоря, скверный, не буду лукавить. Но мы вроде бы по одну сторону.
— Поживи еще немного в этих стенах и со временем все поймешь… если будет кому понимать.
Она замолчала и направилась к открытому балкончику. Комната утопала в полумраке: лишь бледный лунный свет, пробиваясь сквозь стекло, касался стен. Занавески метались от ветра, изображая бесплотных призраков. Разорванный когтями холст на мольберте и разлитые краски без слов кричали о чьем-то не задавшемся дне. Остальная мебель почти не отличалась от моей, разве что здесь не хватало зеркало и еще помещалась двуспальная кровать — словно намек на иную степень одиночества. Когда она облокотилась на перила, я наконец разглядел ее внимательнее. Шарф продолжал биться на ветру. Кудрявые каштановые волосы до плеч, прихваченные гофре, почти не двигались; лишь маленькая родинка слева под губой ловила лунный отблеск. Мы казались ровесниками, но в ней чувствовалось едва заметное старшинство — или усталость. Белое платье-водолазка, серый кардиган, черные колготки и парусиновые туфли придавали ей вид хрупкой, неуместной здесь творческой натуры. Есть ли тебе вообще место в этом доме? Сколько же судеб сплелось под крышей этого мрачного поместья…
И все же ссориться с ней сейчас казалось особенно неправильным. Я подошел ближе. Ее глаза были обычными для таких, как мы, но зрачок — странный, будто распускающийся цветок. Так было только у нее. Лицо бледнее остальных; казалось, она намеренно недоедала, истощая себя.
— Прости. Я не хотел тебя задеть или начинать ссору… особенно в первый день. Просто на меня слишком многое навалилось… Впрочем, не стоит. Это лишь оправдания.
— Видел Вельза? — слова с трудом сорвались с ее губ.
— А?..
— Когда-то он был жизнерадостным, ярким и полным энергии. А теперь… Он принял свою сущность почти без сопротивления. Посмотри, что с ним стало. Хочешь так же?
— Я… не знаю. Я просто не хочу создавать проблем. Или чтобы их создавали мне. Прошлого все равно не вернуть.
— Сегодня тебе удалось балансировать на краю пропасти и не сорваться, — произнесла она тихо, словно боялась разбудить само место. — Но что дальше? С каждой ночью безумие здесь будет только сгущаться. Всё, что ты видел, — даже не вершина айсберга. Даже не…
Фраза рассыпалась, не успев обрести форму. Она вздохнула.
— Сколько бы лет ни прошло, это место не станет святым. Мы — в яме, что пожирает человеческие тела вместе с душами. Никто здесь не способен сохранить себя целиком, не утонув в бездонных пучинах отчаяния…

•••

Теперь мы стояли рядом. Асма смотрела в сторону тёмной лесополосы, а где-то далеко на севере море дышало глухо и ровно, будто пыталось заглушить её горькие слова.
— Вот почему картина в комнате выглядит так, словно её растерзал дикий волк? — нарушил я тишину. — Или это тонкий жест современного искусства?
— Много ли ты в этом понимаешь?
— По крайней мере, очевидное подмечаю.
— Неудачная работа, — отрезала она после паузы. — И… я несколько потеряла контроль.
— Понимаю, — смена темы будто оттянула её от края мрачных мыслей. — Значит, картины в поместье — твои?
— Увы. Ни одна из моих не была завершена.
Интересно, сколько уже раз она так «теряла контроль»?
— Муза покинула? — поспешил спросить, пока мог.
— Считай, что так. Я не люблю говорить об этом.
— А о чём тогда любишь?
Асма едва приподняла голову.
— О Луне, например. Она заливает землю холодным светом, но всё, что творится здесь, будто не имеет к ней отношения. Кто она — безразличный странник или безмолвный надсмотрщик? Как и дом, она неизменна… как и эта нескончаемая ночь.
— Ты о чём?
— О силе этого места. Мы заперты в вечных сумерках. Покинуть поместье можно лишь через центральный выход… или шагнув с обрыва — в забвение. А стоит уйти в лес — и не заметишь, как поместье вновь окажется перед тобой, будто насмехаясь.
— Получается, у нас тут своя карманная версия Бермудского треугольника в бесконечной ночи?
— Отнюдь, биологию не обманешь. Как только тело начнёт клонить в сон — так и сляжешь. Потому часы здесь повсюду. До шести утра лучше быть в постели.
— Значит, ванную желательно посетить заранее… пока на массу не надавил.
— Ванную? — она едва усмехнулась, а затем несколько встревожилась. — Нас моют слуги, пока мы в летаргии. И за порядком в доме они же следят.
— Слуги нас… купают пока спим?! — меня передёрнуло от одной мысли об этом. — Насколько же крепким должен быть наш сон?
— Крепче, чем думаешь. Хотя при опасности мы пробуждаемся. Как Лили — когда выскользнула из рук Натаниэля в наполненную ванну.
— Натаниэль — тот самый заикающийся слуга из холла? Знаешь его?
— Некоторых знаю… Увы, самого момента я не застала, но уверена — это был он. Год назад мальчишка ещё говорил нормально.
— Значит, это из-за…
— Моих младших брата и сестры.
— «Твоих»? Вы совсем не похожи.
— К сожалению, это правда. Мы — прямые потомки Руфуса и Астер. Я старшая. Так уж вышло, что они родились мёртвыми. Дед пожертвовал всем ради бессмертия рода, и Владыка исполнил его просьбу. Мы все прокляты, но участь близнецов — страшнее. Владыка забрал их тела… а спустя долгие годы — вернул. Представь, что чувствовала мать. Столетия неизвестности — и вот ей уже не важно, кто они. Лишь бы были рядом. А отец… его душа — загадочнее этой ночи.
Её лицо дрогнуло, но слеза так и не сорвалась.
— Хватит о них, — резко сказала она. — Давай лучше уведем беседу в более приятное русло — сестра опередила меня — намеренно, лишая шанса спросить о Владыке.

•••

Темы сменялись одна за другой, и её лицо постепенно светлело. Словно раненые звери, мы молча зализывали друг другу раны — таинство лишь для двоих. За дверью раздался звон десятков часов. Несколько механизмов слились в гулкую, давящую какофонию, наполняя коридоры и напоминая каждому о своём присутствии. Затем — тишина. Обманчивая, выжидающая.
— Тебе пора, — произнесла сестра. — Не забыл? Ложиться нужно вовремя, даже если проснулся позже обычного.
— Помню. Тогда расскажи еще вот о чем, напоследок: почему мне нельзя спускаться в подвал?
Асма посмотрела на меня потускневшим взглядом.
— Там всё и ничто одновременно. Рождение и смерть. Тайна, к которой не стоит рваться сразу. У тебя впереди — вся вечность. Иди. Со временем дом сам заговорит. И… могу я называть тебя Лиам, только между нами? А то ведь без имени совсем плохо, не находишь?
— Разве что, между нами. — с одобрением произнес я.
— Благодарю… Постарайся не потерять себя здесь, братец.

•••

Я ушёл. Печально осознавать: в любой семье есть трещины. Человек ты или вампир — неважно. Всегда находятся те, кто соблюдает правила, и те, кто ломает их. Вопрос лишь в том, куда это приводит. Асма посеяла во мне сомнение — крошечное, но живучее. И всё же моё решение осталось прежним. Одно ясно: многие скелеты в шкафах придётся находить самому, и не уверен, что всегда это будет легко… Выйдя в коридор, я заметил слева промелькнувший силуэт Вельза. Согбенный, иссушенный, он исчез в проёме собственной комнаты. Что сделала с ним Мам;, если он стал похож на полутруп? Хотя… куда уж больше?
Так прошла моя первая ночь в новом обличье — ночного существа, ведомого жаждой и чем-то сокрытым. У каждого здесь своя слабость. Боюсь, моя ещё не показала себя. Раздвинул шторы, еще раз вглядываясь в оковы вечной ночи, и почти сразу приземляюсь на кровать. Мой взгляд снова упирается в потолок, будто намертво приклеенный к нему. Закрываю лицо ладонью — и сон уносит меня туда, где мне не суждено оказаться…

Холодным взглядом Луна
светит на одинокую яблоню,
вместе мы мерзнем в ночи.